Что может быть глупее?

Один, два, три... Громкий звук падающих мячей эхом разносился по всему залу, отдаваясь эхом от стен. Мидорима привычно стоял в центре баскетбольной площадки в спортивном зале и тренировался, размеренно закидывая в корзину один мяч за другим. Он практически не следил за их траекторией, зная, что каждый из них падает точно в цель. — И долго ты там стоять собрался? — совершая очередной бросок, спросил Мидорима вслух. Он давно заметил, что на него кто-то смотрит. И этим кем-то был Такао. В такое время сюда прийти мог только он; все остальные, даже капитан, давно ушли домой. После проигрыша Сейрин вся команда периодически задерживалась на тренировках допоздна, и Мидорима был в том числе, иногда уходя самым последним. А с недавнего времени к нему присоединился и Такао. Чего вдруг на того нашло такое желание, Мидорима понял не сразу. — Потому что Шин-чан почти ни с кем не общается кроме меня, да и то, потому что мы с тобой в одном классе, — ответил ему Такао, закинул руки за голову и, улыбнувшись, продолжил. — Мне иногда даже кажется, что ты готов меня прихлопнуть одним из своих талисманов, как назойливую муху. — …зашел посмотреть на Шин-чана, — раздалось в ответ. Мидорима обернулся и тут же поймал брошенный мяч. — А Шин-чан даже без меня все так же усиленно тренируется. Мидорима поправил слегка съехавшие на переносицу очки, посмотрел на опирающегося об косяк двери Такао. Тот был в обычной одежде: брюки, футболка и светлая рубашка в крупную синюю клетку. Такао постоял немного, рассматривая Мидориму, а затем оттолкнулся и неторопливо направился к нему, сияя как начищенный таз. На его лице читалось явственное желание напороться на неприятности. Во всяком случае, так при взгляде на него показалось Мидориме. Никакой другой причины веселья Такао он не находил. И он не сильно ошибся. — Спорим, что у тебя с завязанными глазами процент попадания уменьшится? — весело спросил Такао. В голосе его больше не слышалось ноток упрека. Несколько мгновений, и он оказался рядом, глядя на Мидориму снизу-вверх с толикой ехидцы. Вопрос был неожиданный, обычно у Такао к концу тренировки не оставалось сил на болтовню. — Тебе больше заняться нечем? — ответил Мидорима вопросом на вопрос, неодобрительно поджимая губы. Такао картинно вздрогнул. — Ты же помнишь, у тебя все так же плоховато с реакцией на пасы слева. Последняя фраза была просто причиной не пойти на поводу у Такао. — Так мы спорим или нет? — Такао фыркнул и посмотрел на него странным взглядом, в котором можно было прочитать не то вызов, не то наглость. Впрочем, эти два понятия в случае с Такао особой разницы не имели. Такао не отвяжется от него, пока не получит ответ. — На что? — только и спросил он, желая закончить поднадоевшую игру в вопросы. Радостный возглас Такао слегка выбил у Мидоримы почву из-под ног. Он, конечно, помнил, что по гороскопу у скорпионов сегодня удачный день для любых попыток, особенно в любовных отношениях. Но Такао же не хочет?.. Такао тем временем подошел ближе, поднял руки, приблизил их к лицу Мидоримы и замер, словно увидел что-то необычное. — Можно? — слегка неуверенно спросил он. И куда девалась бесцеремонная настойчивость, которую Мидорима снисходительно терпел с первого дня знакомства? Мидорима кивнул, словно еще не совсем понимая, что происходит. Закрыв глаза, он чувствовал, как Такао берет очки за дужки, аккуратно снимает. Мидорима и не вспомнил бы сейчас, был ли кто другой в его жизни, кому он бы позволил снять с себя очки. Слегка проморгавшись, Мидорима переждал, пока восстановится резкость в глазах — слегка размытый силуэт Такао был своеобразным, но очень удобным ориентиром. Тот все еще стоял перед ним, ожидая разрешения действовать дальше. Краем глаза Мидорима заметил яркое белое пятно – злосчастный шарфик, наполовину выскользнувший из кармана куртки, и который скоро окажется на его лице. «У какой девчонки он его выторговал и за что?» — промелькнула глупая мысль, не задержавшись ни на секунду. Волна возмущения вперемежку с собственническими чувствами едва не захлестнула Мидориму с головой. Такао, словно услышав его, приподнялся на цыпочках и прошептал на ухо: — Я его купил. — Никаких девушек, никаких долгов. Просто давно задуманное решение. — Завязывай уже быстрее, — Мидорима с трудом скрыл нервозность от последних слов Такао. Пока Такао обходил его, он неслышно вздохнул, пытаясь успокоить как с цепи сорвавшийся пульс, и придумал парочку нелестных выражений в свой адрес за то, что позволил уговорить себя на эту дурацкую авантюру. И правда, зачем он согласился? Ответ так и не нашелся, а может просто... Мидорима вздрогнул от прикосновения ладони Такао к голой коже предплечья. …А может просто он сдался под напором Такао, отчаянно желавшего стать ближе к нему. Мидорима вспомнил, как полторы недели назад Такао не явился на утреннюю тренировку из-за банальной простуды. Опоздание на пять минут не прошло незамеченным, на десять тоже. Где-то внутри неприятно царапало его отсутствие. Слишком быстро он привык слышать хриплое дыхание за спиной – у Такао все еще не хватало сил бежать наравне, но тот не сдавался, с каждым разом подбираясь ближе и ближе. Трудно признаться самому себе, что наблюдать, как Такао смахивает с лица влажные от пота волосы, выполняет разминку, слегка кривясь от боли, было куда интереснее, чем бегать по пустой дорожке и бездумно и механически выполнять упражнения для разминки. Отсутствие Такао выводило из равновесия, как если бы на полке с идеально расставленными статуэтками одна стояла бы криво. Спину облило теплом, Такао всем телом прижался к нему. Волоски на шее встали дыбом от теплого щекочущего дыхания, нервы натянулись до предела, а затем мир погрузился в темноту. Плотная, гладкая ткань скользнула по лбу и ровно легла на глаза, не оставляя ни щелочки, через которую мог бы проникнуть свет. На несколько мгновений Мидорима едва не потерялся в пространстве, оказавшись без предметов-привязок, а потом его оглушили звуки, не замечаемые раньше. На плечо легла рука Такао, пальцы слегка сжались, давая ему необходимую уверенность. Обычно не затыкающийся, в этот раз он молчал, не задавая глупых вопросов. Мидорима стоял неподвижно, привыкая к пространству, ставшему слишком большим и пустым для него одного. Неровное дыхание Такао, собственный пульс, отдающийся в висках, тихий свист ветра за окном, поскрипывание кроссовок — самые обычные звуки теперь были оглушительно громкими, словно кто-то вывернул ручку громкости на максимум. — Постоишь немного? — Поинтересовался вдруг Такао. — Я схожу за мячом. — Да. Без горячей ладони плечу стало неуютно, но Мидорима был уверен — Такао вернется. Он не из тех, кто бросит начатое на полпути. — Вот, возьми, — в руки ткнулся шершавый шар. Мидорима взял его, повертел в руках — такой знакомый предмет казался слишком незнакомым. Мидорима изучал его словно ребенок новые игрушки: мягкие пупырышки, ровные изогнутые линии, рассекающие мяч на части. Он ударил им об пол раз, второй, запоминая расстояние от пола до ладони. Первые удары мячом были неуверенными, но через пару минут Мидорима уже чувствовал, как мяч отрывается от пальцев, летит к полу, вжимается в него и отскакивает, возвращаясь в ладонь. Теперь можно было попробовать кинуть мяч в корзину. — Мне нужен ориентир, раз я ничего не вижу. — Я буду им, Шин-чан. — от того как Такао произнес его имя, Мидориму бросило в краску. Из-за завязанных глаз он не знал, как много видит на его лице Такао. — Что тебе нужно? Ему нужно... Мидорима нервно выдохнул и коротко ответил, не давая собственным мыслям продолжения. Иначе он рискует об этом сильно пожалеть: — Встань под кольцо. — Хорошо, — Такао начал медленно удаляться. — Знаешь, Шин-чан, я не верил, что ты согласишься на это. Мидорима ничего не ответил, продолжая отбивать мяч от пола. Отраженный от стен звук ударов и голос Такао подсказывали ему, куда тот двигается. Мидорима все еще чувствовал себя неловко из-за завязанных глаз, но, вслушиваясь в голос Такао, осознавал то, чего не замечал раньше. Если раньше его голос почти сливался с фоновым шумом, выделяясь лишь громким смехом, то теперь он был совершенно другим: звонкий, с вкраплениями низких ноток, пробирающим до самого нутра, переливающимся искрами, прячущим в себе тихий омут с чертями. Это было неожиданно. Такао отходил от него все дальше и дальше, продолжая говорить о чем-то своем. О последних промежуточных тестах, о тренировках и про то, как его припахал студсовет к подготовке к фестивалю. Мидорима уже не вслушивался в слова, только в звуки. — Я на месте, Шин-чан. — Хорошо. Я готов, — Мидорима сместился немного в сторону, встал в привычную стойку, поднял мяч над головой и в прыжке отправил мяч в долгий полет по высокой дуге. И с замиранием сердца — давно забытое чувство — ожидал попадания. Громкий удар о щиток подсказал Мидориме, что в первую цель он попал, тихий шорох и второй удар об пол — что мяч через кольцо прошел. — Шин-чан! У тебя получилось с первого раза! — Оглушительный вопль с конца площадки был полон удивления и азарта. — А еще раз сможешь? Мидорима усмехнулся, представляя в красках лицо Такао: в глазах легкая зависть от того, что у самого не получится, но вместе с этим чистая искренняя радость от такого почти невозможного трюка. — Кидай мяч. Такао бросил ему мяч ровно в подставленные ладони. Второй мяч в цель не попал, с громким стуком отпрыгнув от щитка. Черт. Он не собирался уменьшать точность своих попаданий даже с завязанными глазами. — Давай еще раз. — Мне оставаться тут? — Да. Будешь подавать мячи. Следующие два мяча так же не попали в цель. Чувствуя нарастающее раздражение, Мидорима не мог этого оставить просто так. Он должен попадать в это чертово кольцо даже с завязанными глазами — он лучший шутер среди старших школ, и это звание он не собирался никому отдавать просто так. Они оба незаметно втянулись в своеобразную тренировку: Мидорима делал шаг в сторону, назад, вперед и бросал мячи, которые ему подавал Такао. Сам Такао тоже менял свое положение, каждый раз кидая ему мяч с нового места. С каждым броском Мидориме все лучше и лучше удавалось чувствовать движение мяча с момента подачи его от Такао, отрыва его от пальцев и до падения в корзину. Мидорима потерял счет времени на этой тренировке, и в очередной раз ожидая мяч, он нетерпеливо поинтересовался у Такао: — Долго мне еще тебя ждать? — Шин-чан, может, остановимся? Мы уже час играем. На часах уже девять, нас скоро охрана выгонит, — хрипловатый голос Такао раздался совсем рядом, за спиной, заставил Мидориму вздрогнуть. Он не уловил момента, когда тот успел подойти к нему. — Хорошо, — с тренировкой и впрямь пора было заканчивать. Мышцы начало неприятно тянуть от усталости. Мидорима поводил плечами, сбрасывая скопившееся в них напряжение, и сразу же ощутил приятное облегчение. Он потянулся к затылку, чтобы развязать узел шарфа. — Можно мне? — Такао положил свои пальцы поверх его. — Зачем?.. Вопрос был слишком глуп, понял Мидорима, ощущая горячее дыхание у основания шеи. — Ты же знаешь, Шин-чан, — и Мидорима знал. Все эти совместные тренировки, походы домой, постоянное «Шин-чан», даже обедали они вместе. Сложно не догадаться, что чувствовал Такао, если с ним самим происходило то же самое. «Ты мне нравишься, Шин-чан, — сказал ему Такао, когда они обедали на крыше. — Правда, все еще никак не определюсь, насколько сильно. Ты ведь меня не убьёшь, правда?». Мидорима со смешанным удивлением посмотрел тогда на жмурящегося от солнца Такао и промолчал. Как отнестись к его словам, он тогда еще не знал. Не знал, впрочем, и сейчас. Возмутиться? Засмеяться? Но Такао ничего после этого разговора не предпринимал: разговоры остались прежними, тренировки тоже. Только от Мидоримы не уходило ощущение, что все между ними неуловимо менялось. Любого другого он бы даже не допустил в свою личную зону. А этого назойливого — впустил. Мидорима все еще никак не мог понять, осознавал ли он при первой встрече с ним, к чему это приведет. — Такао, — Мидорима, даже не видя, только чувствуя всем телом, схватил его за руку, развернулся. — Извини, Шин-чан, — начал Такао и, пытаясь высвободиться, шагнул назад. — Не стоило это… — Заткнись. Мидорима все так же крепко держал Такао за руку, и тот остановился, прекратив попытки отстраниться. Мидорима осторожно ослабил хватку и потянул Такао на себя, мысленно благодаря Будду и небеса за то, что сейчас он избавлен от необходимости смотреть Такао в глаза. Кто знает, сколько еще они стояли бы на грани, никуда не двигаясь. Такао сделал шаг, еще один — они оказались близко-близко, так, что Мидорима чувствовал его дыхание. — Ты издеваешься, Шин-чан, — Такао уткнулся ему в грудь, из-за этого его голос звучал глухо, проникая под кожу. — Скажи мне честно, ты издеваешься надо мной? — Кому из нас очки требуются, Такао? — устало спросил Мидорима, выпуская из пальцев его руку. После часа, проведенного в повязке, Мидорима всем телом ощущал, как тот вскидывает голову, как колеблется в шаге от того, чтобы стиснуть его в объятиях и как все же делает это. — Ты сволочь, Шин-чан, — сбивчиво проговорил Такао, мелко вздрагивая. — Кто бы говорил, — тихо сказал Мидорима, чувствуя, как внутри расплывается горячее солнце. Такао с силой вжимался в него, словно хотел слиться с ним в одно целое, гладил его по рукам, спине. От этих прикосновений под кожей разгорался огонь, Такао потерся лбом о его грудь, а потом привстал на цыпочки, ни на миг не отрываясь от Мидоримы, подул на обнажившуюся в вырезе майки кожу и оставил там легкий поцелуй. Следующий поцелуй пришелся в шею. Неловкий, неуверенный. Мидорима повел плечами, и Такао выпустил его из рук, отступил на шаг. Разочарование, густыми волнами исходившее от него, можно было трогать руками, но у Мидоримы были совсем другие мысли. Интуиция подсказывала ему первым сделать шаг, после которого не будет пути обратно, подкидывая фразы из утреннего гороскопа. «Отбросьте свои сомнения, возьмите уже быка за рога и получите невиданный приз. Вам это обязательно понравится». Мидорима наклонил голову — повязка все так же лежала на глазах — ткнулся губами в висок Такао, притягивая его освободившимися руками ближе. Поцеловал. — Мне нужна твоя помощь, — едва слышно прошептал он, чувствуя, как краска смущения заливает не только лицо, но и шею. Такао сдавленно всхлипнул и снова вцепился в него, как утопающий в спасительный канат. Мидорима провел ладонью по спине, другую оставив на пояснице, он сквозь гладкую ткань чувствовал, как напряжение отпускает Такао, и, пройдясь кончиками пальцев по шее, едва задевая кожу, зарылся пальцами в волосы. Оттянув Такао за пряди, Мидорима провел носом от виска по щеке, вслепую ткнулся в губы. Ему вдруг остро захотелось увидеть все эмоции, которые сейчас, конечно же, со скоростью света сменяют одна другую на лице Такао. — Шин-чан, — выдохнул Такао. Он взял лицо Мидоримы в ладони, его пальцы заскользили по щекам, скулам, обвели контур губ. — Ты такой красивый, Шин-чан, знаешь? Такао притянул Мидориму к себе за шею и поцеловал. Глубоко, не скрывая собственных желаний, открывая перед Мидоримой всего себя. Его губы, слегка искусанные, топили в омуте, путали все связные мысли. Под веками расцветали радуги, вспыхивали фейерверки, уши закладывало от барабанной дроби пульса, но не ответить на такую искренность было невозможно. Они целовались с таким упоением, словно дорвавшиеся до несметного количества сладостей школьники в случайно незапертом супермаркете. — У тебя стоит, — первое, что сказал Такао, когда они оторвались друг от друга, тяжело дыша. Он чуть отстранился — ровно настолько, чтобы положить ладонь на пах и слегка сжать. Мидорима сразу же ощутил нехватку воздуха в легких, прикусил губу, чтобы не выругаться вслух. На миг ему представилось, как это выглядит со стороны: они тискаются и целуются в пустом зале, с разбросанными баскетбольными мячами, и один из них, черт бы все побрал, с завязанными глазами. Картина, достойная того, чтобы за нее назначили принудительное посещение школьного психолога. — Может, ты уже снимешь с меня эту повязку? — Тебе что, требуется мое разрешение? — хрипло поинтересовался Такао, в голосе его послышались отчетливые озорные нотки. Однако по движению рук Мидорима понял, что Такао все же сам вознамерился развязать узел, — и склонил голову, уткнувшись лбом тому в плечо. Такао погладил его непонятно когда ставшую настолько чувствительной кожу шеи, зарылся пальцами в волосы, точно так же, как сам Мидорима сделал несколькими мгновениями раньше, и медленно развязал шарф. — Готово, — шепнул Такао, обдавая теплым дыханием ухо Мидоримы. Он провел ладонью по его руке, обрисовывая подушечками твердые мускулы. Скользнув по запястью, Такао мягко переплел свои пальцы с пальцами Мидоримы. Мидорима лишь дернул головой. Если он сейчас поднимет голову, что будет дальше? На этот вопрос не мог ответить никто: ни гороскопы, ни Оха Аса, только он сам. Он и так нырнул в глубину с головой, куда уж глубже падать? Присутствие Такао рядом вносило хаос в его упорядоченную жизнь, заставляло реагировать на окружение, о котором он и думать забыл, пытаясь управлять своей судьбой. Мидорима медленно поднял голову, осторожно открыл глаза. Яркий свет резанул, отпечатавшись на сетчатке черными разводами, заставил часто заморгать, чтобы заново привыкнуть к нему после вынужденной темноты. Лицо Такао было слегка размытым, но Мидорима не мог оторвать от него взгляда — такого выражения у Такао он еще не видел — лицо стало мягкое, светящееся чувствами изнутри — или не хотел замечать. — Нам пора домой, — странно улыбнувшись, сказал Такао и потянул Мидориму в сторону раздевалки. — Если нас здесь застанут, мы рискуем получить выговор, а ты ещё и ключа лишишься. До раздевалки было не больше пары десятков шагов, возле входа Мидорима вдруг остановился, освободил руку. — Что-то не так? — Ты иди, я... потом, — ответил он хрипловато. Осознание произошедшего требовало немедленного анализа, а нервы — успокоения, чему Такао на данный момент не способствовал никак. Скорее наоборот. Увидев настороженный взгляд Такао, едва заметную складку между бровями, Мидорима тяжко вздохнул. — Я не сбегу. — Все нормально? — Да. Ты иди. — Хорошо, — согласился Такао и развернулся, направившись к выходу. — Я подожду тебя снаружи. Наверняка будет сидеть напротив двери в раздевалку, устроившись на широком подоконнике, подумал Мидорима, провожая того взглядом. Едва заметное напряжение в спине, медленный шаг. Даже странно было, что Такао не пошел за ним в раздевалку. Мидорима не обманывался его ровным голосом и тем, как легко Такао оставил одного — ложная покладистость могла ввести в заблуждение кого угодно, но только не Мидориму. Потерев пальцами переносицу — в голове было слишком много мыслей — Мидорима тряхнул головой и вошел в полутемную раздевалку. Если в зале было много света, воздуха и Такао, то здесь было все с точностью до наоборот. Мидорима быстро стянул с себя пропитавшуюся потом одежду, педантично сложил ее аккуратной стопочкой в сумку. Через пару минут он уже регулировал напор и температуру воды. Мидорима стоял с закрытыми глазами, подставив лицо горячим струям, стекающим по рукам, спине, смывая пот и усталость. Из головы не выходил Такао с припухшими от поцелуев губами, с расширившимся черным зрачками с тонкой каймой серой радужки. Возбуждение, едва стихшее, снова вспыхнуло, как лесной пожар, пожирающий все на своем пути. Горячий пар клубился вокруг него, заполняя душевую, шум воды заглушал все звуки. Мысленно выругавшись, Мидорима накрыл свой член ладонью, провел вверх-вниз, чувствуя, как в паху наливается свинцовой тяжестью. Уперевшись другой рукой о кафельную стену, он до боли закусил губу и начал быстро дрочить, прерывисто дыша, отплевываясь от воды, попадающей в рот, крепче сжимая пальцы вокруг члена, огибая головку большим пальцем. В голове сменялись картинки одна пошлее другой, а живот сводило от желания кончить. Стоило представить себе, что Такао может видеть его таким, как чьи-то руки обхватили его со спины, и кто-то плотно прижался, не давая дернуться. — Прости, Шин-чан, я не смог оставить тебя здесь одного, — глухо прозвучало сзади, и на пальцы Мидоримы легли сверху еще одни — Такао — и слегка сжались. Этого мягкого прикосновения хватило, чтобы Мидорима кончил с негромким стоном, каким-то образом удержавшись на разом ослабевших ногах. Перед глазами все вертелось как в калейдоскопе. Белесые капли сразу же исчезли в потоках воды. Мидорима еще несколько мгновений стоял, пытаясь отдышаться, ощущая кожей между лопаток сиплое дыхание Такао. Чуть позже до Мидоримы дошло, что прижавшийся к его спине Такао был обнажен, и тот кончил вместе с ним, и, возможно, даже на него. Эта мысль показалась ему настолько странной, что Мидорима едва не залился краской. — Надеюсь, ты оставишь меня в живых? — спросил Такао, размыкая руки, и осторожно отстранился, однако в тоне его не было слышно ни грамма раскаяния. Еще вчера Мидорима вряд ли бы даже себе признался, что хотел Такао. Пусть не совсем таким образом, но хотел. Он развернулся, схватил вздрогнувшего от неожиданности Такао за руку и резко дёрнул его на себя. Какой смысл убегать после того, что они только что сделали вместе? От рывка Такао не смог удержаться на кафеле и, нелепо взмахнув свободной рукой, завалился на Мидориму. Он стукнул его плечом в грудь, выбивая из того воздух и пару нецензурных выражений. Попытка устоять вдвоем на скользком от полу оказалась провальной, и они одновременно шлепнулись на пол, хором выругались — мокрый кафель обещал, как минимум синяки. Такао, продолжая шипеть проклятья, скользнул взглядом по Мидориме и вдруг громко рассмеялся, отплевываясь от падающей сверху воды, вслед за ним, сам не зная почему, засмеялся и Мидорима. Распластаться голышом вдвоем в душевой — что могло быть глупее. Тем временем Такао сел и уставился на продолжавшего лежать Мидориму, явно борясь с желанием ляпнуть не подумав. — Что? — сухо поинтересовался тот, когда пауза затянулась. — Да не... — Такао зашарил глазами по белым стенам и, в конце концов, не выдержал. — Тебя походу прикалывает на мокром кафеле в школьной душевой валяться, да, Шин-чан? А? Нет, ну я все понимаю, ты в баскетболе прямо фанатик, но чтоб до такой степени... — он снова рассмеялся, и тут Мидориму осенило: Такао нервничал, и нервничал сильно, но уходить не спешил. Стало быть, не только сам Мидорима чувствовал себя неловко. Он фыркнул и тоже сел, потирая ушибленный бок. — А сам-то тоже расселся на нем голой задницей, — ответил он, ухмыльнувшись. Такао, по всей видимости, явно не ожидал такой реакции, поэтому промолчал, только открыл рот и снова его закрыл, а затем приподнялся на одной руке и потянулся к лицу Мидоримы, громко чмокнул его в щеку. Через четверть часа неловких сборов они оба вышли с территории школы через заднюю калитку, в обход охранника. Этим путем Мидорима часто пользовался, чтобы прийти потренироваться с утра пораньше, перед занятиями. Разминка, десять-пятнадцать полных кругов вокруг футбольного поля, и все мысли в голове сразу приходили в порядок, как в библиотеке — заполненные упорядоченными штабелями книг, пронумерованными по алфавиту. Только теперь это вряд ли поможет. До поворота, где обычно расходились, они шли молча, рядом, не касаясь друг друга. По дороге то и дело встречались неспешно ползущие домой парочки, изредка проезжающие мимо машины тихо шуршали шинами, сверху светили рыжим светом уличные фонари, под которыми кружили ночные мотыльки. — Ну что, — притормозил Такао в паре метров от угла. — Значит, увидимся завтра, на утренней тренировке? — Угу, — механически ответил Мидорима. Такая резкая перемена в их отношениях заводила его в тупик, и вписать в привычную картину мира то, что произошло, получалось не очень. Он и опомниться не успел, как Такао, быстро посмотрев по сторонам, встал на цыпочки и поцеловал его. Мидорима едва сдержался, чтобы не навалять ему прямо там — слишком уж резво наглел. — Допрыгаешься, — сказал Мидорима ледяным тоном и поправил очки на переносице. Хорошо, что уже достаточно стемнело, и Такао не увидит, как густо он покраснел. Да что там, он и так слишком много сегодня видел. — Извини, Шин-чан, не смог удержаться, — мурлыкнул Такао, сверкнув улыбкой и закинул руки за голову. Затем, сделав пару шагов вперед, посмотрел Мидориме прямо в глаза и тихо добавил: — Завтра на стадионе! Не опаздывай! Мидорима издал едва слышный смешок. Скорее сам Такао опоздает на пять минут и, отчаянно зевая, лениво начнет разминку вслед за ним. Такао тем временем прибавил шагу и завернул за угол, там в паре кварталов был его дом, помнил Мидорима. Один раз Такао притащил Мидориму к себе после тренировки и заставил заниматься с ним математикой, контрольная по которой должна состояться через пару дней. А потом пришла его мама и уговорила поужинать вместе с ними. Семейка Такао оказалась такая же, как он сам — шумная, веселая. Глядя на шутливые пререкания Такао с матерью, Мидорима сидел и не очень понимал, как реагировать на подобные ситуации. В его семье это было не принято, хотя мама регулярно ворчала на него за его нелепую любовь к гороскопам. Мидорима вынырнул из воспоминаний, дотронулся до губ пальцами и ощутил себя странно счастливым. Наверное, решил он, все же есть моменты, когда анализировать и разбирать на составляющие бесполезно, особенно, если это поступки Такао.