О любви

      — Роб, пожалуйста, уйдём отсюда.       — Сиди смирно, или мне придётся тебя связать.       Шарон расстроенно обвила Роберта руками. Обычно она не позволяла себе публично проявлять чувства, но этот случай оказался исключительным. Они сидели в стоматологии — в месте, которое являлось Шарон в ночных кошмарах. Она мучилась из-за зуба мудрости, и когда об этом узнал Роберт (на самом деле, ему пришлось выпытывать правду), то тут же потащил её к дантисту. Вердикт оказался неутешительным: надо удалять.       Коленки неудержимо тряслись. Видя это, Роб положил руку на одну из них. Ему было безумно жаль свою маленькую Шарон, но всё, что он мог делать — это подбадривать её.       — Пойдём, умоляю. Если мы не уйдём, я умру от страха прямо в кресле раньше, чем меня убьёт этот зуб.       Трудно было противостоять этим жалобным глазам, выпяченной нижней губе и приподнятым бровям, но Роберт мог.       — Всё будет хорошо, вот увидишь.       — Не хочу видеть! Пожалуйста, Роб… зуб уже почти не болит, честно.       — Моя милая врунья, — проворковал он, вставая, — наша очередь.       Шарон вцепилась в его свитер, ни за что не желая вставать. На её лбу залегла складка.       — Нет! Давай пропустим кого-нибудь, пожалуйста!..       Вздёрнув ден Адель на ноги, Роб мягко втолкнул её в кабинет.       — Мы иссечём десну, распилим зуб, аккуратненько вытащим его и зашьём рану. Всё просто, ничего страшного.       Шарон сделалась белее снега, глухо застонала и на секунду закрыла глаза. Роберт на миг усомнился: не поступил ли он неправильно, когда отговорил её от операции под общим наркозом в частной клинике?       — Я подожду в коридоре.       Шарон переменилась в лице.       — Нет!       Дантист так и подпрыгнул на месте. Бросив ему извиняющийся взгляд, Роб спросил:       — Я постою рядом?       Они вышли из поликлиники почти через два часа. Вернее, Роб вывел Шарон за руку. Пока он ловил такси, она пыталась прийти в себя. Ноги подкашивались, голова кружилась; руки тряслись, точно у пьяницы.       — Моя хорошая, бедная девочка… скоро мы будем дома, не переживай.       Шарон что-то тихонечко промычала и расплакалась. В кресле она вела себя хорошо: не кричала, даже не хныкала, но только Роб знал, каким трудом это давалось. Он держал её ладонь и осторожно гладил её тыльную сторону, чему неуловимо улыбалась ассистентка.       — Больно было?       Шарон помотала головой. Притянув её к себе, Роберт со всей возможной нежностью поцеловал пульсирующий висок.       — Страшно?       В ответ ден Адель закрыла лицо ладонью и всхлипнула.       — Не плачь, прошу тебя. Видишь, ты жива. Жива же?       — Угу.       Наконец-то перед ними остановилась машина. Договорившись с водителем, Вестерхольт бережно усадил Шарон на пассажирское сиденье, сел рядом и обнял её так чутко, как только мог.       — Ты молодец. Ну же, шшш.       Она невнятно заскулила.       — Прости, не слышу.       — А что… что, если у меня будет заражение крови?       Таксист, уже сообразивший, что к чему, противно ухмыльнулся. Роберт всем сердцем захотел врезать ему в глаз, но вместо этого пригладил Шарон волосы и улыбнулся, глядя в её измученную мордашку.       — Не будет.       — А если мне занесли какую-нибудь дрянь вроде гепатита?       — Не занесли. Тихо, тссс. Ложись на моё плечо.       Она покорилась и прикрыла глаза, отчего по щекам побежали мелкие капли слёз. Поспешно утерев их, Роб чмокнул Шарон в горячий лоб.       — Дома будешь спать?       — Буду.       Роберт не помнил, что шептал ей и как успокаивал. Для него главным было то, что это помогало. Когда Шарон, расположившись на диванчике, погрузилась в мирный сон, он спокойно выдохнул и присел рядом.       Она походила на истерзанного ангела. Бескровные губы, припухшая щека, чуть лохматые волосы… Роберт убрал прилипшую к взмокшему лбу волнистую прядку.       — Всё кончилось, — неслышный шёпот. — Бедная моя.       Врач клятвенно заверил, что с остальными зубами всё отлично, и Роб более-менее успокоился. Ещё одного такого похода они бы не выдержали. Невероятно тяжело было наблюдать за этим несчастным личиком и понимать, что визит к дантисту обязателен. Тяжёлое сопение, хруст, кровь в раковине… бррр.       — Спи спокойно, медвежонок.       Она проснулась через три часа. Время от времени Роб заглядывал в гостиную, чтобы поправить плед или просто убедиться, что с ней всё хорошо. Теперь они сидели на кухне и, можно сказать, играли в «дочки—матери»…       — Я не хочу ужинать. Правда.       — Но в последний раз ты ела утром.       — Не хочу.       — Это потому что я сварил овсяную кашу? Понимаю, не самая вкусная еда, но ты должна поесть. Почему ты ведёшь себя как ребёнок?       — Не хочу есть, вот и всё. У меня нет настроения. И говорить тяжело.       — Если ты поешь, я сделаю всё, что угодно.       Она заулыбалась и взяла ложку в руку.       — Ты и так сделаешь, да?       Впервые за весь день Шарон повеселела. Роберт улыбнулся в ответ.       — Конечно. Но поесть всё-таки надо.       — Если я съем… ну, три ложки, ты от меня отстанешь?       Он усмехнулся, и Шарон перевела это как «нет». Разумеется. Это же упрямый заботливый Роб, который не успокоится, пока тарелка не опустеет полностью.       Внезапно ей стало стыдно. Роберт успокаивал, утешал, убаюкивал, сюсюкается и до сих пор не услышал ни слова благодарности. Встав из-за стола, Шарон подбежала к нему и крепко-крепко обняла за шею.       — Я люблю тебя, Роб. И съем всё, что ты набрал, вот увидишь. Прости, что капризничаю, просто это был очень тяжёлый день.       — Знаю, знаю… Я тоже тебя люблю.       На следующий день щека чудовищно опухла. Со стороны это выглядело так, будто Шарон запихала за неё мячик. Роберт прикладывал лёд, целовал другую щеку и не уставал уверять любимую в том, что она первая красавица в Нидерландах. Её глаза светились радостью, звучал заразительный смех. Так что ещё нужно было для счастья?