Пять раз, когда...

1. У Рафаэля действительно красивые губы. В какой-то момент Саймон ловит себя на том, что не может прекратить смотреть на губы Рафаэля Сантьяго. И парень сам бы не смог ответить почему, но каждый его разговор с вампиром заканчивается тем, что Саймон полностью выпадает из реальности, буквально зависая на губах своего собеседника. Они розовые, неожиданно яркие для нежити, и чертовски пухлые. И Саймону кажется, что каждый раз, произнося слова, Рафаэль сперва обнимает их своими губами, обсасывая и лаская, прежде чем выпустить из своего рта. И, да, Саймон и вправду не может вспомнить, чтобы когда-либо раньше он находил чьи-нибудь губы настолько привлекательными. И, разумеется, было бы отчаянно глупо надеяться, что Рафаэль не замечает, на чем именно вечно сосредоточенно внимание мальчишки. Он замечает. И негодование вампира с примесью раздражения никогда не заставляет себя долго ждать. А сам Саймон искренне молится на то, чтобы Рафаэль никогда не догадался, о чем именно думает новообращенный, в миллионный раз облизывая взглядом губы своего лидера. 2. А еще у Рафаэля прекрасные глаза. И если первыми Саймон действительно замечает губы Рафаэля, то его почти что фанатское восхищение глазами вампира всего лишь вопрос времени. У них у обоих карие глаза, но Саймон ни секунды не сомневается, что глаза Рафаэля в сотни раз красивее его собственных. Сперва они кажутся невообразимо темными, почти черными, однако наваждение улетучивается, если всмотреться получше. И Саймону действительно кажется, что плавленый темный шоколад — единственное, что может сравниться по своему совершенству с глазами Сантьяго. Ресницы вампира отбрасывают длинные, ломанные тени на его высокие скулы, и нередко Саймон засматривается на это произведение искусства столь сильно, что упускает момент, когда Рафаэль начинает в очередной раз орать на него. 3. А также у него, вполне возможно, очень мягкие волосы. В полной мере Саймон осознает, что его лидер потрясающе красив, когда замечает, что на крупных, красиво очерченных чертах лица идеальность вампира отнюдь не заканчивается. Потому что, да, у Рафаэля изумительные волосы. Обычно они тщательно зачесаны назад и красиво уложены в какую-то, несомненно, стильную прическу. И все же иногда Саймону кажется, что он живет лишь одними моментами, когда укладка Сантьяго перестает быть столь вычурно идеальной. Обычно это происходит, когда глава клана засиживается за своими важными вампирскими делами до самого рассвета. Именно в такие утра Саймон, если посчастливиться, застает Рафаэля в его кабинете с запутавшимися в волосах руками и потерянно закушенной нижней губой. Тогда Саймону вспоминается тот единственный раз, когда, шатаясь по городу, они с Рафаэлем были застигнуты врасплох неожиданно начавшимся ливнем. От сильной влажности волосы Сантьяго начали виться, вынуждая своего хозяина выйти из себя от бессилия перед природой. В ту ночь Рафаэль, безрезультатно пытавшийся придать крупным локонам прежний стильный вид, кидал на умирающего (вновь) от смеха и умиления Саймона особенно злые взгляды. 4. Рафаэль ниже ростом, чем Саймон. Именно тот раз, когда Саймон впервые стоял настолько близко к своему лидеру, что видел, как крупные капли холодного дождя стекают по его бледной коже, открыл мальчишке глаза на его следующую слабость. Рафаэль ниже его. Не то, чтобы намного, но сам факт уже заставляет Саймона по-тихому сходить с ума. Поначалу кажется, что Рафаэль и вовсе не обращает на такую мелочь внимания. И, вполне возможно, что он действительно не замечает, потому что, ну, в привычках Саймона не числится вторгаться в личное пространство людей вампиров, мечтающих его прикончить. И все-таки однажды Сантьяго, кажется, понимает, что Саймон отнюдь не против нарушить именно его личное пространство. А когда мальчишка начинает особенно сильно раздражать своего лидера, тот предупреждающе наступает на него и тяжело смотрит — глаза в глаза. В такие моменты разница в росте с лихвой окупается угрозой, плещущейся на дне глаз Рафаэля. Однако все дело в том, что вид раздраженного Сантьяго, зло смотрящего на него снизу вверх, лишь заставляет Саймона улыбнуться шире, неуклюже прокусывая острыми клыками собственную губу. 5. Рафаэль до сих пор носит крестик. И, если быть честным, Саймон не ощущает ни капли стыда по поводу того, что большую часть времени (около девяносто девяти процентов) он проводит, любуясь Рафаэлем. Таким образом, он не может не замечать, что порою Сантьяго чувствует себя не вполне комфортно. Все начинается с малого: глава клана всего лишь болезненно поводит широкими плечами, упакованными в дорогой пиджак, и едва слышно шипит. И, возможно, Саймон не стал бы заморачиваться, но это происходит все чаще и чаще. Сперва новообращенному кажется, что Сантьяго может быть просто голоден или, на худой конец, несильно ранен. Однако время идет, а Саймон не прекращает замечать за старшим вампиром этих странных дерганий. Парень теряется в догадках ровно до того момента, как замечает, как пара крупных бусин, плотно нанизанных на тонкую цепочку, выглядывают из-под расстегнутого воротника рубашки Сантьяго. И тогда Саймона словно прошибает осознанием: Рафаэль все еще носит крестик. Незнакомое чувство словно заставляет живот парня скрутиться в тугой узел, и Саймон уже не уверен, что рад своему открытию. Теперь единственное, о чем молодой вампир в состоянии думать, — Рафаэль намеренно причиняет себе боль. И Саймону отчаянно, до жжения в ладонях, хочется сорвать с шеи Сантьяго эту чертову вещицу и со всей силой запустить ею в дальний угол комнаты. Останавливает его лишь то, что он знает: вслед за крестиком в стену швырнут и его самого. +1: Саймон слишком часто смотрит на Рафаэля. Мальчишка все время пялится на него. Сначала Рафаэль списывает это на страх, думая, что Саймон не желает спускать с него глаз, боясь остаться без опеки, как делают это перепуганные детеныши животных. Но проходит время, а новообращенный, кажется, и не собирается прекращать все это. И неважно, чем занят Сантьяго: беседует с кем-то из клана или отдыхает, читая книгу, он всегда ощущает на себе чужой взгляд. Рафаэль всегда считал себя здравомыслящей и самодостаточной личностью, выглядящей презентабельно вне зависимости от случая, и все же даже он чувствует себя некомфортно, когда его спину буквально прожигают тяжелым взглядом. И пусть Сантьяго никогда себе в этом не признается, но этот же взгляд является причиной того, что каждое утро каждый вечер он ловит себя на том, что крутится у зеркала неприлично долго. Всматриваясь в зеркальную поверхность, он тщательно разглядывает себя, пытаясь понять, на что все время таращится этот мальчишка. И каждый раз после подробного самоанализа вампир еще долго пребывает в отвратительнейшем расположении духа, свирепея даже от самого, что ни на есть мимолетного взгляда, брошенного Саймоном в его сторону. Однажды Рафаэль решает, что с него достаточно. В тот день он собирается уединиться в одной из многочисленных пустых комнат отеля, просто напросто наслаждаясь минутами тишины, спокойствия и лениво пролистывая найденную здесь же книгу. Однако Саймон, очевидно, мечтает не дать планам вампира сбыться и потому увязывается за ним. Он, не затыкаясь, болтает то об одном, то о другом, а после и вовсе усаживается на диван в полуметре от своего лидера. В любой другой день Рафаэль бы просто игнорировал не прекращающееся бормотание мальчишки, но даже его терпение не вечно. Саймон притворяется, что играет во что-то на своем телефоне, однако Сантьяго действительно не собирается терпеть его компанию и дальше. Гнев в одно мгновение превращает всегда сдержанного Рафаэля в поистине устрашающего монстра — истинного предводителя клана нью-йоркских вампиров. — Что? — срывается он в конце концов, клацая клыками. Книга в его руках захлопывается с по-настоящему угрожающим звуком. Саймон вздрагивает, когда Сантьяго резко оборачивается в его сторону и смотрит раздраженно, ожидая ответа. Мальчишка выглядит действительно напуганным и инстинктивно вжимается в спинку дивана, отодвигаясь к дальнему от Рафаэля подлокотнику. Это дерганье лишь сильнее злит старшего вампира. — Что что? — переспрашивает Саймон, нервным движением поднимая к лицу руку, чтобы поправить на носу очки, и вспоминая, что их там уже давно нет. Это суетливость, присущая уже-не-примитивному мальчишке, на секунду выбивает Рафаэля из колеи, заставляя смягчиться. — Почему ты пялишься на меня? — поясняет Сантьяго, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным. Перекошенное от ужаса лицо Саймона вполне наглядно демонстрирует, что он не слишком в этом преуспевает. — Я не.. Я имею ввиду… Я да, но… — начинает мямлить Саймон, спотыкаясь буквально на каждом слове, в точности, как делал это всегда до своего обращения. У Рафаэля же нет никакого желания выслушивать всю эту несвязную болтовню. — Саймон, — с нажимом тянет Сантьяго так, чтобы мальчишка услышал его. И, пожалуй, он определенно жалеет об этом, когда новообращенный наконец поднимает на лидера свои глаза, полные нервозности и какого-то неопределенного блеска, заставляющего Рафаэля буквально мечтать о том, чтобы этот разговор закончился как можно скорее. — Ты очень красивый, окей? — отзывается Саймон с другого конца дивана и с каким-то абсолютно неоправданным бесстрашием наблюдает, как вытягивается от шока лицо Сантьяго. — Я имею в виду, твое лицо, оно, эм, вполне-таки удовлетворяет всем эстетическим нормам. И… и поэтому мне нравится смотреть на него, понимаешь? Рафаэлю не нужно зеркало, чтобы быть уверенным: выглядит он сейчас предельно изумленным. И это вполне объяснимо, потому что он, черт возьми, предельно изумлен. — Саймон… — в конечном итоге Сантьяго возвращает себе способность говорить, тем самым прерывая Саймона, уже начавшего в красках расписывать, какой ‘симпатичный' на самом деле Рафаэль. Мальчишка затыкается в ту же секунду, а его зубы буквально ударяются друг о друга. — Заткнись и проваливай отсюда. И это первый раз, когда Рафаэлю доводится убедиться, что Саймон на самом деле умеет использовать свою вампирскую скорость, когда потребуется. Хотя Сантьяго не задерживает свое внимание на этом надолго, откидываясь на мягкую спинку дивана с все еще ошарашенным видом. Он не может не задумываться о том, что будет, если Саймон все-таки «выбьет из себя это дерьмо» (он сам так сказал, не Рафаэль!) и прекратит пялиться на него? Быть может, тогда Сантьяго самому стоит начать говорить Саймону о том, насколько красив он? Вампир приходит к выводу, что нет, не стоит. Хотя, с другой стороны, он решает оставить за собой свободу импровизации.