Неопознанные

Ей уже само имя свое не нравилось. Джейн. Каждый раз, как мальчишки из класса смотрели очередное идиотское детективное месиво. Джейн Доу – неопознанный труп. Джейн Доу – ни будущего, ни прошлого. Ни будущего – кем она будет, если не станет слушаться папочку? Папа знает, как для нее лучше. Ни прошлого – все, что вчера было, и раньше, мертво, и о нем никому не стоит рассказывать. Никому – даже тогда, когда мать после полутора месяцев шатаний по больницам возвращается. Джейн сама себе не верит – мама прижимает ее голову к своей груди, и обнимает, и гладит по волосам. И говорит: «Я люблю тебя». Запинается только когда нужно назвать имя. Но для Джейн это мелочи. Как и все то, что в газетах писали. Живи или умри. Ее мама выбрала. Между прочим, выбрала жизнь – и ее саму, что еще надо? Мать покрывала отца, этого Джейн не отрицает и перед самой собой. Детектив Фиск смотрит на нее своими внимательными раскосыми глазами. Хочет узнать все-все. Все про все, как каждый раз хотят от тебя взрослые – им все равно, что с тобой потом будет, как если донесешь на хулиганов, которые пинают тебя в раздевалке. Им важен процент раскрываемости или как там его. Взрослые терпеть не могут, когда дети врут, а сами делают это куда чаще. Если через неделю тебя изобьют в два раза сильнее – им не до того. Так говорит Корбетт, и Джейн знает, что это правда. Всегда было правдой. Корбетт знает, о чем говорит. Когда-то они сидели за одной партой и были больше чем подругами. Корбетт Денлон всегда окружали любящие приврать взрослые – кроме последнего времени. Корбетт теперь сирота. Врать не стыдно, если это нужно для хорошего дела. А у нее, Джейн, по крайней мере, осталась мама. И мама (после больницы) – снова хорошая. Джейн соврет. Не только ради Корбетт. Хотя бы ради самой себя. Чтобы соврать, иногда нужно быть очень-очень честной. Как тогда, когда обещаешь, то есть клянешься на крови. Корбетт сказала, это вовсе не обязательно – со своей кровью, раз чужой так много. И Джейн поклялась.