The Bad Touch

And then weʼll do it doggy style So we can both watch «X-Files» © Bloodhound Gang

Стью заведует той секцией его рассудка, где Билли хранит на стеллажах все фильмы ужасов, которые смотрел хотя бы раз. Все аккуратно расставлено и пронумеровано, хотя Стью никто не назвал бы организованным и рациональным. Две недели назад: Стью спрашивает, целовался ли Билли когда-нибудь с парнем. Билли отвечает, что нет, а потом: какого вообще хрена тебе это знать. Стью высовывает язык и, по-птичьи склонив голову, пялится на него. — Интересно же. Две недели назад, тем же вечером: мать, хлопнув дверью так, что с каминной полки слетает семейный портрет Лумисов, уходит из дому, прихватив только маленькую сумку. Где она сейчас, не знает никто. Тем же вечером: Билли выбирается через окно своей комнаты и, выгнав из гаража отцовскую тачку, папаша все равно валяется пьяный, едет к Стью. — Тебе правда интересно, целовался ли я с парнем? — с этим вопросом Билли всовывает голову в окно комнаты Стью, стоя на узком карнизе. — Блядь, Лумис, это что, вместо «можно войти»? Стью валяется на кровати в обществе россыпи комиксов и коробки из-под пиццы. — Ну так что, интересно или нет? — Я уже забыл, — Стью делает приглашающий жест. — Заходи. — Мать только что свалила из дому куда глаза глядят. — Надо полагать, до того ее глаза поглядели на Морин Прескотт, друг. Билли ничего не отвечает. Прыгает, как был, в обуви на кровать, пинками расшвыривает комиксы, Стью успевает только прижать к груди коробку с пиццей, как единственного наследника, на майке расплывается желто-красное сырно-томатное пятно. Билли плюхается рядом с ним. — Ты мне как будто кишки выпустил, Лумис. Я весь в этом дерьме. А ведь это дерьмо должно было быть во мне. — Ну так сними ее. Стью округляет и без того круглые глаза. — Я бы снял, но, понимаешь, ты пришел такой весь расстроенный…я, приятель, немного опасаюсь за свою девичью честь. — Сними, я сказал. — Тебе религия не позволяет сидеть рядом с человеком, который весь в пицце? Ну хорошо. У тебя есть десять баксов, милашка? В нашем заведении нельзя, знаешь ли, просто сидеть и смотреть, тем более — щупать. Стью кое-как встает, матрац проваливается под ногами, и задирает футболку так, чтобы над поясом джинс показались два дюйма бледной кожи живота. — Дальнейшая демонстрация проводится только при специальном освещении. Мои десять баксов, красавчик. Я жду-уу. Билли роется в карманах и добывает двадцатку. Приподнявшись, одной рукой хватает Стью за ремень, а второй — запихивает смятую бумажку тому в штаны. — Совсем другое дело! — Стью скидывает майку и, раскрутив ее над головой, швыряет в дальний угол комнаты, крутит задницей, прыгая по кровати, соскакивает на пол и исполняет нечто вроде канкана, задирая ноги чуть ли не выше головы, с одной слетает шлепанец и летит через всю комнату — на радость аквариумным рыбкам, которым наверняка до смерти надоела обстановка из камешков и растений. — Эээ…у меня больше нет денег, мисс, я не уверен, что смогу расплатиться за приватный танец. — Если не уверен — дрочи! Билли ничего не отвечает. Медленно, будто нехотя (а на самом деле ему хочется сорваться на второй космической скорости, — как известно, объект, развивший вторую космическую, на Землю не вернется никогда, эту чертову скорость называют еще скоростью освобождения) слезает с кровати. Выделываясь, как жиголо-танцор в мелодраме для баб, подходит к Стью. Сердце у него стучит так сильно, что кажется — кто-то колотит по груди, делая непрямой массаж. Он ни в чем не уверен. А что делать — так ответ Стью только что дал. Как в бочке вниз по водопаду — без всяких предисловий. *** Сегодня: Билли дома появляется только сменить одежду. Все остальное — обеды-завтраки-ужины, ночной и дневной сон, душ, — это у Стью. Никто не видит особой разницы, они уже очень давно завели привычку пропадать друг у друга. Но теперь — пропали совсем. — Терпение, друг мой, вот что тебе нужно. Так гораздо страшнее — когда никто уже не помнит причин. Когда ничего нельзя объяснить. Поверь мне. Если в жутике мне начнут мямлить «он стал маньяком, потому что у него было тяжелое детство», я нахуй всё просто выключу. Постепенно разум Билли выходит на надежную дорожку. Он знает, что нужно делать. — Ну, а ты — ты со мной? — Спрашиваешь. Чем еще развлекаться в нашей глуши? Билли хотел бы сказать — спасибо. Но вслух не говорит ничего. Глаза Стью — перенасыщены играми, комиксами, жутиками из видеопроката, войнами и самоубийцами из новостей, голодом в каких-то африканских странах, дистрофичными детишками, в глазах которых копошатся мухи. У Стью вместо головы, кажется, телевизор. Билли ходит по улицам Вудзборо, распираемый изнутри их со Стью общим секретом. Заходит в книжный, в видеопрокат, в закусочную. Быть среди людей — профилактика. Приличный маньяк старается убивать без свидетелей. Он не собирается, как те дебилы из вчерашнего выпуска новостей, — прийти в школу с винтовкой и перестрелять десяток одноклассников и словить пулю в голову от снайпера. Или, что еще хуже — угодить под суд, и чтобы старые калоши лили слезы — ах, бедный мальчик. Билли запросто плюнул бы кислотой на первого встречного, если тот даст повод, он медленно съезжает с катушек. А внутри пусто. Билли заваливается к Стью — как обычно, через окно второго этажа. комнате кто-то есть. В первый момент Билли кажется, что он куда-то не туда зашел. Перед зеркалом стоит рослая (почти на голову выше) девица в юбке и футболке пронзительно-синего цвета. Жопа, правда, у девицы могла бы быть побольше, а ноги — менее волосатыми, лучше бы те волосы добавились к ежику на голове. И тут до него доходит. — Ага! — кричит Стью, резко оборачиваясь. Юбка взметывается вихрем, открывая ноги по самое не балуйся. — Сюрприз удался! — Ты что напялил, чудило? Когда я говорил про маскарадные костюмы, то я вовсе не это имел в виду. — Мамашин костюм чирлидера. Видишь, какая юбка длинная? Сейчас они только-только трусы прикрывают, а тут — чуть не до колен. Билли кажется: цепочка его ДНК только что затянулась вокруг шеи. Билли кажется: глаза его не отлипают от задницы Стью. Нет, он там уже не раз все видел и трогал, но внутри не бывал — ни разу еще, сдается ли это помещение, и если да — то кому и за сколько, а руки делают все сами, Стью вскрикивает — сначала, как обычно, в притворном испуге, специально — по-девчоночьи тоненько. Билли ниже на пол-головы и легче фунтов на тридцать, но Стью ничего такого не ждал и думает, что все это игры, поэтому поначалу не сопротивляется, а потом уже — вжат лицом в одеяло, чирлидерская юбка задрана почти что на голову, трусы спущены до щиколоток. — Детка, — говорит Билли, кусая его за ухо. — Детка, неужели ты не знала, что садиться в машину к незнакомому дяде очень опасно? Ну просто очень, очень опасно? Стью, приятель с самого детского сада, сообщник в деле, которое через год порвет весь город напополам, а это ближе, чем просто приятель, в детстве они смешали как-то кровь, две недели назад смешали сперму, вдруг исчезает из памяти. В голове Билли: только одна мысль. Кто-то в задранной на голову девичьей юбке перед ним — просто инструмент, чтобы кончить как следует. Как ни разу еще ни с кем не делал. Стью все еще не дергается, покорно стоит, уперевшись коленями в пол, лицом — в кровать, а Билли уже не чувствует ничего, кроме своего члена, и Стью говорит: пожалуйста, мистер, только не делайте мне больно; Билли кажется — он сейчас спятит к чертовой матери, удивительно только, что этого раньше не случилось. — Не вынуждай меня делать тебе больно, детка, — выдыхает Билли куда-то в затылок Стью, тот дергается под ним, нет, Билли еще ничего не делал, только потерся о его зад своим еще упрятанным под джинсы и трусы членом, а хочется ему сейчас — чтобы Стью вопил как в агонии, а потом обмяк и захныкал, можно бы затолкать ему в рот чирлидерскую юбку или его дурацкие трусы. Но черт, рот у него такой сладкий, впрочем, пусть своим ртом Стью сейчас грызет одеяло, и только-то, пусть — недовольные стоны и дыхание тяжелое, и потом обиженное — «я же на это не подписывался, эй!», Билли отступать не намерен, он снова склоняется над Стью и прикусывает того за шею, за загривок, рот заполняется жесткими теплыми волосами, и говорит: — Не шевелись, сучка нетерпеливая. Сейчас попробуешь настоящего мужика. Стью, по-прежнему носом в одеяло, вдруг оборачивается, пытается посмотреть на него и выдает: — Вперед, Вудзборо! Дайте мне помпоны, ебвашумать! В Вудзборо все заебись! — и дергает задом. Еще раз — только зад теперь в другую сторону движется: — Приезжай и убедись!