Пора любви

Тигрице нравится быть тигрицей. Она потеряла имя при рождении: родители не оставили записок, только дочь в приюте в гнилой корзине; там же, в Бао Гу, была она чудовищем, когда маленькие пальчики ломали палочки лёгким нажатием на дерево, там же – нарекли тигрицей. Шифу же – не мастер Шифу ещё тогда для неё – имени не спрашивал. А потом само повелось, Тигрица то, Тигрица сё… Вошедшие в Нефритовый дворец всё равно себя, рождённых, чаще всего теряли. Сказки и иллюзии – туда же. Сказка тигрицы закончилась на первых тренировках. Одобрение Шифу исчезло, как дымка над свечами, остались – боль, придирки и уравнивание с немногочисленными другими учениками кунгу-фу, приходящими и уходящими. Маленькая Тигрица опускала голову и теребила ужасные медные волосы в углу, а по ночам горько-горько ревела от того, что так успела полюбить этого Шифу. Жестокого старика хотелось называть папой. Приходилось – мастером. Но Тигрица всё равно в три ручья плакала и так себя за это ненавидела. Со временем – прошло. Со временем – истёрлось. Прошлое – забыто, пускай верит в это до конца лишь мастер Угвэй. Какой-то пронырливый посыльный шепнул ей историю Шифу: оставили в двенадцать на пороге Нефритового дворца, и всё. Маленькая девочка внутри неё шмыгнула из жалости носом. Тигрица же сделала так, чтобы посыльный больше здесь не работал. О нет, не убила, разумеется. Персиковое дерево божественной мудрости дарит покой и потоки Космоса лишь взрослым. Тигрица не достанет ни до одной ветви со своего роста, хотя уже сравнялась с Шифу, и у неё есть только некрасивые медные волосы, два-три родимых пятна и её сила. Но что сила для дерева? Тигрице десять и она уже не плачет. Сегодня ушёл последний ученик из тех, кто пришёл в Нефритовый дворец вместе с ней. Мастер Шифу вслух подумывал закрыть набор, но не стал спорить уже со своим наставником. - Двери наши будут открыты для всех, - сказал ему Угвэй. И разозлившийся Шифу отменил её тренировку. Поэтому Тигрица пошла медитировать, и ничего у неё не получалось. Пахло персиками. Руки и ноги болели так сильно, что слезились глаза. Пахло персиками – сладкими, перезрелыми немного, сочными, которые так редко можно было увидеть в Бао Гу и в которые сейчас так сильно хотелось вонзить зубы вместо какой-то там медитации. Тигрица стиснула зубы. Надо сосредоточиться! Но даже головокружительная высота манила её сильнее медитации. А персики – сильнее высоты и горных низких облаков. - Отчего ты не берёшь персики? Тигрица дёрнулась, едва в пропасть не свалилась и быстро вскочила. Мастер Угвэй вселял в неё непонятный страх; как и всё очень старое, даже древнее, внушает потаённый страх в каждого ребёнка. В лицо ему она старалась не смотреть, так как взгляда этих спокойных глаз она никогда не понимала. Угвэй выше Шифу. Угвэй намного-намно-о-ого старше… А пауза-то затягивалась, как бы медленно великий мастер ни подходил ближе. Тигрицу этим уже не обдурить – девочке довелось видеть, насколько быстро он мог двигаться в бою, и дурацкое прозвище «черепаха», данное ему в Долине Мира, казалось ей невероятно нелепым. - Так что персик не берёшь? Не любишь? - Я… я люблю… - не решилась ни солгать, ни увильнуть от вопроса Тигрица. - И хорошо, - старик улыбнулся. – И я люблю. Посох коротко стукнул о дерево, и персик упал прямо ей в руки: настолько зрелый, что тонкая кожура лопнула, стоило ей слегка коснуться. Его головокружительный сладкий фруктовый запах ударил девочке в голову. Тигрица не выдержала такого издевательства. Девочка вонзила зубы в сочащуюся соком мякоть до того, как подумала об этом, а об Угвэе вспомнила только тогда, когда испачкалась по самый нос. Но к её удивлению мастер подмигнул ей и отправил персиковую косточку в далёкий полёт в пропасть. - Давай ты. Секрет в том, чтобы сдавить пальцами сильнее. Тигрица знала эту забаву, правда, вишнёвые косточки летели лучше. Снаряд из её рук улетел даже дальше и исчез в небольшом облаке. Село солнце, когда кончились все персики с земли. Тигрица мысленно отказалась от ужина. А ещё от персиков – на ближайшие лет сто. - Шифу совсем мрачный. Только ты теперь его корни. Но ты вырастешь совсем в иное дерево, - ни с того ни с сего произнёс мастер Угвэй, когда девочка уже почти забыла, что он – мастер, а не просто чудной старик, швыряющий с ней персиковые косточки со скалы. Тигрица моргнула. Она не уловила такой быстрый переход. К тому же, внутри ей вдруг стало спокойно и тихо. Ветер забросил ей прядку на нос. - Я волосы обрежу. - Режь. Или – не режь. - А вы цените настоящее, так как не помните прошлого? – вдруг ляпнула она дерзость, которую в приюте ляпнуть было некому. В Нефритовом дворце – просто нельзя. Не девочка она, а ученица мастера Шифу. Однако мастер Угвэй почему-то не стал её ругать. И снова подмигнул, а глаза его светились, как звезды из персиковых цветов и темная листва. - Ты меня раскусила. Только не говори Шифу. Обещаешь? - Да… Да, конечно! - А теперь ты бежишь к себе, пока никто не заметил, что давно уже отбой. - Ой! И Тигрица неслась со всех ног. Тигрице стукнуло десять, когда появилась она – вместе с зимним солнцем*. Пришла на праздник серебра: зелёное платье танцовщицы с лентой, розовые цветы за ушами. Красивая – ослепительно просто. Стояла она по правую руку высокого мужчины с кустистыми бровями, который, посмеиваясь, выдыхал кольца диковинного дыма из трубки. Особенно бросались в глаза его длинные, с острыми концами, ногти. Когти? - Зубы, - охотно рассказала Тигрице девочка-танцовщица. – У папы ещё зубы заточены особо. А под ногтями – яд гадюки. - Разве так можно?.. - Главное так сделать с зубами в детстве, когда только молочные потеряешь. У нас в клане так все делают. Папа говорит, что мы подобны драконам. Глядя на ядовитого мастера, Тигрица готова поверить, тем более что её саму в доме или не доме и в Нефритовом дворце нарекли диким тигром. Глядя на его маленькую дочь – трижды нет, нет-нет-нет. Девочка не более, чем танцовщица с ленточкой, ветреная и лёгкая, все мысли только о цветах. - У тебя так же? – всё же спросила Тигрица. Мастер Шифу, снова любимый ею, учил не недооценивать противника. - Не-а, - она широко улыбнулась, демонстрируя дыры в тех местах, где должны быть клыки. – Пытались, да мои не крепкие. Выпали. Грустной она не выглядела. Тигрице захотелось забыть о той, кто так счастлива и без бесконечных тренировок. Праздник закончился. Мастера, одетые в серебро, стали обычными и ушли защищать свои дома и селения. Через три дня Тигрица впервые сломала руку, и кричала так, что Шифу её в первый и последний раз пожалел. На четвёртый день, у врача в Долине, Тигрица сотни раз услышала о восхитительной танцовщице с алой лентой – захотелось забыть о ней, вычеркнуть из памяти беззубую драконшу… Ведь на Зимнем Пиру, так почитаемом среди мастеров кунг-фу, о котором она только слышала и видела, как закрылись ворота залы, даже музыки не было. Через шесть месяцев танцовщица с лентой: в том же платье, с той же лентой, - стояла у дверей в Нефритовый дворец, в почтении склонив перед Шифу голову. Мастер без эмоций взял у неё послание. Открыл – закрыл, резко, быстро. По блату в Нефритовый дворец не пускают. - Это ничего не значит. - Папа знает. Но папа просил передать. Почтительна. Лжёт или нет? - Родители переоценивают своих детей. На площадку! К удивлению Тигрице, она оказалась мудрой: бросилась так, словно за ней все демоны мира погнались. Колкое чувство, связанное с Шифу, мигом пропало, так как ничего хорошего в ближайшие минуты возможную новенькую не ждало; либо мастер решит сам её проверить, либо поставить в спарринг с кем-нибудь из учеников, каких немного. Синяки на её коже будут в любом случае. Из странной солидарности Тигрица спряталась под карнизом, чтобы Шифу её не нашёл. В спаррингах с ней плохо становилось слишком многим – не то место, где силу сдерживать нужно, только направить. И направляла Тигрица всё больнее. - На тебя нападут. Ты постараешься защититься. Всё ясно? - С лентой можно?! – выпалила. - Как хочешь. Ты – сюда, - Тигрица не знала этого юношу, но он старше: четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, все они на одно лицо и на две головы выше. И танцовщица маленькая, тонкая, как ивовый прут, с широким лицом и бирюзой в глазах. – Давайте же начнём. Тигрица опустила голову на руки и поставила секунд десять. Не недооценивать противника, она помнила. Однако она ошиблась. Танцовщица управилась с оппонентом за каких-то пять и взглянула на Шифу с ошеломляющим восторгом. Тигрица поморщилась, так как мастер Шифу был приятно удивлён. Для неё у Шифу такой эмоции не существовало. Думал мастер не долго, взмах палкой – оставайся. - Пусть имя назовёт… - услышала Тигрица чужой голос. – Не то, что родители дали – слабой и беззубой. А своё. - Ей рано, - Шифу строг, Шифу справедлив. Но Тигрица прекрасно понимала, как мягок взгляд Угвэя, как легко под ним становятся, а мысли разворачиваются белым свитком. - Гадюка – как отец. - Гадюка – как ты сама, - возразил Угвэй и указал на неё длинным пальцем. Гадюка с почтением поклонилась. Годы шли, и ночи с синяками, и дни в тренировках не давали думать о Гадюке. Слишком разные они были, как настоящие змея и тигр, а потому не находилось у них ничего общего, и Шифу даже не ставил их друг против друга. Гадюка убегала вечерами в переливающуюся огнями Долину Мира и любила каждого жителя, как своих оставленных ради кунг-фу сестёр; Тигрица перебиралась через ограду в тёмную рощу, и только один фонарь – её собственный – освещал девочке ночь. Ей двенадцать. Ей двенадцать, а на прохладной улице – двенадцать ночи. Скоро придёт осень. Кончики её пальцев дрожали, а железные деревья разговаривали между собой. У них тоже есть мудрость, только своя, про стойкость и сухость чувств, а не про мягкость персиковых. Домой пора. У Тигрицы подгибались ноги, но плакать она уже разучилась. Ей главное только то, чтобы мастер Шифу не заметил, что она ходит в рощу – отругает только, скажет, что слабая, скажет, что рано. Тем раньше – тем лучше. Так она когда-нибудь его удивит, наверное. Тигрица упала недалеко от ворот. Звезды опрокинулись, а тело беззвучно закричало от боли в искалеченных об деревья конечностях. - О нет, Тигрица! – этот голос. Нет, Тигрица не узнала этот голос. И цветы в волосах не увидела, так как перед глазами всё поплыло, и тонкие руки, поднявшие её с земли – не почувствовала. Правда, после, ей всё было интересно, как так и не пошедшая в рост и в мощь Гадюка смогла её дотащить в тот день до комнаты, да ещё и незаметно. Очнувшись, девочка увидела бинты на своих руках. Ласковый свет небольшого светильника рисовал на них узоры. - Ох, милая, очнулась, - Гадюка добра, мила, ласкова, чудесна – ну, так в селении говорят, и среди других жителей Нефритового дворца говорят. Тигрица с ней не разговаривала. - У тебя переломов нет, поэтому доктора я звать не стала, - Гадюка опустила ей на лоб душистый компресс. – Но у тебя даже жар был. Мне кажется, ты перестаралась. - Неправда… - слова еле вышли изо рта. - Правда-правда, - произнесла, словно пела. – Ты не волнуйся, все перетренировываются. Ну, рано или поздно… Мне так мастер Угвэй сказал. Если Угвэй – то спорить богохульно. - И ты тоже?.. – сипло. - Я ещё дома. Так же лежала. Но у тебя совсем ужас. В рощу железных деревьев нельзя до пятнадцати лет – можно так покалечиться, что потом не сможешь заниматься кунг-фу вообще никогда. Тигрица уже бесстрашна, но это был именно он – глухой отчаянный страх. Кунг-фу - её жизнь, нет ничего, кроме кунг-фу, кунг-фу: это дворец, дом, персики с мастером Угвэем, её невероятная сила и ловкость. Это мастер Шифу и, в конце концов, просто Шифу. Поэтому она резко села, зашипела от боли, и Гадюка легко маленькой ладошкой толкнула её обратно. - Не надо. Ты же хочешь поправиться? Тигрица затравлено кивнула. - Хорошо, тогда вот как сделаем. Ты сейчас в моей комнате. Тебе надо пока лежать, так что я попрошусь тренироваться с мастером Шифу, чтобы он не заметил, что тебя нет. Если что – мастеру Угвэю скажу, он добрый. Добрый – ну да, самую суть ухватила. Тигрица протянула к ней руку, но вдруг в сознании мелькнуло странное желание уничтожить соперницу, растерзать, стереть и похоронить в роще железных деревьев – она резко одернула ладонь. Чудовище. И почему только соперница? Они же не враги… Наверное, совсем в голове помутилось. Тем более, что Гадюка сейчас как Хуа То**, и ни в коем случае нельзя её обидеть. Гадюка каким-то чудом поставила её на ноги всего за неделю, а рощу железных деревьев Тигрица обходила стороной до пятнадцати лет. То, что этот идиот пришёл к Угвэю и вообще факт их знакомства – это безумие, чудо и желание вышвырнуть этого рыжего за ворота. Нет, Тигрица тоже рыжая, но её рыжина – благородная, как у огня, тёмная, как шкура зверя, и Гадюка, решив вдруг, что они подружки, втёрла ей краситель в несколько прядей. Теперь они чёрные, и Тигрица – тигрица. А этот скорее как обезьяна. Ещё глупые веснушки, глупый курносый нос, глупая палка, глупые бананы – где он их берёт? – глупое бахвальство, глупое стремление помочь всем и вся, когда надо и нет, ведь он умудрился опоздать, помогая какой-то старушке в городе. - Да ладно тебе, не рычи, мальчишки все такие. - Рыжие и с бананами? – мрачно. Но Гадюка почему-то засмеялась, как змея сгибалась в идеальном шпагате к своей ноге. Теперь их обучение шло совсем отдельно из-за разности стилей, но иногда Тигрица любезно соглашалась подержать её ноги для растяжки. Никто в Нефритовом дворце не обладает такой гибкостью, даже мастер Шифу. - Да как ты это делаешь? – вырвалось всё же у Тигрицы, когда другая нога чуть поднялась вверх к спине. До этого момента девочка представить такую позу не могла. Гадюка очень довольно хихикнула, а ведь у неё даже цветы из волос не выпали. К слову, во время тренировок они тоже на своём месте оставались. - Это секрет, - мягко и удовлетворённо. – У тебя тоже много секретов. Это правильно. Давай другую ногу. Тигрица послушно придержала вторую, и Гадюка, отзеркалив себя же, поморщилась. Возможно, выходило больнее-хуже-тяжелее… - Мы же не мальчишки. Нам положено иметь кучу секретов. Тигрица пожала плечами. Она всегда была открыта и проста, и тверда – как дерево. Хотя мудрецы говорят, что в дереве множество тайн, но Тигрица видела только древесину и листья. С другой стороны, только она знала, сколько её корней тянутся в сторону Шифу. - Ты можешь представить мастера Шифу молодым? - Нет, - мгновенно. - Уф-ф, хоть не я одна… Как будто он таким раз – и появился. Тигрица снова дёрнула плечом. Что она могла сказать? Представлять мастера Шифу мальчишкой было бы кощунственно. Все ровесники другого пола казались ей туповатыми, и все люди в целом – чужими. Шифу тоже чужой. Но Шифу она по крайней мере любила: с морщинами, с густой сединой, с косичкой на затылке, с пронзительными юными голубыми глазами… Только это молодое Тигрица готова была признать. И она надеялась, что не добавятся те ученики, на которых они будут пристально смотреть. - Ты готов? - Всегда готов! Удар ногой, Гадюка ловко встала на руки – два удара ногами снизу, а её противник отлетел к Тигрице. Как оказалось, рыжий новичок – старше, что совершенно не мешало его игнорировать три года им обеим и за глаза называть обезьяной. - Прости, брат мой, мне показалось, ты сказал «готов». - Нет-нет, я не умер, спасибо, что спросила… - просипел он. Тигрица точно знала, что все три удара Гадюки пришлись в солнечное сплетение. А ведь он пришёл в Нефритовый дворец не нулевым. - Хватит обезьянничать, - произнесла Тигрица, схватила его за ворот безрукавки и поставила на ноги. Девятнадцатилетний юноша с пробивающейся светлой щетиной был на голову ниже пятнадцатилетней Тигрицы, вернувшейся в рощу железных деревьев. Лес принял её с радостью – взрослую, сильную и прекрасную. Тигрица тоже приняла себя и в свои синяки этот лес. - Ещё раз, - приказ Шифу в стороне; мастер только наблюдал, так как Угвэй посоветовал ему взять ещё одного ученика. - Давай ты, Тигрица, - Гадюка так нежно улыбнулась, что Тигрица дёрнула уголком губ. В отличие от Гадюки, пламя в ней горело ярче, и девушке хватило одного удара, чтобы слёту пробить его защиту. Краем глаза, Тигрица заметила, что мастер Шифу больше не один и навострила уши. Угвэй, который что-то видел в этой глупой обезьяне, мог сказать что-то важное. Но ей не понадобилось в итоге подслушивать: великий мастер подошёл сам и усмехнулся чуть, видя, как тяжело подняться после удара Тигрицы. - В саду Нефритового дворца растут лишь ядовитые цветы, а они распустились к твоему приходу. А ревность – самый страшный яд, - произнёс старый мастер, а Гадюка, уж не поняла Тигрица почему, улыбнулась хитро-прехитро. - Мухоловки, - просипел парень, с трудом поднимаясь. - Останешься? - Да, мастер. Куда денусь. - Только он на обезьяну похож, - хихикнула Гадюка. А Обезьяна, кажется, не обиделся. Ревность. И о чём Угвэй тогда говорил? Всё, что Тигрица знала о ревности – что надо кого-то любить, но о такой любви ей было известно ещё меньше, чем о ревности. Да и кого ей любить? Не взгляды же эти, которым сопровождался каждый поход в Долину Мира вниз? Яркие и горящие, робкие и осторожные, на неё – на всесильную Тигрицу, такую высокую, рыжую, статную, как меч прямую. Все её боялись по-прежнему, однако теперь тигрёнок становился тигрицей, и девушке нравилось затаённое уважение всех и каждого в округе. А любовь – на что ей любовь? Любовь удел Гадюки, которую не боялся никто. Её знали как сестру Тигрицы, как подругу Тигрицы, как танцовщицу, ещё более прекрасную, чем прежде. Гадюка вежливо улыбалась на комплименты, принимала от простых рабочих и сыновей заезжих мастеров и торговцев цветы и гребни в волосы, а носила только цветы и при всей своей благосклонности не ответила взаимностью никому. Пожалуй, Гадюка была гораздо более жестока, чем неприступная Тигрица. - Тебя это забавляет? – спросила Тигрица, когда Гадюка отдала маленькой девочке переплетённый из букета очередного воздыхателя венок. - Я должна начать всё отрицать, но не хочу. К тому же, на меня так же смотрит Обезьяна – так смешно! Смешнее не бывает. Хотя Обезьяна ветреный, весёлый, что с него взять: сегодня Гадюка, завтра дама с зонтиком, послезавтра хозяйка лавки фейерверков… Мастер Шифу не одобрил бы – но мастер Шифу не узнает. - Я люблю тех, кто старше, - неожиданно произнесла Гадюка. – Они умнее, и я не всегда могу им руку сломать. - А кто у нас тут старше? - Да никто. Но Гадюка не выглядела расстроенной. Юная красавица – у её ног можно было в равной степени оказаться от чистоты и ровности черт лица и от жёсткости и силы стремительной хватки. А Тигрица подумала о Шифу, потому что не могла о нём не думать. К тому же, мастер намного старше их обеих. Он неказистый, тощий и до невозможности обычный, от серых глаз до чёрных волос, однако Тигрица сразу же почуяла – останется и будет рядом: как Гадюка, как Обезьяна, а теперь этот, несмотря на его нелепые, длиннющие и тощие журавлиные ноги. Впрочем, в нём в целом угадывалось что-то птичье, взять хотя бы острый нос. - Что ты можешь? – спросил Шифу, и Тигрица заинтересованно качнулась в сторону края крыши: привычного наблюдательного пункта. Мастер Шифу не мог быть слепым и не видеть, что руки его в ссадинах от тренировок, что серая ткань простой одежды натянулась при почтительном поклоне, обрисовывая твёрдые мышцы плеч, а ноги – пускай и тощие – жилистые, сильные и в привычных глазу обмотках. На её памяти, мастер Шифу никогда и ничего не спрашивал у новичков – ничего лишнего. Зато ненавидел слишком выпирающее самомнение, которое частенько встречалось у тех, кто уже не был чист, как лист бумаги. - Убирать территорию, мастер, - с почтением ответил парень-птица и снова поклонился. Шифу нахмурился – с ним шутки плохи. Его бамбуковая палка взлетела и обрушилась, но тот, кому удар предназначался, легко блокировал нарочно прямую атаку. - Лжёшь. - Но убирать правда могу. Я долго этим занимался. Как должна сложиться у человека жизнь, чтобы из уборщиков – в мастера кунг-фу? Хотя мастер тут только один: Шифу. - И ты пришёл в Нефритовый дворец для этого? - Если нет другого здесь для меня места – то да. И я почту это за великую честь. Это мог быть и хороший ответ, и плохой, в зависимости от того, насколько он всерьёз. К сожалению, с крыши, где выражение чужого лица скрывала соломенная шляпа, ничего нельзя было понять. - Мне он нравится, - Гадюка вдруг очнулась от медитации, не шевелясь до этого пару часов, и тоже чуть свесилась с крыши, разглядывая пришедшего в их дом. Тигрица поджала губы: - Дерзит. - А я тоже за него, - заявил Обезьяна и легко повис вверх ногами, когда Тигрица раздражённо попыталась столкнуть его вниз прямо на голову Шифу. Мастер бы, разумеется, увернулся, зато Обезьяне бы досталось; Шифу точно в курсе, что они все торчат, как птицы на ветках, и подслушивают, и терпит только потому, что они не мешаются. И уж тем более не выставляют его посмешищем. До единого дыхания, одной души на всех, им было ещё далеко. Но говоря им об этом мастер Угвэй добавлял, что части головоломки ещё не все собраны вместе. Гадюка верила – ждала других, Обезьяна не верил – и не грузил голову. Тигрица вообще об этом не задумывалась, что бы это всё вообще ни значило. - Откуда ты пришёл? - Академия Ли Да. - Закончил? - Да, мастер. - Тогда зачем пришёл? - Ветер позвал учиться дальше. Я просто ищу себе место. Мастер Шифу кивнул, и сделал это с хмурым одобрением. Тигрица мрачно поджала губы и отвернулась. - Ещё раз. Колени ближе. Упри ступни. Ещё раз. Удар. Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз. В небе закружили листья. Ещё раз. Ещё раз. Листья кружили совершенно гипнотически. Если представить, что это враги деревни или враги Шифу, то можно разорвать их в клочья. Ещё раз. Первый выдохся Обезьяна. У него было меньше всего практики и меньше всего дисциплинированности. На втором часу губы Гадюки стали цвета мела, а Тигрица почти стёрла зубы, наблюдая за несчастными листьями; иногда в роще железных деревьев, она прыгала за ними и там, и здесь, и бегала, и отдыхала… Когда пошёл третий час, Журавль свалился, Гадюка покрылась нехорошими пятнами бледности, а мастер приказал им прекратить. Правда – не мастер Шифу. - Многого ты от них требуешь, друг мой… Но лишь одна похожа на тебя, как две капли воды в горной реке. Тигрица поняла, к кому это относилось. О такой чести она и мечтать не могла, поэтому опустилась на колено и склонила голову. - Встань. И поищи мне персиков лучше, пока я поговорю с моим другом. Персики с персикового дерева. Угвэй наимудрейший. - Что-то случилось, мастер? – Шифу мгновенно встревожился. - А разве что-то должно случиться, чтобы поговорить с тобой? Шифу еле заметно дёрнулся. Обезьяна закусил губу и пихнул Журавля в бок, но тот сохранил приличный вид или просто слишком выдохся. И Тигрица, едва вылетев на тропу и побежав через бамбуковую рощу, вдруг взвизгнула в воздухе, словно ребёнок, словно свобода опьянила её настолько, что она забыла саму себя. И совершенно неважно было, что налетели тучи и под персиковым деревом божественной мудрости её настигли первые капли дождя. Просто Тигрица впервые за несколько лет в голос хохотала – хмельно и влюблённо. В себя, в Шифу и в мир. - Кхм-кхм. Тигрица едва не рыкнула. Но увидев перед собой всего лишь невысокого мужчину, отшатнувшемуся от её агрессии, опустила руки, стараясь не прекращать хмуриться – как мастер Шифу. - Кто вы такой? - Я врач. Меня позвали в Нефритовый дворец… но я, кажется, заблудился. С руками в широких рукавах он поклонился ровно настолько, как старший – младшему, но сильнейшему младшему. Тигрица оглянулась, но вокруг была только единственная узкая тропа к дереву и скалы. Девушка оскалила зубы, ведь умела это делать так же грозно, как настоящий дикий тигр. - И как вы здесь оказались? - Хотел срезать путь. Вон там… и вон там… Я сражался раньше. Но мне захотелось побыть доктором. Но его глаза были слишком хитрыми для врача, поэтому повела его Тигрица с осторожностью. В сумке врача что-то тихо звякало. Кажется, точечные иглы. Может и вправду врач? Но такие иглы могли быть и оружием, причём очень и очень опасным. - Что-то я не слышала ни о каком враче и чтобы его вызывали. - Я быстрый. Как посыльный пришёл, так я раз – и уже здесь. - Насколько быстрый? - Сумку подержи, красавица. Тигрица скривилась, но сумку взяла. В следующее мгновение врач пропал у неё из виду, через три – появился снова с персиком в руке. Девушка кошкой обернулась: на дереве, от которого они достаточно отошли, кто-то успел сбить воду с листьев. - Примерно настолько. Тигрица подавила порыв оскалиться. Почему она ничего не слышала о таком мастере – а он мастер, при такой-то скорости… До дворца они дошли невероятно медленно, и периодически врач прожигал её взглядом. - Что смотрите? - Завидую вашим соседям, мастер… простите, не знаю как вас… Пожалуй, я обращался до этого недостаточно вежливо. - Тигрица. - А вот теперь не завидую, не хотел бы жить с тигром. Тигрица взмолилась об избавлении от его общества. Пусть бы он оказался самозванцем, и ей разрешили бы вышвырнуть его вон. На всего секунды от вида совершенно бледной, взмокшей Гадюки в своей постели заставили Тигрицу молить уже о его мастерстве врачевателя. - Что случилось?! - Тигрица, - мастер Шифу жестом велел ей замолчать, - выйди. - Но!.. - Вон. Стиснув зубы, она выбежала прочь. Все уже разошлись по комнатам, пока у сидящей на ступеньках Тигрицы раз за разом всплывала лёгкая девочка-танцовщица с лентой, какой запомнилась Гадюка в первые дни их знакомства. О болезнях Тигрица не знала совершенно ничего и не смогла бы отличить серьёзное от пустяка, но то был противник, сражаться с которым она не училась. Поэтому Тигрица была беспомощна помочь Гадюке. Вышли звёзды, тучи ушли куда-то на юг. Почувствовал голод, Тигрица съела персик, который почему-то до сих пор не выбросила, и стала прокручивать в голове легенду о Воине Драконе, способным продержаться недели на капле росы и энергии вселенной. Но вместо покоя она вспомнила лишь о чудовище Тай Лунге. Тигрица никогда его не видела. Но его крик, на рёв демонов похожий, слышался ей маленькой в темноте спальни в Бао Гу. Чья-то тёмная фигура показалась на ступенях. Не сразу узнала Тигрица мастера Шифу, который вдруг осел и схватился за голову. Он был слабым, хоть это слово святотатство, он был таким… живым… Могла ли она думать о помощи ему? Тигрица не думала вовсе. - Мастер! - Кто!.. А, это ты, - мужчина напрягся было, но понял, что она всё видела. – Гадюка будет в порядке. Всего лишь простуда. Но я пропустил начало болезни и требовал от неё нагрузок, которые подорвали её из-за болезни. - Мастер… - Это я виноват. Вы мои ученики - я несу за вас ответственность. От удивления Тигрица осела на ступеньки. По-хорошему, следовало уйти к себе и тихо лечь спать, забыв о минуте слабости Шифу. Но Тигрица совершенно не могла этого сделать. С мастером Шифу связывало больше, чем ученичество. - Иди спать. Я буду у озера Святых слёз три дня, а вы – отдыхайте. - Позвольте идти с вами, мастер! - Нет. - Прошу вас… - Нет, Тигрица, - и его голос вдруг стал так мягок, что Тигрица потеряла желание спорить. От его взгляда темнота ночи вокруг наполнилась светом приюта Бао Гу в день, когда она ушла с мастером Шифу в Нефритовый дворец. Ушла домой. - Я хочу, чтобы ты осталась за старшую, и проследила, чтобы всё здесь было в порядке. Справишься? - Да! - Ну-ну, тише… - он вздохнул. - Как же я тобой горжусь. Тигрица онемела, и Шифу вдруг потрепал её по волосам. Когда он ушёл, девушка ещё долго сидела там. Звёзды сияли ей, а вселенная текла через яркий румянец на щеках и бешено стучащее в клетке рёбер сердце. В дни отдыха Тигрица зачастую не знала, чем заняться, но теперь, ворочаясь в ставшей неудобной постели, уснула только под утро – и проснулась соответствующе. Лучи солнца, с приходом которых ей полагалось вставать обычно, пронзали её комнату яркими полуденными лучами, когда Тигрица зевнула и попыталась от них спрятаться. Потонув в чувстве сладкой разбитости, Тигрица выползла наружу только к обеду. Вдобавок, живот болел – так что выходной как раз кстати. - О-па, проснулась, - хихикнул Обезьяна. - Как спалось, сонная царевна? – пропел Журавль. - Отстаньте, - Тигрица отмахнулась от них обоих - мальчишки, сфокусировав внимание на Гадюке. Девушка грела бледные щёки на солнце и тонула в пуховом одеяле. - Как ты? Гадюка улыбнулась, но выглядела всё же плоховато. - Доктор сказал, что свежий воздух полезен, когда теплый, и поможет мне поправиться. Но скоро надо назад, - она погрустнела. - Врач ещё здесь? И что вы здесь все столпились? Вышло громко и зло немного: на болезнь Гадюки и на себя, за расхлябанность. Обезьяна и Журавль дружно шикнули – и когда они только успели сдружиться. Гадюка деликатно кашлянула и, подтянув одеяло повыше, кивнула на что-то за кустарником: - Доктору разрешили остаться. Вон он. Тигрица осторожно отодвинула ветвь. Врач при свете дня был таким же, как при сумерках дождливого вечера, разве что просторные одежды окрасились ярко-зелёным, лиственным. Знак долголетия на ткани подходил его профессии, хотя теперь девушка увидела, что тот моложе, чем казался: тонкие усы и маньджурская коса его старили. Но и те и другими были угольно черными, без проблесков седины. Доктор медитировал и, помня о том, что он был воином, Тигрица не удивилась. Куда больше непонимания вызывало поведение её друзей; Журавль пихнул острым-преострым локтём в правый бок, а Обезьяна зажал слева. - Когда солнце будет на уровне тех ветвей – это рекорд, - шепнул Журавль. - Рекорд чего? - Длины медитации. Он так уже кучу часов сидит, мы засекли. - Да вы!.. - Да тихо, - Обезьяна шикнул. – Всего полминуты осталось. - Дольше только мастер Шифу, а мастера Угвэя мы не меряли. Тигрица закатила глаза. К сожалению, девушка вполне могла представить Обезьяну, залегшего в кустах неподалёку от старающегося сосредоточиться и достичь истинного внутреннего покоя мастера Шифу. Но вот Журавль её удивил – манеры у него были более приличные. Но всё же и она не сдержалась: - И сколько в целом? – Тигрица послушно понизила голос до шёпота. - Шестой час пошёл, - хмыкнул Обезьяна, когда как Журавль не отвлекался от слежки за временем и солнцем. - Гадюка, иди сюда, твой рекорд бьют. - Да не пойду я, - фыркнула Гадюка, никогда не придававшая значения таким вещам, и укуталась получше. Пора бы ей идти в дом, но искра веселья уже поселилась в груди Тигрицы, и она могла бы проводить подругу только через тридцать секунд. В левое ухо Обезьяна принялся отсчитывать свистящим шёпотом: - Десять, девять, восемь, шесть, пять, четыре, три, два… всё! Мастер врач! Тигрица резко заткнула уши; оба – на всякий случай. И вовремя. - Мастер врач, вы побили рекорд! Девушка закатила глаза и постаралась отползти с наблюдательного пункта. Вот недоумки шумные, и она почти позволила себя в эту дурость втянуть. «Мастер врач», - ну что за глупости? И всего лишь за то, что сидит, как богомол в засаде. Но, к сожалению, Тигрица услышала, что доктор присоединился к их шумному ликованию. Никогда бы девушка не признала, что ей тоже интересно, в чём секрет такого терпения. Убежать и скрыться не удалось – он вышел, всё посмеиваясь, и обратился к Гадюке: - Пора бы в дом. Холодает. - Оставайся с нами, дружище! – легко предложил Обезьяна. – Медитировать умеешь, драться научим. - А драться он тоже умеет, - без стыда и совести сдала его Тигрица. - Ну, для мастера Шифу сражаться никто не умеет, - заметил Журавль. – А уж в сравнении с мастером Угвэем, кунг-фу на самом деле больше никому в мире неизвестно. - У меня в прошлом много глупостей… - вдруг сказал врач и замялся. - И ты просто обязан нам их рассказать, - мягко произнесла Гадюка и, улыбнувшись, приняла вежливо поданную им руку. Солнце затапливало площадку светом и жаром полудня, и полированные поверхности костяшек домино сверкали. Журавль дотянулся, ставя три новые, с трудом заканчивая узор; Тигрица стояла на месте, так как должна была помогать ему передвигаться по их большой картине. - Так, я хочу взглянуть сверху. Девушка протянула руку, и Журавль, в прыжке коснувшись, оказался вверх ногами у неё над головой – Тигрица вздёрнула туда лёгкого юношу. - Сколько осталось костяшек? – спросила она. - Немного. Думаю, стоит добавить там, - он указал ногой. – И вон там. Хотя нет, лучше дальше. - А ты допрыгнешь? – с сомнением, хотя зря она так, у Журавля словно крылья были, настолько далеко и высоко он умел прыгать. Но тут даже слишком… - Подтолкни меня. Как пружина. Тигрица вздохнула. Даже если не получится и Журавль всё разрушит – обижаться и сердиться будет нельзя. В конце концов, он ей показал искусство каллиграфии. Она ему – домино. Кто ж знал, что он так увлечётся, что в процессе понадобится кунг-фу. - Только перевернись. - Лучше одновременно. - Ладно. И… Журавль оттолкнулся от её рук вверх, Тигрица согнула локти, и когда уже ногами юноша приземлился ей на ладони – резко оттолкнула в нужном направлении. Журавль с восторженным возгласом пролетел над костяшками и приземлился у самого края узора. Тигрица с облегчением выдохнула. - Ну, теперь итог… - он вытащил из-за пазухи последние кости и поставил их. – Давай. Девушка наклонилась и осторожно щёлкнула по нужной костяшке. Стук сталкивающегося дерева тихим шорохом наполнил воздух, а пластины – трёх цветов – расцвели именно так, как они задумывали. Журавль улыбнулся, сложил руки спереди и поклонился. Тигрица поддалась и ответила тем же. - Мастер. - Мастер. Только как ты теперь выберешься? – Тигрица развязала на себе длинный пояс. – Ой, я не смотрю. Румяный журавль отвернулся, так и не узнав, что верхняя одежда у неё не на голое тело. Тигрица закинула длинный пояс на ветвь дерева и, подтянувшись, в два движения оказалась рядом с Журавлём. Её друг деликатно не поворачивался, пока она не привела себя в порядок. - Ну, ты даёшь… - В каком смысле? - Будто и не девушка вовсе. - Это сейчас играло роль? Журавль пожал плечами. - Не знаю. Но кунг-фу делает с вами что-то странное. - И многих ты знаешь? - Одну знаю. Такая же ненормальная, как ты. - Неужели? – Тигрица поправила узел. - Ну… нет… другая в общем. Когда Журавль это сказал, его бледная кожа на лице до самых ушей покрылась розовыми пятнами. Тигрица подавила смех, поняв, что он так краснеет. Девушка постаралась улыбнуться, пусть и не разбиралась в этом совершенно. - Познакомишь? Журавль засмеялся, сбросил оцепенение и нахлобучил на затылок шляпу. - Вряд ли. Она далеко, и мы не виделись с тех пор, как я ушёл из Ли Да. Тигрица уважительно кивнула. Она слышала, что в академии предвзято относятся к тем, кто не вышел ростом или явной силой. Например, к тощим, вроде журавля. Женщин набирали тоже не слишком охотно. Хотя времена меняются. Журавль смотрел куда-то на восток. На востоке – Ли Да. Тигрицу осенило. - Ты скучаешь по ней?.. - Каждый день, - легко ответил Журавль. Тяжести на сердце и плечах он не держал. - П… прекрати, прекрати мельтешить! - Я не могу, я в панике! Журавль в который раз метнулся из одного угла комнаты в другой, но на этот раз Тигрица рявкнула, поймала его посередине и зафиксировала. Журавль вытаращился на неё, как на приведение или мастера Шифу, застукавшего наглое воровство с кухни спустя три часа после полуночи. - Что. Происходит, - Тигрица чуть тряхнула его, но сжалилась. – Говори. - Мей Линь! Стало всё ясно. Или нет – ничего не ясно. Впрочем, в памяти что-то шевельнулось: на днях несколько мастеров собирались посетить Нефритовый дворец, чтобы познакомиться с мастером Шифу и узнать мудрости Угвэя, потому что каждый знал о втором, и многие стремились хоть глазком взглянуть на достаточно известного первого. Имя Мей Линь было в списке их гостей, но ничего Тигрице не говорило про его хозяина. Хотя, скорей, хозяйку – такое имя редко встретишь у мужчины. Но не ей, носящей имя дикого зверя, судить о таком. - Что за Мей Линь? - Это… ну… ну я её знал. Свет рассвета на горизонте. Ура. Но нервозность Журавля это не объясняло. - И?.. - И теперь она глава академии Ли Да! Ах вот он о ком. Это всё усложняло. Минуточку… - Ты её любишь? - Я не знаю, - хрипло выдохнул он в пространство, обращаясь не к Тигрице. Определённо, он пытался найти ответ на этот вопрос уже давно – и теперь вопрос становился ребром, ведь Мей Линь явится в Нефритовый дворец всего через несколько суток. Ситуация становилась критической и только один человек мог здесь помочь. Разумеется, не Тигрица, совершенно не заинтересованная в противоположном поле. - Пошли к Богомолу. И на тот случай, если Журавль станет сопротивляться, Тигрица стиснула его за тощее, но сильное от тренировок запястье. Богомолу понадобилось время, чтобы прийти в себя от грубого вторжения на его территорию – Тигрица попросту выломала запертую дверь. Последнее время с ним тоже было что-то не так: думал о своём, таился и избегал совместных тренировок на пятерых. Но Журавль был экстренной ситуацией. - Так, - Богомол нахмурился. – Самое важное понять – как ты к ней относишься. Ты влюблён? Ты любишь? Или она боевая подруга? - Подруга тут я, - ответила за Журавля Тигрица, уменьшая немного путаницу в его голове: в воздухе звенела его нервозность и частое-частое сердцебиение. – И Гадюка. Богомол кивнул. - Подари ей что-нибудь. Нематериальное, но то, что лучше слов скажет, что ты чувствуешь – или что видишь в ней. Цветы подойдут. Тигрица фыркнула. Глупости. Но Богомол оставался крайне серьёзен, а Журавль навострил уши и качнулся вперёд. - Выбери цветок с правильным значением. Может, такой, какой о ней скажет. Например, хризантема – символ совершенства, орхидея скажет об изяществе, которое ты в ней видишь. Слива – о том, что она стойкая и сильная, но самая прекрасная. - Я бы записал, - сказал Журавль, а Тигрица поднялась на ноги. Неловкого волнующегося влюблённого она оставляла в надёжных руках, а слушать рассуждения о цветах этих ненормальных – не собиралась. Но время показало ей, что не они здесь совершенно сумасшедшие. Тигрица несколько раз пыталась представить эту Мей Линь: если уж она стала главой академии, то, должно быть, сильна, и у неё есть чему поучиться. Девушка представляла строгость и стойкость, силу и стать всего облика… Что-то такое, из-за чего Журавль так паниковал. А, увидев впервые, приняла за пятнадцатилетнюю. В основном – из-за роста, голоса и отсутствия любых правил приличий, которые испарились из её поведения, стоило только невысокой и удивительно молодой Мей Линь увидеть Журавля. С радостным воплем она налетела на него и едва не сшибла с ног. - Я скучала, так скучала! - И я скучал… - И ты?! - Д-да… И снова визги, вопли и волны радостных эмоций, от которых можно было только неловко отворачиваться. Журавль не замечал ни неодобрительного взгляда мастера Шифу, ни готового со смеху покатиться Обезьяну и глупо улыбался, а Мей Линь определённо плевала с высоты своего мастерства, уверенности и ключом бьющей жизни на любое окружение. Видели они только друг друга – и только друг друга желали видеть. Кажется, Журавль зря так волновался. - Это место… потрясающее! Ты просто обязан мне всё здесь показать. - Да… да, конечно. Колени подкашивались, голос не слушался, а Мей Линь, не утруждая себя церемониями, сгребла Журавля в охапку, словно принцессу, и унеслась, быстрее ветра. Только их и видели. - Мастеру кунг-фу не пристало себя так вести, - ворчал Шифу на грани слышимости. Но Угвэй услышал так же, как услышала Тигрица, всегда ловящая каждое слово своего мастера. - Юность – пора любви. - Я таким не был. Угвэй загадочно усмехнулся, а Тигрица решила, что он не прав. Например, её это всё совершенно не интересовало, только – кунг-фу, боевые друзья, кунг-фу, мастер Шифу, кунг-фу… Мастер Шифу. Шифу. Тигрица выдохнула, беря себя в руки. О некоторых вещах даже думать запрещено. Но иногда ей хотелось быть рядом с мастером Шифу, не учась у него, а просто так – быть. Единым воздухом дышать. Нет, нельзя. Никогда и не ей. Обезьяна ушёл в город. Остальных Тигрица не могла найти и всё больше злилась – ей срочно нужно было ударить не бездушного болванчика. И если она понимала, куда примерно делся Журавль: смех его и Мей Линь слышался и в укромных тихих тропах, и рядом с персиковым деревом, и даже в тренировочном зале, - то Богомол и Гадюка тоже как сквозь землю провалились. Гадюки не хватало особенно, а яд в мыслях мешал радоваться за Журавля. Наверняка, подарил ей сливовую ветвь - слива подходила. Целая роща росла их на горе с запада, и именно поэтому Тигрица решила туда не лезть и не мешать. К вечеру ей надоело. К вечеру она осталась одна и поняла, что очень давно не случалось с ней моментов полного одиночества. Гадюка, Обезьяна, Журавль, Богомол – к каждому она привыкла, как к силе рук и ног. Девушка заметила гуляющую пару слишком поздно и постаралась не узнать, но узнала. Гадюка и Богомол шли рядом слишком близко. А вместо мелких розовых цветов в волосах Гадюки сиял белой чистотой нежный лотос. Когда они переплели пальцы рук, Тигрица прокляла умение видеть в темноте. А когда Богомол остановился, и Гадюка легко оттянула его к стене, к себе, к душе, словно мысли они друг у друга читали, Тигрице стало трудно дышать. Вот теперь она точно одна; у Журавля есть Мей Линь, Богомол целует Гадюку, Обезьяна глупый и не ей дарован. Поэтому Тигрица убежала как можно дальше, в то единственное место, где могла снова обрести покой. Потому что, возможно, сердце её болело не из-за окрылённых любовью товарищей. Тигрица проснулась от тепла, которого не должно было быть. Девушка уснула на камнях и корнях, вокруг неё кружили листья – жаль не лепестки. Холод быстро проник под кожу, но только усыпил, а теперь кто-то укрыл её голые плечи и задубевшие руки. Открыв глаза, она даже не поверила, пока снившийся ей мастер Шифу не заговорил в реальности: - Что ты здесь делаешь? - Простите… - Ты не ответила на вопрос. А что она могла ответить, если лежит, укрытая чем-то точно из его теплых вещей? Тигрица растерялась. Но Шифу почему-то не рассердился. - Ты замерзла, верно? Девушка заторможено кивнула головой. Ног она почти не чувствовала. Мастер Шифу нахмурился, а ей захотелось спрятаться. Рядом с ним она слабая… Рядом с ним Тигрица – не тигрица. Жалкий котёнок. - Если у тебя что-то случилось – ты можешь мне сказать. Я не буду тебя наказывать за что-либо. - Да, мастер… Сказать – ему? Сказать о том, что хочется зацвести, зардеться, но это так глупо и так сильно всё в её жизни испортит? Ни за что. Небо, земля, дерево, вселенная свидетели – никогда. - Я тебе не только мастер. Идём в дом. Тебя нужно отогреть, - её потрепали по волосам. – Как же ты у меня выросла… Тигрица вздрогнула; должно быть, просто холод. Но предательская память подарила ей дорогу от приюта Бао Гу до Нефритового дворца. Подарила ей Шифу, идущего совсем рядом в свете солнца большого-пребольшого Китая, о котором тигрица-чудовище не ведала ничего. Да она и сейчас ничего не знала. - А вы можете побыть со мной? – сказала не она, но та маленькая девочка, который нужен был хоть кто-то, чтобы любить. А Тигрица тут же прикусила язык. Но мастер Шифу всё ещё не сердился. - Могу. Конечно, могу. Но дома – идём. И Тигрица встала, чтобы снова вслед за ним пойти. *Подразумевается зимнее солнцестояние. **Хуа То — самый знаменитый медик Древнего Китая