***
У Ноэля входит в привычку рисовать ноги-чудовища, наброски карандашом, маркером и небрежные рисунки акриловыми красками. В большинстве можно только с трудом узнать ноги, из них растут ягодицы, щупальца или уши, странные и уродливые. Ноги однозначно становятся просто гротескным увлечением Ноэля, независимым от его отношения к собственным ступням или ступням Джулиана. Один раз Джулиан видит Ноэля рисующим непонятный клубок ног и ушей всех форм и цветов. Несколько секунд он смотрит, как Ноэль меняет кисть на одну из зажатых в него в зубах. — Похоже на херувима из ног, — конец говорит он, и Ноэль быстро оглядывается на него; невнимательный, беглый взгляд человека, слишком увлеченного своей идеей, чтобы интересоваться чем-то еще. — Мм? Херувимы, херувим. Типа ангелов? — Ноэль проводит кистью по бумаге, и шероховатый край мазка, которым он прорисовывает линию пятки, влажно блестит. — Это просто должны быть большие ужасные шары крыльев и глаз. Да, точно! — Внимание Ноэль опять притягивается к картине, более интересной, чем присутствие Джулиана. — Как та хиллеровская безумная фигня. Джулиан не знает, кто это, но придется с этим смирится. Наверное, он сам тоже так поступает со своими занудными увлечениями, но Ноэль делает отсылки так, будто забывает, что Джулиана не было с ним в художественном колледже. Так что он просто криво пожимает плечами. — Наверняка. Ноэль все же не обращает на него внимания, но он подмечает его интонацию, и этого достаточно, чтобы он обернулся на секунду, нашел взглядом глаза Джулиана и улыбнулся. Его улыбка одновременно радостная и слегка извиняющаяся; у Джулиана вырывается смешок, и он оставляет Ноэля с рисунком. Увлечение странными ступнями заразительно; Джулиан перенимает часть его. Ну, не перенимает, но он начинает замечать ступни людей, чего точно не делал раньше, за исключением некоторого знакомства с тем, что носят люди, настолько, насколько этого требовали правила социальной жизни. Но сейчас он вдруг сознательно подмечает и запоминает, какую обувь носят люди, или как выглядят их ступни, если они босы. У Рича удивительно тонкие лодыжки, и его средние пальцы длиннее указательных; Дэйв цепляется пальцами ног за пол, когда он не в ботинках, как будто ему нужна дополнительная опора. Иногда в городе находятся люди, идущие по улице босые, и внимание Джулиана каждый раз странными образом приковывается к ним. У него нет претензий к тому, что Ноэль главный художник Буш, но он может рисовать не меньше. Поля его школьных тетрадей видали и НЛО, и с любовью (точнее, честно говоря, с желанием) нарисованные гитары, и обладающих смутно пугающим видом и сомнительной анатомией животных. И однажды, до сих пор не знает почему, он рисует несколько сапог протекающей голубой шариковой ручкой, с выступающими и нечеткими контурами, и подписывает их, как растения в атласе-определителе. Под оксфордами с бриллиантом блика (как будто из комиксов)на каблуке — для корпоративного засранца. Особенно опасны, если только что почищены. Могут съесть твою душу. Пара довольно потрепанных мокасин — либо для старого хиппи, либо для молодого модника. На них обязательно наступят в метро. Острые ковбойские сапоги — обычно безопасны, если только не встретишь американца, в этом случае БЕГИ. Если не принадлежат настоящему ковбою, бонус — путешествия во времени. Под парой сапог на платформе: для Дэвида Боуи. Или для тебя. Разбавляют скучную компанию обычных сапог. Он оставляет листок Ноэлю с небрежной надписью посвящения в уголке: «Для тебя, фетишиста. Джулиан». Ноэль смеется, когда его видит, дольше, чем, по мнению Джулиана, заслуживает его рисунок, и прикрепляет его к стене.***
— Эй, подвинься. — Джулиан щиплет Ноэля за ногу, которую он разложил на до этого пустом диване. — Ау, не трогай меня! — взвизгивает Ноэль, отскакивая, как ужаленный, и Джулиан сконфуженно моргает. — Никогда не трогать? — Уточняет он через секунду, язвительно подняв бровь. — Ни сейчас, ни когда мы покупаем пробки, никогда? Это разве не мои слова? Ноэль слегка хмурится. — Отстать, просто это мои ноги. — Что, ты боишься щекотки? — Джулиан до смешного боится щекотки, он взвизгивает и дергается, и его конечности слишком длинны, чтобы делать это без причинения травм кому-нибудь, но Ноэль никогда не подавал никаких признаков этого. — Я просто не люблю, когда трогают мои ноги, и все. — Пожимает плечами Ноэль, приподнимаясь, чтобы подогнуть под себя ногу, так, что теперь Джулиану видна только полоска кожи, наполовину скрытая под его ляжкой. Диван очищен, Джулиан плюхается на него. — Или… когда на них смотрят, — добавляет Ноэль несколько недовольно. Джулиан косится на него. — У тебя нет проблем с моими ногами. У Ноэля есть нечто скорее противоположное проблемам с его ногами. — Да, но твои ноги вполне нормальные, так? — Да? — Да! Гармонично сложенные пальцы, и, как там, длинные сухожилия, красивые лодыжки. Они как будто сошли с картины Караваджо. Это один из самых странных комплиментов, которые Джулиан когда-либо слышал, и он пытается понять, что с ним делать. Ноэль корчит забавную горгулью гримасу. — Мои ноги просто противные, никому не нужно их видеть. Липкие и бледные, как, я не знаю, зародыши или что-то такое. Странные руки пришельца, который так и не удосужился отрастить большие пальцы. И вообще пальцы на них волосатые. И между ними какие-то мозоли, они там откуда? Я не хожу, опираясь на кожу между пальцами. Вот мерзость. — Наверное, из-за этих острых вульгарных сапожек, в которые ты пихаешь ноги. — С преувеличенным благоразумием говорит Джулиан, и Ноэль фыркает. — Ты говорил с Ди? Джулиан просто загадочно поднимает бровь вместо ответа. В какой-то момент Ноэль встает в туалет или чтобы принести пива, и, когда возвращается, на нем надеты носки. Один с маленькими пингвинами, играющими в теннис, другой в оранжевую полоску. Джулиан ничего не говорит, и Ноэль выглядит благодарным за это.***
В этот раз они не пьяны или под экстази. Они работают, точнее, должны работать, над превращением того, что накопилось в течение нескольких лет шоу и радио и бесчисленных скетчбуков в что-то, что сгодится для их сериала на БиБиСи, который вряд ли подтвердят. Во всяком случае Джулиан находит это маловероятным, а Ноэль, видимо, хочет взять основную часть на себя. Джулиана отпугивает объем всего этого. Было бы практически проще начать с нуля, с чего-то совершенно нового. Он выкурил слишком много сигарет и выпил слишком много кофе, пытаясь стимулировать свой мозг, и все, что из этого вышло, так это то, что ему кажется, что кровь в его венах в прямом смысле вибрирует, как будто кто-то подключил слишком громкие басовые динамики в его дыхательной системе. Ноэль болтает что-то про идеи костюма Черного Мороза, о том, как в пилотной серии он выглядел слишком уж изящно, как ты думаешь, Джу? Они же не хотят убирать эту эстетику кустарности, да, детей в карнавальных костюмах, не нужно, чтобы все выглядело профессионально и гладко только потому, что это телевидение, да? Ноэль обгоняет свои же мысли, будто детали костюмов — как раз то, на чем нужно остановиться, когда еще нет даже половины сценариев. Он делает пометки в черновиках сценариев, пока говорит, так, чтобы они соответствовали его рисункам, иногда хмурится, смеется и забрасывает Джулиана предложениями. Он сгорбился на другом конце дивана с торчащими вверх коленями, как Голлум или подобная тварь. Джулиан знает, что если бы он был позади него, он бы видел выступающие позвонки в месте, где его всегда-слишком-маленькая футболка наверняка съезжает вверх на пояснице. Длинные ноги Джулиана, не приспособленные к сидению в такой позе, протянуты на диване, одна почти касается голени Ноэля, другая свешивается на пол. Ноэль все еще говорит, но Джулиан его не слушает, вдруг обратив внимания на собственную ступню, резко и непроизвольно, словно ее приблизили зумом камеры. Босая, трется о складку джинсов Ноэля, длинные, словно обрубленные пальцы, ногти, уже начавшие делать эту вещь, которую они всегда делают с возрастом, выступающие вены, резкая граница вокруг лодыжки, где волосы на голени заканчиваются. Это все Ноэль, раньше он никогда не обращался на свои ноги больше внимания, чем требует определение размера ноги. Ноэль, который все еще говорит. Это помогает ему думать, Джулиан знает это; он бы, наверное, делал то же самое, даже если бы Джулиана не было рядом. Так как Джулиан здесь, его задача — ловить открытые концы фраз Ноэля, привязывать их к чему-нибудь, тянуть в другие углы или просто прерывать поток сознания Ноэля чем-то другим. Только вот его мозг по-прежнему парализован, камера застыла посреди очередного сокращения диафрагмы, с его собственной ногой в кадре, и никаких идей не приходит. Ноэль, похоже, придумывает то, что нужно, или просто что-то придумывает, но точно купается в непринужденном энтузиазме, пока мозг Джулиана зацепился за какую-то корягу, и Джулиану хочется… он не знает, чего. Чего-нибудь. Чтобы он понял то, что так легко доходит до Ноэля, или чтобы Ноэль этого не понял. Какая эгоистичная мысль. А потом Джулиан разгибает колено, двигает ногой, и Ноэль давится резким вдохом. Молча. Но только на секунду, затем он выдыхает, издавая маленький икающий смешок. — Ах ты извращенец, это мой член! Джулиан тоже почти смеется, потому что да, да, Ноэль, это он, хорошо подмечено, но и этого он сделать не может, и Ноэль осекается. Его брови сходятся вместе под челкой, и от того, что его глаза, как всегда, такие большие и выразительные, Джулиан не уверен, страх это или пораженное предвкушение. Осознание того, что Джулиан не шутит, опускается на них обоих, вязкое и душное, и дыхание Ноэля заметно прерывается, как вклиниваются в нормальный ритм сердца шумы. Под его ступней начинает ощущаться возбуждение Ноэля. Он замирает, глядя на Джулиана огромными глазами, губы приоткрыты и образуют идеальную фигуру, привлекающую внимание к кривизне его передних зубов. — Джулиан… — Он произносит это так, как может только он, проглатывая «л» и превращая его имя в два слога: «Джу-иан». Никто не называет его так, только Ноэль. — Если ты шутишь, — говорит Ноэль, и он выглядит ошеломленным и переполненным, как будто он на грани и пытается не сорваться; низким и неровным голосом, — Клянусь, я обоссу все, что ты любишь. Джулиан не думает, что может реально что-то сказать, так что он просто сгибает ступню вокруг паха Ноэля. Старая джинсовая ткань, мягкая от долгой носки, грубые изгибы согнутой и сшитой ткани, длинная линия тепла члена Ноэля; он подмечает каждое отдельно ощущение с яркостью, к которой его мозг все еще не привык. И Джулиан видел член Ноэля достаточно часто; никто из них не стесняется своего тела, но каким-то образом чувствовать его вот так, выпуклостью под ступней Джулиана, мягкая податливость его яичек напротив пятки — это… что-то особенное. Джулиан любит планы. Для этого у него нет плана. Такое чувство, что чья-то чужая затея, которую он продолжает, слишком поздно, чтобы убрать ногу обратно и притвориться, что он этого не делал и что Ноэль не возбужден порядком из-за Джулиана. Он не говорит ничего, и Ноэль изо всех сил старается не тереться о его ногу, покрасневшие щеки и мутные глаза, даже при том, что Джулиан по сути еще ничего не сделал. Натянутый, как нитка пряжи, из которой только собираются что-то прясть. Он ждет объяснения, разрешения или чего-нибудь еще. Джулиан по очереди сгибает пальцы в его паху, волна движения идет от мизинца, как ленивое арпеджио на клавишах пианино. Он чувствует пульсацию под подошвой ноги, и Ноэль в буквальном смысле хныкает, тихий резкий звук. Желудок Джулиана наполняется чем-то, что могло бы быть тошнотой или же сильным волнением. Джу, — скулит он, все еще не двигаясь. Он начинает выглядеть по-настоящему несчастным. Это освобождает горло Джулиана от застывшего в нем комка, и он кивает, смотря Ноэлю в глаза. — Ну, продолжай. Спустя момент выражение лица Ноэля полностью сменяется облегчением, его губы растягиваются в широкую улыбку; они ступают по неисследованной земле, но пока безопасной. Если Джулиан скажет нет, так и будет. Внутри Джулиана что-то переворачивается; он никогда не знает, что делать со всем тем, что Ноэль ему доверяет. Это длится только секунду, а потом Ноэль оседает обратно на диван, позволяя себе тереться о его ногу, и Джулиан видит только острую нижнюю поверхность его подбородка. Как будто его разрешение очистило совесть Ноэля. Джулиан спокоен — то, какой он всегда, ужасное волнение под маской кажущегося спокойствия; Ноэль любовно смеется над этим за сценой, видя его панический трепет, тогда как остальные уверены, что его ничего не волнует — кроме правой ноги, мышцы сокращаются, когда он двигает ступней, но Ноэль — сплошное движение. Его грудь приподнимается, голова клонится то в одну, то в другую сторону, бедра подвижные, подающиеся навстречу ступне Джулиана, его ноги сгибаются и разгибаются, ступни опираются о диванные подушки для устойчивости. Джулиану кажется, что он в причудливом отдалении отсюда, несмотря на прикосновение джинсы и пульсирующее тепло члена Ноэля под его ступней. И, может, Ноэль это замечает или хотя бы подозревает, потому что это так в его духе, всегда видеть слишком много или недостаточно, потому что его голова опять склоняется, и он ловит взгляд Джулиана. Он улыбается, тяжело дыша открытым ртом, красный, как ребенок с температурой, и на один скручивающий его внутренности момент Джулиан хочет сбежать. Он представляет себя соскакивающим с дивана и убегающим, оставляя Ноэля возбужденным, сбитым с толку и раздраженным, и Ноэля, кричащего ему вслед «Что, твою мать, это было, Бэррэтт?» Он бы, может, это и сделал, но только рука Ноэля тянется вниз и хватает его за лодыжку; и впервые Джулиан забывает сделать вдох. Рука Ноэля на нем приковывает его взгляд, и он краснеет, внезапно в полной мере отдавая себе отчет в том, что он чувствует в своих собственных джинсах рядом с коленями и ляжками. Когда он вспоминает, как дышать, его вдох превращается в что-то вроде стона, и он осознает, вместе с проходящей через все его тело и кости волной тепла, что тоже возбужден. Ноэль, видимо, это заметил, и выражение лица, с которым он на него смотрит — практически чистое желание; прежде чем он опять откидывает голову назад, не ослабляя хватку на лодыжке Джулиана. Ноэль вытаскивает его из мирка его привычного сознания, и внезапно, смотря на него, Джулиан очарован. Рука Ноэля крепко сжимает его ногу, большой палец надавливает на выступающую кость, ладонь обхватывает верх его ступни, почти оттаскивая ее на себя, все еще держа ее, чтобы отчаянно об нее тереться. — Джу, — вздыхает он, и Джулиан сглатывает. Рот Ноэля такой ярко-розовый, это отвлекает. — О, черт, Джулиан, ты чертов — грязный, о боже, да, черт — Он вращает ступней, надавливая вдоль и вокруг твердого выступа члена Ноэля, двигая ей, чтобы надавить на яички пяткой, и Ноэль скулит, по-настоящему скулит, как щенок. Даже сквозь деним Джулиан чувствует, как его член дергается, и затем, после еще одного грубого рывка, все его тело замирает, и он кончает в джинсы. Его челюсть плотно сжата, глаза зажмурены, и пальцы почти больно впиваются в мягкую кожу между костей лодыжки Джулиана. Потом момент сменяется другим, и Ноэль смеется, выглядя немного шокированным. — Ух ты, это было… Это было. Джулиан поднимает бровь, и неровный румянец на щеках Ноэля густеет. Но он кусает губу и дергает подбородком, глядя на Джулиана. — Ты хотел немного помощи с этим? Он все еще возбужден, чувствует, как его член ноет и как теплота разливается по ягодицам и ляжкам, и он представляет, подобно картинкам из порнографического буклета, все способы, которыми Ноэль сможет помочь. Руками или ртом (и Джулиан видел, как он, пьяно смеясь, засовывал глубоко в рот бутылки из-под пива или фруктовый лед, как будто это самая смешная вещь, которую он мог бы сделать), или просто забравшись ему на колени и раскачиваясь до тех пор, пока Джулиан тоже не кончит в штаны, как наиболее честный с точки зрения их игры вариант. Он качает головой. — Нет. — Его голос шероховатый и резкий из-за долгого молчания, и он трет лицо рукой и прочищает горло. Черт, он бы мог сделать это с пивом. — Может, позже, да? Давай сначала остановимся на этом. Ноэль по-странному хитро смотрит на него; и радостный и смущенный одновременно. — Ты душевнобольной, — сообщает он Джулиану, и его тон настолько странно одобрительный, что Джулиан смеется. Лицо Ноэля светлеет, он потягивается и изображает отвращение. — Я украду твои штаны, — говорит он, перелезая через спинку дивана, и прерывает себя хохотом. — Фе, я весь липкий! Он трогает свой пах и изображает гримасу. — Это так отвратительно. — Да, а то у тебя там что-нибудь вырастет. Целая экосистема, болото слепых мутировавших сперматозоидов, никогда не видевших дневного света. Ноэль ухает от смеха, и, когда он смеется, он становится похож на марионетку. Джулиан смутно подозревает, что этот отвратительный комичный образ когда-нибудь окажется в одной из его картин. — Я принесу пиво, — кричит Джулиан в след Ноэлю, тоже поднимаясь с дивана. — Тебе захватить? Слышен слегка приглушенный ответ. — О, да, конечно! Джулиан открывает две бутылки и делает долгий, глубокий глоток, даже слишком глубокий; он чувствует пузырьки газа, поднимающиеся из горла к носу, и трясет головой, словно пес. Линолеум на кухне охлаждает его босые ноги; он шевелит их пальцами, а потом опускает руку вниз, на пробу щупая пах. Возбуждение от прикосновения поднимается легко и лениво, и он смутно подумывает о том, чтобы сказать Ноэлю, чтобы не парился насчет чистых штанов. Он отбрасывает эту мысль через секунду. Неа. Странно, но сейчас ему лучше. Они сделают что-нибудь по работе, Ноэль будет дразнить его тем, какой он фрик, за то, что пишет очень важный сюжет для БиБиСи со старым добрым стояком, и, когда он посчитает нужным, Джулиан попросит (скорее всего очень неловко) помощи. И все будет в порядке. Чертовски странно, возможно, но в порядке. Как оказывается, каждому требуется две бутылки, прежде чем Ноэль сообщает Джулиану, что его эрекция его расстраивает, что выглядит таким же подходящим моментом, чтобы попросить, как и все остальные. Ноэль смеется, качая головой. — Предупреждаю, я не буду делать ничего ногой. Джулиан морщит нос и издает неловкий резкий смешок. — Я не собирался просить. — Я знаю, мои ноги довольно безобразные. — Ноэль кривится в улыбке и он встряхивает волосами, наглея только на секунду. Вместо этого он делает Джулиану то, что он называет со слегка пугающим энтузиазмом « первый минет, который я сделал настоящему члену!», и Джулиан практически давится, опять вспоминая те пивные бутылки и фруктовый лед. После Ноэль, сияя, смотрит на него, с покрасневшими губами, горящими глазами и радостью от всех приложенных усилий, и лицо Джулиана корчится в смехе чего-то среднего между шоком, отвращением и радостью. И с этим, однако, все в порядке. Чертовски странно, но в порядке.