Снег и источник

— Мне не нужны другие шинки! — воскликнула Вайшравана. В груди Казумы что-то сжалось, когда она уткнулась головой в его колени, дрожащая, теплая. Это было неправильно — считать её, сломанную горем, со следами от слёз на щеках и растрёпанными волосами, всё столь же прекрасной. Но на Вайшраване не осталось скверны, и главное — она была жива. И всё же. Казума закрыл глаза. Он помог ей выжить, но было неправильным, что он — убийца семьи Ма — был тем, за чью одежду цеплялась Вайшравана. Он не должен оставаться с ней, он не может позволить ей просить его остаться. Она должна стереть имя, изгнать его и завести новую семью, которая не предаст госпожу. Казума взял её руки, чтобы освободиться и сказать... — Все, что мне нужно, это ты, Казума, — рыдала Вайшравана, и он замер. Грудь сдавило сильнее, и, к его ужасу, он чувствовал, что краснеет. — Я больше не хочу испытывать эти ужасные чувства, — плакала она, — я не хочу больше... не хочу этой жуткой боли. Он сжал её руки. — Вы никогда больше не почувствуете этого, Вайшравана-сама, — голос дрожал. — Никогда, пока я с вами, обещаю. Что он творит? Руки дрожали, но костяшки пальцев были белыми. Только так он сможет находиться рядом — стать её лучшим шинки, — ограждая Вайшравану от боли. Поэтому он должен остаться с ней. Она уткнулась лицом в его одежду, и Казума сильнее сжал ей руки. Она всегда была добра к нему, и он поступил правильно, когда спас её. Было ли ошибкой остаться с ней и помочь ей восстановиться? Было ли? — Мне очень жаль, — прошептал он. — Мне очень жаль, Вайшравана-сама. Я сделаю всё, чтобы такое не повторилось. *** Быть единственным слугой, заботиться о госпоже и доме, оказалось трудно. Шинки, которые готовили, убирались и ухаживали за Вайшраваной, больше не было. Казума отвёл её к постели, где как можно лучше укутал в простыни, и она была там все следующие дни, с тусклыми глазами и едва двигающаяся от горя. Он душил в себе беспокойство, чтобы не вызвать скверну на её и так ослабленный организм, старался выглядеть весёлым и улыбаться, когда приходил к ней. — Вайшравана-сама, — спрашивал он три раза в день, — вы не голодны? — Нет, но спасибо, Казума, — отвечала она каждый раз, и это было хорошо, потому что он не знал, что ещё приготовить. Он не жаловался, убирая и сохраняя весь огромный дом. Казума предположил, что богам не нужно есть, чтобы выжить, но он знал, что Вайшравана никогда не бездействовала — любила путешествовать, а он любил быть с ней в форме серёжки, когда она купалась в солнечных лучах. Казума часто обнаруживал закрытые шторы, когда приходил к ней, хотя, уходя, он оставлял их открытыми. Наконец, когда дом был восстановлен, а каждый из шкафов организован и запомнен им, ему больше нечего было делать, кроме как войти в тёмную комнату госпожи и попытаться поднять её. Сейчас был вечер, а она не выходила со времён его последнего визита в полдень. — Вайшравана-сама, давайте прогуляемся. — Я не хочу, — ответила она через некоторое время, и он, сглотнув, подошёл к кровати. — Я думаю, это пойдёт вам на пользу. — Казума дёрнул шторы, бросив треугольник мягкого вечернего света на её лицо. Свет был чисто-голубым, приглушенным снегом снаружи. Она зажмурилась, протестуя. — Давайте, Вайшравана-сама, — слабо попытался он. Если она не захочет, то он не представлял, как можно её заставить, но он должен. Казума уже был одет в толстое кимоно и носки. Он показал ей зонтик, вощёный и весёлого малинового цвета, который нашёл в одном из шкафов. — Пойдёмте вместе, — сказал он, заставив себя улыбнуться, и, наконец, впервые за все эти дни, Вайшравана улыбнулась в ответ. Слабо, но он воспрянул духом. — Ладно, — она оттолкнула одеяло и медленно села. Несмотря на то, что госпожа давно ничего не ела, она выглядела как всегда, только глаза были красными и опухшими. Тонкая ночная юката немного перекосилась, и, злясь на себя, Казума успел заметить сквозь брешь её кожу, прежде чем отвернуться, жарко краснея. К счастью, кажется, Вайшравана этого не заметила. Она поправила юкату, дёрнув его на плечах. — Котома, — позвала она. Казума повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как лицо Вайшраваны на мгновение исказилось от боли. Котома был тем, кто помогал ей облачаться в меховой плащ и был постоянным спутником во время такой снежной погоды как сейчас. Казума сглотнул и смахнул слезу с края подбородка. — Я принёс вам зимнюю одежду, — сказал он тихо, протягивая юкаты, которые нашёл в ещё одном шкафу, и она, фыркнув, кивнула и поднялась, пошатнувшись. Казума взял ее за руку, помогая устоять. — Спасибо, Казума, — прошептала Вайшравана и начала развязывать пояс. Она почти закончила, когда к Казуме, сердце которого бешено колотилось, вернулся голос. — Ва-Вайшравана-сама, чт-что вы... Она нахмурилась в ответ. — Снимаю одежду, — в замешательстве объяснила она, и Казума понял, что Вайшравана не одевается самостоятельно. Конечно, ее шинки помогают ей со всеми этими слоями одежды. И теперь это было задачей Казумы — как единственно уцелевшего шинки. — Да. Да, конечно, — пробормотал он. Казума быстро встал позади неё, сосредоточив внимание на раскрытии юкат, которые принёс, и, когда она выскользнула из одежды, набросил их на неё. Они были тяжёлыми, и Вайшравана покачнулась от неожиданности. Казума поднял упавший на пол пояс и потянулся завязывать его вокруг её талии. Он совсем покраснел, пока закончил. Левый край был намного больше, хотя он перевязывал дважды. Он поклонился, совсем упав духом. Край юкаты висел близко к земле, и Вайшравана споткнулась о него, обернувшись. Юката впереди совсем провисла, открывая изгибы обеих грудей. Краснея, Казума стянул воротник вместе и заткнул ткань под пояс, надеясь, что это поможет. — Мне очень жаль, — пробормотал Казума, чувствуя, как всё внутри сжимается от стыда. А затем, в первый раз с того дня, Вайшравана рассмеялась. Это был тихий и короткий смех. — Всё хорошо, Казума. Выглядит глупо, но это поправимо, — она потянула ткань на правом плече, локте и левом бедре — и внезапно показалось, что он абсолютно подходит ей, немного свободный в плечах и с затянувшимся позади поясом. — Просто продолжай работать, — доброжелательно сказала она и положила свою руку поверх его, когда он не ответил. — Хорошо? Он сглотнул. — Да... да, Вайшравана-сама. Его недостатки не заслуживали её доброты, того, как она сейчас улыбалась и как держала руку на его имени. — Пойдём *** Снаружи падал снег. Когда они вышли, взгляд Вайшраваны задержался на пустых садах, но она продолжила путь. Казума скрыл огромное облегчение. Он помог ей надеть приготовленную обувь, прежде чем она вышла на холод, и с щелчком открыл зонтик, расположив его прямо над ней. Время в поместье госпожи и в местах, где жили люди, было различным. У людей всё было иначе, чем он думал. Дни проходили мимо него, но ему казалось, что сейчас глубокая зима. Он не мог быть уверен, что это всё ещё тот год. К счастью, Вайшравана выглядела более живой, находясь снаружи. Её ноги, поначалу оставляющие глубокие борозды в снегу, сейчас аккуратно шагали. Она останавливалась, чтобы глубоко вдохнуть морозный воздух, будто он уносил истощение и горе из её лёгких. Да, оставить дом, где всё напоминало о погибших шинки, была хорошей идеей. — Как вы себя чувствуете, Вайшравана-сама? — Я чувствую себя, — она прерывисто вдохнула. — Я чувствую себя намного лучше. — Я рад это слышать, — сказал Казума с облегчением. Казума понял, что их прогулка не бесцельна и Вайшравана идёт в определённом направлении, и запоздало спросил: — Вайшравана-сама, куда мы идём? — Сюда. — Вайшравана указала на каменную лестницу. Деревья защищали это место от снегопада, и Казума смог увидеть потёртые ступеньки с осыпавшимися краями и сухими виноградными лозами, проглядывавшими из трещин. Вайшравана поднялась изящно и легко, и Казума поспешил за ней, вытягивая руки, чтобы зонт по-прежнему прикрывал её. Над вершиной лестницы поднимался дым — нет, пар. Казума остановился, переводя дыхание после быстрого подъёма. Они пришли к большому горячему источнику в обрамлении серых валунов. — Казума, ты поможешь мне раздеться? Он был рад, что она стояла к нему спиной и не могла видеть, как он покраснел. Он отряхнул зонтик от снега, свернул его и быстро развязал её пояс. Он нечаянно задел кожу, тёплую и мягкую, и Казума задержал дыхание. Он отвернулся, когда халат соскользнул вниз, ярким пятном приземлившись у ног. — Я подожду, пока вы закончите, Вайшравана-сама, — пробормотал Казума и скрылся, прежде чем она попросила бы помочь искупаться. Он не мог — не мог — быть уверен в себе, потому что даже сейчас чувствовал напряжение в теле, особенно в конкретном месте. И, когда его уже нельзя было увидеть из термального источника, он пал на землю, обтирая лицо снегом, пока холод не отрезвил его. О чём он думает? Как он мог? Как он позволил себе даже подумать о таком? Она была богом. Богом, которому очень больно. Богом, которому может стать ещё больнее от его греховных помыслов. «Стоп! — приказал он себе. — Прекрати!» Когда через некоторое время Вайшравана позвала его, Казума подошёл на дрожащих ногах, помог ей надеть юкату и молчал всю дорогу домой. *** Были хорошие и плохие дни, но разница между ними была незаметной. В хорошие дни Вайшравана предлагала Казуме прогуляться, в плохие — он сам выводил госпожу, и снег позади них был солёным от её слёз. Глаза Вайшраваны были постоянно красными, а мир вокруг — размытым от сдерживаемых слёз. Она смотрела на звёздное небо, но видела только темноту. Боль от потери шинки была в каждой её мышце, словно ножи. Она не знала, как избавиться от этого, но в то же время не хотела избавляться, потому что тогда её шинки действительно будут мертвы. Как и она сама, если никто бы не помнил её имени. Вайшравана пыталась сохранить своих шинки единственно возможным способом, мысленно произнося их имена, хотя никто больше не отвечал ей. Её сердце всё ещё сжималось, когда она звала тех, кого больше не было, чтобы помогли распутать волосы, чтобы помогли одеться. Казуме всё лучше удавались эти занятия, но его учтивость и формализм ранили её. Он так мало смотрел на неё, так мало улыбался ей — в отличие от других шинки. Он так мало прикасался к ней. Вайшравана крепко обняла себя за плечи. Она любила их — улыбки, адресованные ей, общий смех, мягкие и благоговейные прикосновения. Она любила их. Ей так их не хватает. Она прижала ладони к глазам. — Вайшравана-сама, — позвал Казума, открывая дверь, — вы голодны? Вайшравана откашлялась и выпрямилась, заставив себя улыбнуться. — Да Он принес ей деревянную миску, в которой была простая рисовая каша, и ложку. — Спасибо, Казума. Он развернулся, чтобы уйти, её сердце сжалось, и она схватила его за руку. Её пальцы замерли на его имени. — Почему бы тебе не остаться и не поесть со мной? Казума взглянул на неё, осмотрел с ног до головы и снова отвернулся. Вайшравана моргнула. Впервые, сквозь туман горя, что душил её, она почувствовала лёгкий укол в шее. Ох... неужели он?.. — Не сегодня, Вайшравана-сама, — он отвёл взгляд. — Мне нужно убрать на кухне. Он попытался уйти, но она усилила хватку. — Здесь только ты и я. Нет причин беспокоиться о чистоте и внешнем виде. Пожалуйста, останься и поешь со мной. Этот лёгкий укол. Это ли причина, по которой он избегает её, почему так официален с ней? Может ли она помочь ему? Может ли сделать ближе к себе? — Но я приготовил только на вас, Вайшравана-сама. — Всё это? Я столько не съем. Давай я поделюсь. Наконец Казума нехотя сел на край кровати. — Выглядит намного лучше, чем в прошлый раз. В каше не было сожжённых частей, Казума даже умудрился где-то найти зелёный лук, чтобы нарезать в бульон. — Спасибо, — сказал он. — Хотя я знаю, что это хуже, чем то, что вам готовил раньше... — Казума запнулся на полуслове, не желая говорить про других шинки. Он прочистил горло. — Это хуже, чем то, что вы ели раньше. — Я уверена, что ты научишься. Вайшравана зачерпнула кашу и подула на неё. Но, собираясь положить её в рот, она услышала странный звук и замерла, посмотрев на Казуму. У него урчало в животе, и он яростно обхватил его, словно душил предателя. — Ты голоден? — Я собирался поесть позже, — помолчав, отозвался он. — Это не ответ. — Вайшравана-сама, пожалуйста... — На, — она поднесла ложку к его губам, заставляя покраснеть. — Я приготовил это для вас, Вайшравана-сама, — пробормотал он. — Но я хотела бы поделиться с тобой. Давай, Казума, побудь со мной немного. Она все ещё держала ложку, и наконец он решился: проглотил и резко закашлялся. — Хей, ты в порядке? — Да, Вайшравана-сама, просто... проглотил слишком быстро. — И как тебе? — Это... неплохо, — Казума казался удивлённым и довольным. — Вы должны попробовать. Но она уже вновь подносила к нему ложку. Казума сглотнул, покраснев, и послушно открыл рот. Он искал на её лице ответ, почему это происходит, и к тому времени, как чашка почти опустела, он нашёл его в своих воспоминаниях, отпечатавшихся с невероятной ясностью. Казума видел, как она спасала его — спасала каждого, делая своим шинки, никогда не отклоняя просьбу о помощи. Это была его богиня: божество войны, помогающая всем вокруг. Поэтому он так предан ей? Поэтому хотел, чтобы она жила? Но Казума не заслуживал, чтобы госпожа помогала ему или ухаживала за ним, но она продолжала кормить его, и он своим острым зрением заметил кое-что. Её рука уже не дрожала. Её спина выпрямилась, а уголки губ приподнялись. Но каша почти закончилась. — Оставьте немного себе, — попросил Казума, когда она соскребла остатки и поднесла к нему. И когда он добавил «пожалуйста», ложка соскользнула, пачкая ему уголок рта. Он поморщился, и Вайшравана рассмеялась. Это был громкий, восторженный смех. Казума проглотил кашу и прежде чем успел стереть след, Вайшравана наклонилась и прижалась к этому месту. Он почувствовал, как она дважды лизнула, а затем отстранилась. Она улыбнулась, когда её затылок ужалило ощутимее. Тепло от него было приятным и на мгновение заполнило пустоту вокруг неё. Пока достаточно. Хороший день. *** Плохой день. Казума где-то нашёл книгу с инструкциями и теперь мог завязать юкату должным образом. Он натягивал края все плотнее, и каждый раз тело госпожи безвольно дёргалось. Он нашёл заколки и попытался собрать длинные волосы, скручивая их, пока только кончики касались плеч. Они были тусклыми и спутанными, кое-где виднелись узлы, и Казума сглотнул. Он обязан научиться ухаживать за её волосами. — Как вы себя чувствуете, Вайшравана-сама? — Как всегда. Я скучаю по ним. Я скучаю по всем ним. Её голос был пуст. В груди что-то сжалось. — Простите, Вайшравана-сама, — пробормотал Казума, и когда она с лёгкой улыбкой взглянула на него, он постарался не измениться в лице, игнорируя ком вины в горле. — Не извиняйся. Это не твоя вина. Пока у меня есть ты, Казума, всё будет хорошо. И взяла его за руку, чтобы прикоснуться к имени последнего своего шинки. Просто держать его и чувствовать, как слегка утихает горе. Но в следующий миг Казума развернулся и вышел за дверь, оставляя её в пустоте. Казума помог ей надеть туфли, но казалось, старался не касаться её. Он держал над ней зонтик, прикрывая от снега, но делал это двумя руками, лишая её возможности коснуться его имени. Они молча дошли до горячих источников, Казума развязал пояс и распустил её волосы, а затем повернулся и ушёл. Вайшравана вошла в воду, и её тепло согрело кожу, но не холод в душе. Она осмотрелась — шинки, которые расчесывали ей волосы, смеялись и играли с ней, их нет, нет, нет! Она была одной из самых могущественных богов, но никак не могла вернуть их. Ей было так холодно. Вайшравана обняла себя руками, глубоко вдохнула и решилась. — Казума, — позвала она, а затем ещё раз, громче. — Казума. Наконец она услышала, как он медленно шел к ней. — Да, Вайшравана-сама? — Подойди, — она потерла шею, которую начало немного жалить. — Все нормально, подойди. Казума осторожно приблизился к краю источника, все ещё держа зонтик. Он стоял за её спиной, переступая с ноги на ногу. — Вы что-то хотели, Вайшравана-сама? Она взглянула на него через плечо. — Мои волосы спутались. Расчешешь меня? — Я... Конечно, Вайшравана-сама. Только схожу за гребнем... — Не нужно. Используй пальцы. Она отвернулась. В источнике был широкий каменный выступ, и когда она сидела на нем, вода закрывала её только до пояса. Волосы падали по спине и ниже, закрывали лопатки и мышцы спины. Сглотнув, Казума начал — смочил локоны горячей водой и начал распутывать их на снегу. Прикосновения его рук к спине были приятны. Наконец он добрался до её головы, тщательно полил, завёл волосы за уши и мягко провел ногтями от лба до затылка. Это было приятно. Вайшравана откинулась ближе к нему. Это то, чего ей хотелось, — быть рядом. Быть не одинокой. Чтобы к ней прикасались, её любили, её... Она вздрогнула, когда шею вновь ужалило. — Вайшравана-сама, я закончил. Она повернулась. Её волосы были собраны в жгуты от края источника, открывая правое плечо и грудь. — Иди сюда, Казума. Твоя очередь. Она протянула к нему руки. Он покраснел. — Я, я не думаю, что... — Иди сюда, — повторила она. Несмотря на его сопротивление, она стянула его обувь и потянула в источник все ещё одетого. — Вайшравана-сама, ч-что вы. — Казума, — она смотрела на него через пар и падающий снег. — Давай займемся сексом. — Ч-что?! — Я знаю, что ты хочешь. Мою шею покалывает. — Ваша... Казума побледнел и попытался вырваться. Несмотря на все усилия, он все-таки сделал ей больно. — Я сожалею, Вай... — Все хорошо. Все хорошо, это как укус комара, почти неощутимо. Это не будет грехом, если мы оба этого хотим. И оно перестанет жалить, если мы оба желаем одного. Такое уже было раньше, с другим её шинки — её сердце кольнуло, она покачала головой — и... И им стало легче после того, как они прекратили переживать. Хотя, если быть полностью честной с собой, желание помочь Казуме было не единственной причиной, почему она так крепко схватилась за него. Вайшравана что-то говорила. Но Казума не мог понять что, когда она смотрела на него, когда её нежная кожа касалась его руки. Так трудно было вспомнить, почему он запрещал себя касаться госпожи. Особенно когда она просила. Ведь он её шинки. Он должен служить ей. — Давай же. Казума понял, что кивает, и слабым голосом соглашается. Он нервничал и едва взглянул на неё, когда сказал это. Он всё ещё сидел на краю источника, и она, потянувшись, прошептала ему на ухо: — Вот и хорошо. И рукой развела его бедра. Казума задохнулся, когда Вайшравана прикоснулась ладонью к его члену. Он не был полностью возбуждённым, и она мягко потёрла его через ткань, прижавшись губами к уху, пробежавшись языком по мочке. — Прикоснись ко мне, — прошептала она, когда он не начал действовать сам, и почувствовала, как он возбуждается от звука её голоса. Руки Казумы дрожали, когда он окунул их в воду, чтобы растаял прилипший снег, а потом положил на её талию, медленно двинулся вверх, отслеживая выступы её рёбер и мышц большими пальцами. Казума был так нежен и надавливал с нужной силой. Он снова замялся на её груди, но затем взял каждую в руки. Они были настолько приятными — даже приятнее, чем он представлял, смотря на неё, — сжал их и почувствовал, как она вздохнула. Её рука скользнула под одежду и полностью обхватила его член, заставляя полностью затвердеть, и это было слишком неожиданно, чтобы сдержать стон удовольствия. Вайшравана продолжила гладить его, медленно, дразняще, едва прикасаясь по всей длине. Казума сжал ее сильнее, и она вздрогнула — он был слишком груб. Вайшравана нежно потянула его член к себе, и он отпустил её грудь, соскальзывая в источник, и юката развевалась вокруг него. Когда Казума сел на выступ, Вайшравана коленом развела его ноги в стороны и опустилась между ними. Её груди были точно напротив его лица. Когда он так и не решился, она взяла его за затылок — вплетая пальцы в волосы, перебирая хвост, — и притянула к себе, пока он не обхватил сосок губами. Она вздрогнула. Сначала так долго решался, а сейчас опять слишком груб. Вайшравана сжала его волосы. Глаза Казумы были мутны, он рвано дышал ртом, но был готов учиться, как прикасаться к ней, чтобы доставить больше удовольствия. Когда она позволила ему приблизиться, он медленно поднял руки к талии, чтобы держать её, и легкими поцелуями прошёлся вокруг ореолов, прежде чем чуть взять в рот сосок, мягко покусывая. Вайшравана вздохнула от удовольствия. Её пальцы напряглись в его волосах, на этот раз ободряюще, и он повел ладонью выше, деликатно сжимая, двигаясь на другой груди. Он коснулся уже твёрдого соска и, наконец, притронулся кончиком языка к тому, что был между губами. Вайшравана застонала. Её рука на члене ослабла, но один только звук её голоса делал его тверже, и Казума прилагал усилия, чтобы оставаться спокойным и продолжать методично касаться её, перебирая лёгкие облизывания с нежными посасываниями. Кожу Вайшраваны покрыли мурашки от приземлившихся на неё снежинок, и он плеснул на них теплой водой. Её голова склонилась, и длинные волосы упали на него. — Казума. Вайшравана положила руки ему на плечи, посмотрела сверху вниз. Его лицо было красным. Когда их глаза встретились, Казума отвернулся, смутившись ещё сильнее, и она, улыбнувшись, за подбородок повернула его назад. Она закрыла глаза и поцеловала его в лоб, щеку, уголок губ и удивлённо раскрытый рот. Губы Казумы были мягкими, его язык сначала ускользал от её, а затем начал действовать сам. Вайшравана чувствовала, как и так неровное дыхание сбилось ещё больше, когда она устроила бёдра по обе стороны от него, усевшись на его пах. Они отстранились, задыхаясь, и снова жадно прижались друг к другу, пытаясь быстро развязать его пояс дрожащими пальцами. Когда это удалось, она откинула его, распахнула ткань на груди, потянула за воротник, стягивая с плеч, развязала завязки штанов. Он попытался встать, но успел только спихнуть штаны до колен, прежде чем Вайшравана утянула его на пол источника из мягкого песка. Вода поднялась до середины груди, но теперь у них было больше пространства. Вайшравана села на него сверху и вздрогнула, когда Казума охотно обнял её за плечи. Рукава собрались в локтях, с них капала вода, когда он поднялся из источника. Вайшравана подалась вниз и медленно направила член внутрь себя, и их дыхание сбилось, когда он скользнул глубже. Наконец Казума был внутри. Она скрестила ноги за спиной и прижалась лицом к его шее. Он обвил её руками, зачерпывая воду рукавами. — Казума, — вновь выдохнула она, словно получала удовольствие только от звуков его имени. Она была тёплой и мягкой вокруг него и полностью принимала его, его пальцы напряглись на её спине, и он попытался произнести имя. Но голова была пуста, а сердце билось так быстро, и Казума споткнулся. Она отстранилась, рассмеявшись. — Что ты сказал? — В-вайшравана-сама. Я хотел сказать Вайшравана-сама. Она покачала головой. — Но что ты сказал? — Виина, — признался он, смутившись, и она улыбнулась ему, положив руку на волосы, чтобы взглянуть в глаза. — Мне нравится, — сказала она. Оно было короткое, интимное. — Называй меня так с этого момента. — Хорошо, Виина-сама. Но Вайшравана вновь покачала головой. — Нет. Просто Виина. Скажи это. Она насадилась на него глубже, сжала мышцы, и он задохнулся. — Виина-са... Виина, Виина, Виина, В... — затаив дыхание, повторял Казума, когда она начала двигаться вверх и вниз, выпуская его из себя всего на несколько сантиметров. Её мягкие груди и твёрдые соски с плеском поднимались над водой, тёрлись о него, и он сжал её крепче, тяжело дыша. — Б-быстрее, пожалуйста, — и едва смог попросить. Она кивнула, устроилась поудобнее и начала двигаться, но Казума чувствовал, как напряглись её мышцы от усилий. — Вайшра... — она нахмурилась, и, хотя он чувствовал себя кощунственно, начал снова. — Виина. Можем ли мы... Можно ли... Казума потянул её за талию вверх, и она, выпрямив ноги, отстранилась от него. Сбитая с толку, Вайшравана переместилась, когда он поставил её обратно на каменную ступеньку. Она опиралась руками на землю возле источника, как до этого делал он сам. Он положил её ноги себе на локти и притянул к себе. Вода плескалась между их животами. Казума пристроился между её ног, и наконец она поняла и помогла ему, подаваясь вниз и вновь направляя его в себя. В этом положении ему было легче двигаться, и Вайшравана задохнулась, когда он вошёл в неё, и удовольствие прострелило её до кончиков пальцев. Она не могла сесть и продолжала подпирать себя руками, удерживаясь над водой, плещущейся чуть выше пупка. Он прижался губами к её уху, виднеющемуся из-за влажных волос. — М-могу я... — Да, — прошептала она в ответ. Казума склонился лбом к её плечу, осторожно ускоряя темп, отставив мучительную медлительность. Колени зарылись в песок, вода плескалась до ее вздымающейся груди. Она прижала одну руку ко рту, пытаясь сдержать стоны, и переместила другую на край источника, позволяя ему войти ещё глубже, высекая разряды, распространяющиеся по всему телу. Вайшравана так прижималась к нему: её лодыжки были скрещены у него за спиной, а спина изогнулась, и Казума видел, как она крепче сжала пальцы. Всё его тело охватило напряжение, и он стремился облегчить его. — Ка... Она чувствовала, как в животе разрастается пламя, охватывающее каждую клеточку. Казума вскрикнул, толкнувшись глубоко, и задохнулся, всё его тело дернулось, разум потонул в яркой вспышке, когда он кончил в неё. Они задыхались, их тела были покрыты потом, водой и растаявшим снегом. Воздух вокруг был затуманен от пара и их тяжёлых вздохов. Силы покинули Казуму, нервы сдали, и он пошатнулся. Через некоторое время Казума медленно отпустил её ноги, и Вайшравана поймала его, когда он упал, и усадила в воду рядом с собой. Они сидели, восстанавливая дыхание и успокаивая ритм сердца. Вайшравана вздохнула, и впервые за долгое время она чувствовала себя сильной и спокойной, ей было тепло. Она посмотрела на небо, и хотя оно начало темнеть, но не было размытым из-за сдерживаемых слёз. Вайшравана повернулась и усадила Казуму перед собой. Сейчас он был слишком уставшим и не пытался протестовать или уйти. Она прислонилась животом к его спине, разместив ноги по обе стороны от него. Измученный, он легко откинул голову на её плечо. — Спасибо тебе, Казума. Она улыбалась, и он задержал дыхание. — Спасибо вам... Виина. Наконец действительно настала его очередь. Она поцеловала его в лоб и начала прочёсывать волосы. *** Это был последний из плохих дней. Когда они шли домой, Казума заметил, что шаги Вайшраваны стали твёрдыми и целеустремлёнными, её спина — прямой. Она была так тиха на обратном пути, что Казума вздрогнул, когда она заговорила сильным и твёрдым голосом. — Казума. — Да, Вайш... Виина? — Я решила. Я была неправа, обременяя себя своей страшной болью. Особенно обременяя ею тебя. — Ничего страшного, — поспешно заверил он. — Знаете, на самом деле... Он должен сказать ей правду! — Я должен сказать вам, что я... Простите... — Прекрати извиняться! Виина повернулась к нему, поднимая снег в воздух. Её глаза блестели в свете фонарей их поместья. — Это не твоя вина. Единственный виновный — Ятогами. А значит, мы найдём его. Казума побледнел. — Найти Ятогами... Зачем? — Чтобы отомстить за моих шинки Её руки были сжаты в кулаки, глаза сощурены. Где-то между источником и снегом она смогла вытащить из себя ножи своего горя и сейчас держала их в руках, заточенные, отполированные. Это было легко. Она — бог войны.