Лиза очень любила притворяться. Наверное, с этого все и началось.
Бесцветный июльский вечер пролетал не так, как все остальные, предшествующие ему. В такие моменты ей больше всего не хватало кислорода. Она задыхалась на окраинах своего города, серого, сухого и посредственного. Открывала окно и припадала к нему всем телом, позволяя пыльному городскому воздуху трепать пряди коротенького черного парика. После залезала на подоконник всем телом, вытягивая стройные ноги в бесстыже коротких шортах и дышала полной грудью, медленно останавливая взор на одинаковых балконах и окнах городских квартир. Костя сидел на диване, уставив надменный взгляд куда-то в потолок. — Я придумаю что-нибудь. И не надо на меня так смотреть. Она снисходительно поднимает на него глаза, уже чувствуя его недовольную ухмылку. Он лишь кивал в ответ, слабо веря в обещания Гордеевой, не раз обещавшей завязать.///
Лиза помнила смутно этот сентябрь, - тогда она еще могла различить день и ночь, прочно сливавшиеся с алкоголем и употреблением наркотиков, - тогда, кажется, она была и впрямь схожа с любимой Уоллес. Зрачки заметно расширились. В декабре Лиза рассматривает плакаты, которыми увешаны стены дорогой клиники, - родителям на нее все-таки не наплевать. Им уже тысячу раз рассказали о выходках несносных дочери и сына, ежедневно выкидывающих что-то новое. Это не волнует отца семейства, дети которого по уши застряли в мире криминала и героина. Гордеева отрешенно смотрит на людей, сидящих у кабинетов, освещенных глянцевым блеском; на себя - с равнодушием и неким пренебрежением. Она любит смотреть в глаза - так больше искренности, наверное, и больше хочется верить в сказанное. Но не получается. Почему-то. В середине февраля Тим перестает заходить к ней в комнату, стараясь не пересекаться даже в коридоре - нет желания лишний раз раздражаться. Мнение друг о друге - хуже некуда. Лиза плевать хотела на впечатления гангстера-неудачника, когда она заваливается домой в нетрезвом виде. Тима вовсе не колышет состояние старшей сестры: к её выходкам он уже привык. А Цыпа перестал восхищаться ею. Гордеева с недовольством смотрит на сломанный ноготь и закусывает губу. Будто кроваво-красной на лбу неразборчиво написано "Миа". В мае Лиза перестает писать книгу после очередного отказа. Теперь проводит бессонные ночи не за написанием новой главы, а посещая ночной клуб. Она застрянет там до утра, снова переходящего в несколько ярких и запоминающихся вечеров, поле которых напрочь отшибает память. Телефон Гордеева в руки не берет - пропущенные звонки от Цыплакова её мало волнуют - слишком много чести; точно знает, что он приедет после трех пропущенных. Теперь Лиза не пьет кофе по утрам.