Солнца луч осветит тьму

Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.¹ Из восточного фольклора.

Моя маленькая комнатка не очень уютная. Уже больше недели я пытаюсь превратить её в жилое помещение, но безрезультатно. Тетя говорит, что у меня всё получится, но если даже нет, то не стоит расстраиваться: она считает, что нам не придется здесь задерживаться. Я же думаю, что ей просто не нравится, что у неё появилось сразу трое детей. В моей стране началась война, и родители решили отправить нас с братьями в более безопасное место. Тетя радостно согласилась помочь (хотя она наверняка просто не понимала, что делает). Иногда мы общаемся по телефону, и родители говорят, что обязательно приедут, как только появится возможность. У меня есть слабые подозрения, что кто-то из них ранен. Вот и сейчас мама твердит, что нам осталось совсем немного. Мальчики охотно верят ей, но только не я. Когда приходит время спать, мне становится так одиноко, что я прокрадываюсь в комнату к братьям и ложусь рядом с Майклом. Они просят рассказать сказку, и я не могу отказать. На этот раз она о глупом рыцаре и драконе, когда-то бывшем человеком. Я люблю рассказывать сказки. Я уже придумала столько разных историй, что не сосчитать. Может, это не очень скромно, но я действительно мастер. Ребята засыпают, когда дракон наконец превращается в прекрасного принца, и я тоже не могу преодолеть себя, чтобы покинуть комнату братьев. Будит меня странный шум и яркий свет. Я недовольно открываю глаза и понимаю, что мы горим. Всё вокруг мерцает и пляшет диким танцем пламени. Я прижимаю Майкла к себе и хватаю Джона за руку. Мы выбегаем из дому. Я сонная и не сразу понимаю, что приехали пожарные и полиция. Мы находим тетю, но она словно не видит нас. Сидит на коленях и громко рыдает. Она всегда была слишком гордой и сдержанной, и кажется, словно сейчас стена, удерживающая её чувства, развалилась, как и этот дом. — Не плачь, — говорит Майкл, хотя я чувствую, что и он очень расстроен и сам вот-вот заплачет. К тете подходит полицейский, но она не отвечает на его вопросы, продолжая безутешно рыдать: она жила в этом доме с самого детства. Тогда тетю забирает «скорая», и мы с братьями остаемся одни, не понимая, что делать и почему нас бросили. Майкл тихонько хнычет, и я сама готова расплакаться, но вдруг к нам подходит невысокий темноволосый парень и говорит: — Вам пока некуда идти, а тетя явно не может о вас позаботиться. Предлагаю пойти со мной. Вам будет где жить. — А потом мы вернемся к тете? — спрашивает Джон. — Если захотите, — отвечает незнакомец. При других обстоятельствах я вряд ли бы согласилась, но сейчас это кажется мне единственным правильным решением: идти за парнем. Тогда он берет Джона за другую руку, и мы идём подальше от тлеющих остатков дома, так и не ставшего мне родным. — Вы верите в волшебство? — вдруг незнакомец останавливается. Мальчики согласно кивают. Я молчу, хотя если честно, то глубоко в душе тоже остаюсь ребенком. — Тогда смотрите, — и он просто отрывается от земли. — Делайте, как я. Это просто. Мальчики тоже взлетают, и все, что их держит, это я. — Да кто же ты такой? — выкрикиваю, и голос мой дрожит. — Меня зовут Питер, если ты это хотела знать. Отпусти ребят. Я покорно разжимаю пальцы, но мальчики никуда не отлетают, паря надо мной. Питер берет меня за руку, и я вдруг чувствую себя пушинкой. Мы летим, и я не могу отделаться от мысли, что все это — только сон. В темноте я вижу маленькие дома, потом огромные поля, реки, леса… Мы летим над открытым океаном, и наконец появляется чувство свободы, которое, возможно, не появлялось с самого рождения. Начинает светать, и впереди появляется большой красивый остров. Мы направляемся туда. Только когда мои ноги касаются земли, Питер отпускает мою руку. — Добро пожаловать в Нэверлэнд, — улыбается он. Вокруг нас — много деревьев и небольшие деревянные домики. — Потерянные! — громко кричит Питер, и словно по команде, из них выскакивают дети: много детей. Они накрывают на стол просто на улице, и поздравляют нас с прибытием. Я замечаю, что Питер, как и большинство детей, одет в удобные зеленые вещи, хорошо маскирующие среди листьев. Уверена, при нашей встрече он был одет совсем по-другому. В ответ на мой удивленный взгляд Питер улыбается и заговорщицки подмигивает. И вот — я уже в хорошеньком сарафанчике вместо дурацкой ночнушки, а пижамы мальчиков сменились на костюмы как у Питера. Я замечаю, что мы с Питером — самые старшие среди ребят. Тогда он рассказывает, что в Нэверлэнде никто никогда не взрослеет. Это не очень меня удивляет, ведь совсем недавно мы пересекли океан по воздуху меньше чем за час. После пира нас с братьями ведут в один из домиков, где для нас уже подготовлены места. И здесь я чувствую дом гораздо сильнее, чем у тёти. Прежде чем лечь спать, я думаю о родителях и о бедной тете и надеюсь, что она не заметит нашего отсутствия. Наверное, стоит как можно скорее вернуться. Но утром моя решительность уходит. Я просыпаюсь от того, что солнце светит в окно. Но оно не мешает — я просто выспалась. Рядом с кроватью на тумбочке стоит тарелка со вкусно пахнущими блинчиками. Кажется, я попала в рай. Переодеваюсь (в шкафу полно красивых платьев) и заглядываю в соседние комнаты: Майкл и Джон уже куда-то ушли. Оказывается, они играют вместе с ребятами на улице. Им так весело, и, когда ко мне подходит Питер, я просто не могу сказать, что хочу вернуться, словно часть меня действительно не хочет никуда возвращаться. Это чувство усиливается, когда оказывается, что все дети в Нэверлэнде делают, что хотят целыми днями. Поэтому мы вместе со всеми играем, рассказываем смешные и страшные истории, гуляем по всему острову. Не знаю, сколько времени проходит, но я уже выучила всех ребят и неплохо ориентируюсь в пространстве. Каждый день к нам приходят новенькие, и потерянные, как мы себя называем, устраивают пир. Перед сном я иногда думаю о родителях и тете, но здесь так хорошо, что совсем не хочется уходить. Однажды, когда мы с Питером гуляем по берегу (люблю с ним гулять), к нам подходит странный человек. Он первый взрослый, которого я вижу за долгое время, и он пугает. В его глазах словно пляшут огни и завораживают всех вокруг. Я невольно делаю шаг навстречу ему, но Питер хватает меня за руку. — Чего ты хочешь, Хук²? — сердито спрашивает парень. — Все того же, дорогой Питер, — улыбается мужчина и поправляет свои длинные вьющиеся волосы. — Какая милая девочка! — он переводит взгляд на меня, и всё, кроме его лица расплывается. — Ты её не получишь, — говорит Питер и уводит меня к домикам. На мои вопросы, кто это, Питер не отвечает, и я серьезно задумываюсь над тем, что пора уходить. Вечером потерянные возвращаются из поисков сокровищ, но Майкла и Джона среди них нет. Я бегу к домику Питера, но его там нет. Иногда он пропадал, но сейчас всё случилось так не вовремя… Темнеет, и ребята отказываются помогать мне искать братьев, отвечая, что искали их весь вечер. После встречи с Хуком, как его назвал Питер, я боюсь, что с мальчиками что-то случилось. Я бегу их искать и забредаю в небольшую пещерку, где у костра греются Майкл и Джон. Но с ними еще кто-то. Тот мужчина. — Здравствуй, Венди, — он сверкает глазами. — Здравствуйте, — не могу отвести взгляд. — Есть разговор, моя дорогая. Что-то не так, но какой же у него притягивающий взгляд! — Садись, согрейся. Подхожу ближе, но не чувствую жара костра. Сажусь напротив Хука и все еще не отрываю от него взгляд. — Мне нужна твоя помощь, Венди, — говорит он, и от нежного баса у меня мурашки побежали по спине. — Ты будешь просто отвечать на мои вопросы, дорогая. Пожалуй, на некоторые из них ты не захочешь отвечать, но ты ведь не хочешь, чтобы я забрал с собой твоих братиков? Поверь, милая, там, куда я их отведу, не будет ничего хорошего. Сладкий голос заставляет меня дрожать. Немного справившись со злостью, я говорю (а мой голос больше похож на хрип): — Что нужно делать? — Вот и умница, — улыбается Хук. Его улыбка очаровательна. — Первым делом, Венди, ты узнаешь, где Питер хранит сокровища. Но Питер никому об этом не говорит! Это тайна. Как я смогу предать его? Я в панике смотрю на мальчиков, но они крепко спят, обнявшись, и — я уверена — не слышали ни слова из нашего разговора. Я невольно киваю. — И еще, Венди, — Хук улыбается шире. — Если ты расскажешь кому-то, я все равно заберу Майкла и Джона. А если попытаешься ничего не делать, я сделаю так. Хук щелкнул пальцами, и на миг все погрузилось в темноту. Потом замерцал красный цвет, и я почувствовала, как по всему телу распространяются ожоги, словно кто-то вылил на меня много кипятка. Куда бы я не уходила, ожоги убегали вместе со мной. Кипяток уже казался ледяным, но всё ещё причинял боль. В тот миг, когда я подумала, что больше не смогу терпеть (а больше ни одной мысли не появлялось), послышался далекий щелчок — и я уже снова в пещере без единого красного пятна на теле. У меня нет выхода. Мы с Питером больше не гуляем: я больше ни с кем не гуляю. Но решаю проследить за парнем, и спустя несколько дней после страшной встречи вижу, как он входит в одну из пещер, достает из стены камень, за которым проход. Уверена, там он и хранит те сокровища. Хук дал мне свисток, с помощью которого я сообщила бы ему, где же этот дурацкий вход. Что я и делаю, когда Питер уходит. Надеюсь, это первое и последнее поручение. Но зря. Хук появляется из ниоткуда, и просит показать, где именно сокровища. Из всего золота он выбирает всего одну монетку, а потом берет меня за руку, и мир исчезает перед моими глазами. Прихожу в себя я на берегу. Но это точно не тот остров, где живет Питер с ребятами. Хук сидит рядом и улыбается. И хуже всего — то, что от этой улыбки мне теплее. Я не чувствую, что сделала что-то плохое, ведь от одной монетки Питер точно не обеднеет, а Хука, похоже, она действительно спасет. — Знаешь ли ты, Венди, что это за монетка? — мужчина радостно глядит на меня, словно только что получил все сокровища мира. — Это цена за твою жизнь, глупышка. И Питер сделает очень многое, чтобы получить её обратно. Возможно, он обменяет тебя на нескольких потерянных. Я не совсем понимаю, что он говорит. И уж точно не думаю, что из-за моей глупости Питер согласится отдать Хуку кого-то из ребят. Хук напевает песенку, и я не могу не заслушаться: его низкий голос прекрасен. А потом появляется Питер. Из ниоткуда. — Шоу начинается, — улыбается Хук, а Питер хмуро переводит взгляд с меня на него. Мне вдруг становится очень стыдно и страшно. — Венди, идём обратно, — говорит Питер, не отводя взгляда от Хука. — Нет-нет-нет, — мужчина протягивает перед собой руку с монеткой. — Она моя, да, золотце? — непонятно, к кому он обращается: ко мне или к монетке. Я делаю шаг навстречу Питеру, и понимаю, что мое тело меня не слушает. Теперь мне по-настоящему страшно. Еще один рывок — бесполезно. Хук громко хохочет, и его смех проникает внутрь меня вместе с воздухом, который я судорожно вдыхаю. Я словно оказываюсь в тесной клетке, из которой нет выхода, и все, что я могу делать, — это дышать всё чаще. — Венди! — восклицает Питер. — Он не может тобой управлять. Ты должна это понять. Слезы катятся по моим щекам, потому что Питер врет! Это я не могу собой управлять, даже слова сказать! — Тик-так, — смеется Хук. — Время не ждет. — Венди! — голос Питера дрожит. — Ну же! Я продолжаю тихо плакать. Хук отобрал у меня все, кроме возможности плакать. — Венди, иди ко мне… — шепчет Питер, и, когда я остаюсь на месте, надежда в его глазах тает. Но вот он поднимает голову и решительно говорит: — Как ты можешь думать, что стоишь всего лишь как этот кусочек металла??? То, что он присвоил твою монетку, не значит, что он присвоил тебя. Так подойди ко мне, и мы покинем это гиблое место! Я замечаю, что Питер стоит за невысокой аркой (или она только что появилась?), и чувствую себя как-то по-другому. Смех Хука больше не отражается землетрясением внутри моей головы — он прекратился. Я с легкостью делаю шаг навстречу Питеру, и еще один, и еще… Стоит протянуть руку, и я прикоснусь к нему. Но вместо Питера моей руки касается Хук, его хватка совсем слабая — если я захочу, то легко отдерну руку. Но что с этим человеком? Я не хочу его покидать! И что со мной? Как я смогла так быстро к нему привязаться?.. — Дорогая моя, милая Венди, — шепчет Хук, наклонившись над моим ухом, и по моей спине пробегают мурашки. Скажи что-то ещё… Я закрываю глаза, наслаждаясь легким прикосновением его руки. — Венди… — слышен отдаленный голос Питера. Тихое, безо всяких украшений и сладких слов, мое имя слетает с его уст, словно молитва последней надежды. Да что же я делаю?! На миг я сомневаюсь, должна ли так поступать с Хуком, но уже поздно: я в крепких объятиях Питера. И он, словно всё ещё не верит, повторяет мое имя. Он отводит меня подальше от арки; я оглядываюсь и вижу, как монетка в руках Хука превращается в песок, и он осыпается на пол. Контур арки расплывается, но я еще замечаю надпись над ней: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Мы с Питером вновь летим над океаном — уже вдвоем — и совсем скоро находим наш остров. Нэверлэнд. На берегу нас ждут ребята, и среди них Майкл с Джоном. Они подбегают и обнимают меня. — Я так по тебе скучал, мама, — плачет Майкл, а у меня внутри всё остывает. Мама. Пообещав братикам, что больше никуда не денусь, я отправляюсь на прогулку с Питером. Надеюсь, парень собирается все объяснить, но он молча ведет меня вдоль берега. Мы доходим до больших камней и удобно усаживаемся на них. — Он бывает убедительным, я знаю, — начинает Питер. — Спасибо, что смогла уйти. Как глупо, что он извиняется; это я — предатель. — Это не твоя вина, — продолжает он, — я должен был проследить… — Питер, — шепчу я, — это было лучшее, что со мной происходило: жить в Нэверлэнде. Но нам пора домой. — То, что случилось сегодня, больше не повторится. Обещаю. — Дело не в этом… — я вдыхаю. — Майкл назвал меня мамой. Он забывает наших родителей, и, боюсь, я тоже. — Венди, — Питер опускает глаза, — даже если вы вернетесь домой, то не найдете своих родителей. Они мертвы. — Как? — мне не верится, что это случилось; глаза застилает пелена из слёз, и я не могу себе простить, что не была рядом. — Они погибли во время обстрела города. Мне очень жаль, — Питер обнимает меня за плечи. — Но, Венди, они с тобой. — Ах, замолчи! — я повышаю голос и отодвигаюсь. — В моем сердце, да? Пока я их помню? Я не хочу их помнить, я хочу их видеть! — Нет, они здесь, в Нэверлэнде. От удивления я даже перестаю плакать. — Они здесь, — повторяет Питер. — Новенькие. Сьюзи и Ник. Так ведь звали твоих родителей? Я вспоминаю лица ребят, возрастом едва старше Майкла, и только сейчас нахожу схожесть между ними и мамой с папой. — Но почему… -…они ничего не помнят? — мой вопрос завершает Питер. — Здесь никто ничего не помнит. Так проще. — Но я помню! — Ты особенная. Ты должна помочь мне защищать ребят от Хука. Именно поэтому он выбрал тебя первой. — А почему мои родители стали детьми? — Здесь все стали детьми. Чтобы не было ссор. — Но я не изменилась… А я почти взрослая. — Ты особенная, — повторяется Питер, и к моим щекам приливает кровь. — Ты, как и я, сможешь понять, чего хочет Хук. Чтобы защитить остальных. Я не уверена, что могу всё осмыслить. Не хочу, чтобы Майкл называл меня мамой. — Погоди… Но если мама с папой погибли, и они здесь, тогда мы с братьями… — внезапная догадка молнией пронзает меня, и на глазах вновь выступают эти чертовы слезы. — Да, Венди. Твоя тетя не была так привязана к дому, как ты решила. Она плакала по вам. Питер обнимает меня, и его футболка скоро становится мокрой с одной стороны. Это не то, чем — я ожидала — всё закончится. Но спустя некоторое время я понимаю: я должна помочь Питеру. Больше никто не попадется на крючок³.