***
Когда всё закончилось, Рейстлин вышел из Врат Бездны и осмотрелся по сторонам. Пыль уже улеглась, и повсюду, насколько хватало взгляда, простиралась равнина — серая, выжженная, опустошённая. Всё это напомнило Рейстлину Бездну: такая же казавшаяся бесконечной пустыня, где земля и небо слились в одно унылое безликое пространство, пересечённое тонкой полоской горизонта. На секунду у мага возникла тревожная мысль, что он всё же застрял в этом месте, но Рейстлин тут же отмахнулся от нее. Бездна сама по себе являлась почти что живым существом, подвластным Такхизис; в мире, где сейчас стоял Чародей, не чувствовалось и намека на чьё-либо присутствие. «Но это ненадолго.» Маг удовлетворённо улыбнулся, чувствуя, как его наполняет торжество. Он добился своей цели, к которой шёл с таким трудом, ради чего рисковал жизнью, жертвовал всем и вся, что только можно было использовать ради этого. Как и предсказывал когда-то Астинус, теперь никто не сумеет оспорить его власть. Никто и ничто не посмеет помешать ему. Он создаст на руинах старого мира новый и населит его новыми расами и народами, которые будут уважать и почитать нового бога. Но довольно торжествовать. Это еще не окончательный его триумф, а лишь одна из ступенек, ведущих к нему. Пора было приступить к делу. Всё еще взволнованный, Рейстлин пару раз вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. Отчасти то, что он сейчас собирался сделать, напоминало магию — но на порядок выше. Сосредоточившись, маг представил в своих мыслях образ… И по мановению его руки из земли вырастает фигурка. Она выпрямляется мучительно медленно, приобретает человеческие очертания, но Рейстлин терпеливо, не отрывая взгляда, наблюдает за ней, стремясь не упустить ни одной малейшей детали, от начала и до конца увидеть зарождение новой жизни. Ведомая движениями его рук, фигура поднимается, делает попытку шевельнуться и… Падает на землю, словно кукла, чьи ниточки сорвались с пальцев кукловода. Рейстлин замер. После всего того, что было достигнуто, неудача ошеломляет его не хуже удара кинжала в спину. Однако он сразу же овладел собой. — Стать богом — еще не гарантия того, что у меня всё будет получаться с первого раза, — упрекнул он себя. — Я слишком рано расслабился и упустил контроль. Однако после множества бесплодных попыток в его мысли осторожными паучьими лапками закрадывается подозрение, что всё происходит не так, как он задумал. Но Рейстлин решительным жестом руки сжигает сомнения — вместе с «неудавшимися образцами». В напряженном размышлении маг принялся мерить шагами землю, затем поднял взгляд в небо, где теперь мерцало одно-единственное созвездие Песочных Часов. Но почти сразу отвернулся, будто не выдержав того, как холодно и равнодушно взирали на него звёзды. Или это ему так кажется? — Может, я просто начал не с того, — задумался он. — В легендах сначала создаётся вселенная, и только потом — живые существа. Я же выпускаю своё детище в неприветливый и чуждый живому мир. Скорее всего, причина скрывается именно в этом. Если бы всё было так просто. Новое солнце, запущенное Рейстлином в поднебесье, практически сразу же обернулось огненным шаром, тут же погаснувшим во мраке. Новое небо, призванное заменить покрывало тьмы, плотно окутывавшей Кринн, обрушилось вниз мелкими осколками, рассыпавшимися еще в воздухе. Новые звезды в руках мага взорвались дешевыми фейерверками балаганного фокусника. Он творил снова и снова, раз за разом, ещё и ещё… Пока не опустил руки в своем разрушительном бессилии. Казалось, злой рок жестоко посмеялся над Рейстлином, поставив его в патовую ситуацию. Чародей был силён, как никогда прежде, — и в то же время до смешного слаб. Магия не покинула его, Рейстлин чувствовал, как она бушевала и кипела в его крови, готовая в любой момент вырваться испепеляющим сгустком пламени либо укутывающим покрывалом магического сна по малейшей прихоти Чародея. Но увы, без силы созидания магической мощи было недостаточно, чтобы творить жизнь. В отчаянии маг упал на колени, зарываясь пальцами в землю, словно надеялся вытащить на поверхность хоть что-нибудь. Сейчас Рейстлина мог обрадовать даже жалкий, но живучий по своей природе сорняк. Но под его руками находился лишь тлеющий безжизненный пепел. Рейстлин похолодел. Только сейчас к нему с беспощадной ясностью пришло осознание, тихо пропевшее в уши голосом, до боли напомнившим Владычицу Тьмы: — Ты один в холодной мёртвой пустыне! Чародей поднял дрожащие руки к лицу. Из его груди вырвался вопль, полный муки и запоздалого раскаяния, огласивший, казалось, все мельчайшие уголки Кринна. Однако сейчас Рейстлину было всё равно. Теперь он мог не бояться, что кто-нибудь увидит и услышит его в минуту роковой слабости. Он хотел одиночества и власти — и он это получил. — Кричи, не кричи — никто не ответит!***
Рейстлин очнулся от забытья. Какое-то время он оглядывался вокруг, смутно надеясь, что это всего лишь очередной кошмар, насланный на него Такхизис, но вместо этого перед его глазами стоял все тот же мрачный пейзаж. Чародей тяжело вздохнул. Сколько раз он видел своим проклятым зрением, как многовековые здания стираются беспощадным Временем в пыль. Как увядают и тускнеют яркие краски лета, сменяясь бесцветным холстом зимы. Как ручейком песка в часах уходит жизнь. Тогда слабым утешением — по крайней мере, ныне так казалось Рейстлину, — для него являлся тот факт, что это всего лишь следствие проклятия. Причудливая иллюзия, искажающая реальность, продолжающую жить вопреки тому, что видел перед собой маг. Однако теперь иллюзия стала явью. Закашлявшись, Чародей поплотнее укутался в свой плащ и снова прикрыл глаза. Действие было чистой привычкой: в мире больше не существовало таких понятий, как холод и жара. Но почему его все равно периодически колотит мелкая дрожь? — Холодно, холодно… Карамон, где ты? — забывшись, начал было Рейстлин, но тут же осекся и замолчал. — «Идиот, — мысленно одернул он себя, — Карамона больше нет. Никого больше нет.» Кроме воспоминаний… — Рейст! — Оставь меня в покое, Карамон! *** — Все оставьте меня!!! — Рейстлин! — Убирайся! В свое время он жаждал уединения с не меньшей силой, чем власти. Однако в понимании Рейстлина уединение значило ведать Искусство в пределах своей лаборатории, соседствуя с остальным миром, но так, чтобы он как можно меньше вмешивался в его дела. Не так, как сейчас. По сравнению с этим теперь даже измучившее его в кошмарах общество Такхизис не казалось навязчивым. Поймав себя на этой мысли, Рейстлин не сдержал ироничной усмешки. Вот уж действительно, люди ценят что-то лишь тогда, когда это теряют. И он не был исключением. Впоследствии, совершенно случайно, маг нашел ещё одно сходство своего мира с Бездной. Минуты здесь казались сутками, сутки — месяцами, месяцы — вечностью… Или наоборот. Как это ни смешно было признавать Рейстлину, но он, Властелин Прошлого и Настоящего, не знал, сколько времени прошло с тех пор, когда Кринн был окончательно им разрушен. Ему казалось, что вместе с миром он уничтожил и само время. Чего же в итоге он был Властелин? «Властелин Ничего…» Эта мысль вызывала уже привычную горькую усмешку у него на губах. «Я уничтожил Прошлое, не могу создать Грядущее и заперт, как пленник, в Настоящем. Я как будто насекомое в капле янтаря с той лишь разницей, что однажды этот янтарь кто-нибудь да найдет. Меня же не найдет никто.» И в этот самый момент, словно подслушав его мысли, где-то впереди внезапно раздался шорох. Рейстлин поначалу не обратил на него никакого внимания, вполне справедливо полагая, что у него уже начались галлюцинации. Однако звук повторился, теперь уже ближе. Маг вскинул голову и, не веря своим ушам, прислушался. «Послышалось? Или…» — Ширак, — негромко приказал Чародей, и шар на посохе Магиуса вспыхнул тусклым, но с каждым мгновением разгоравшимся все ярче и ярче огоньком надежды в беспросветном мраке отчаяния. В свете посоха перед магом стояла фигура, закутанная в серый, практически неотличимый от пустыни вокруг плащ. Из-под капюшона показалось лишенное эмоций лицо, не отмеченное печатью возраста; блеснули глаза, наблюдавшие бег времен и их остановку. В руках незнакомец держал книгу и большое синее перо. — Астинус! — изумлённо выдохнул Рейстлин. — Но…откуда? Как? — Неважно, как и откуда, главное — зачем, — сухо ответил Летописец. Усевшись на камень неподалеку, мужчина открыл книгу и углубился в работу. Не поднимая взгляда на мага, Астинус невозмутимо поинтересовался: — К этому ты стремился, когда хотел стать богом? Лицо Рейстлина исказила сардоническая усмешка. — Собираешься прочитать мне лекцию о том, что зря я тебя не послушал, старый друг? Или ты хочешь добиться от меня покаяния? Увы, но я не собираюсь каяться перед тобой, даже ради твоих хроник. — Ни то, ни другое, — наконец-то мужчина удостоил собеседника взглядом, при этом на его лице промелькнуло подобие легкого раздражения. — Мне будет достаточно того, что ты уже признал свои ошибки хотя бы перед самим собой. — От тебя ведь ничто не скроется. В таком случае ты знаешь, сделал я это или нет. — Именно. Наступило продолжительное молчание, нарушаемое лишь скрипом пера по бумаге. Наконец Рейстлин спросил: — Тогда зачем ты здесь? — Наконец-то мы перешли к делу, — не без одобрения кивнул Астинус и, к немалому удивлению Чародея, отложил свой труд. — Видишь ли, мой друг, проблема в том, что я не могу закончить эту книгу. Рейстлин в легком недоумении изогнул бровь. О Летописце ходило немало легенд, начиная с той, что Астинус являлся не кем иным, как воплощением Гилеана, бога-книжника, хранителя Равновесия, и заканчивая той, что Летописец с самого создания Кринна записывал его историю, и как только он допишет её, мир окончательно перестанет существовать. Ну, а самая известная байка рассказывала о том, что Астинус настолько поглощён своими летописями, что даже не поднял головы, когда во время битвы в Палантасе на него попытался напасть неосторожный драконид. Благо, его остановили Эстетики буквально в двух шагах от своего Учителя. — И причём тут я? — поинтересовался Чародей. — Чем я могу тебе помочь? — Ты не даёшь мне окончить историю. Мир — по крайней мере, старый, — перестал существовать, как только ты стал богом и воцарился в нём. Но ты не смог подарить миру новую жизнь, а теперь мешаешь ему исчезнуть совсем. Неожиданно маг расхохотался, ядовито и надрывно. И практически сразу его горло перехватил резко подступивший кашель, заставив содрогнуться. Оправившись от приступа, Рейстлин выпрямился и пронзил Летописца выразительным взглядом. — И что ты мне предлагаешь? Уничтожить себя из милосердия к останкам этого мира? — язвительно поинтересовался он. — Даже если бы я захотел это сделать, то вынужден тебя огорчить — не могу. — Не придумывай себе бог весть что, — теперь Астинус и в самом деле был раздражен, что заставило Чародея почувствовать себя неуютно, но вместе с тем и позабавило. Редкий человек мог похвастаться тем, что видел какие-либо проявления чувств Летописца. — Ты прекрасно знаешь, что я не имею права настолько радикально вмешиваться в чужие судьбы. — Затем его лицо вновь стало спокойным, как и прежде. — Я хочу предложить тебе выбор. Рейстлин и сам не заметил, как, напрягшись, подался вперед, словно стремясь не упустить ни единого слова из речи Астинуса. — И в чем же будет заключаться этот выбор? — под конец фразы его голос упал до едва слышного шёпота. — Любая история пишется не просто так. И рано или поздно она должна закончиться, — произнес Астинус и посмотрел в лицо мага. Когда он заговорил снова, голос Летописца был твёрд и непреклонен. — Это не выбор между лучшим и худшим развитием событий. Тебе предстоит выбрать меньшее из двух зол. Либо ты отказываешься помочь мне и продолжаешь бесконечно влачить своё жалкое существование, пока не станешь сердцем вселенской пустоты, о чем я тебя предупреждал когда-то. Либо ты позволишь закончить мою историю, чтобы она не пропала даром. — И что произойдёт дальше? — Ты станешь действующим лицом этой истории. Ты будешь проживать свою жизнь от рождения до этого самого момента раз за разом, когда будет идти повествование. Как и твой брат, госпожа Крисания и все остальные. Как и я, — закончил Летописец. Маг какое-то время молчал, поражённый услышанным. Всё выглядело слишком нереально, бессмысленно, абсурдно, чтобы до конца поверить в происходящее. Невесть откуда появившийся Астинус, выбор, который он предлагал — Рейстлин готов был принять это за жестокую шутку Тёмной Госпожи, если бы не знал, что её больше нет. Или за собственное сумасшествие, что было бы куда логичней. — Зачем мне проживать это снова и снова? Чем это поможет мне? — с горечью спросил он. — И откуда ты знаешь, что мы станем персонажами какой-то книги? Внезапно Летописец слегка улыбнулся. — Все мы — герои какой-либо истории, — загадочно ответил он. — А если история заканчивается печально, люди иногда придумывают к ней другой, счастливый финал. Итак, что ты предпочтёшь: ужасный конец или ужас без конца? Рейстлин осмотрелся вокруг. Окинул взглядом руины некогда принадлежавшей ему Башни Высшего Волшебства, где они находились. На мгновение увидел мир тем, каким он есть — пепел, прах и песок, из чего уже невозможно было создать жизнь. Поднял глаза к небу, где уже начали меркнуть Песочные Часы, в рассеянном холодном мерцании которых стояли Чародей и Летописец. Его обуревали сомнения: остаться здесь, навеки забытым, и окончательно выродиться в ничто или же пойти вперёд, в неизвестность, чтобы стать воспоминанием в чьей-то памяти? Прошла секунда — или вечность, — прежде чем безмолвие нарушил тихий, но в то же время подобный раскату грома голос мага: — Я выбираю ужасный конец. Но, — Рейстлин ухмыльнулся, — с возможностью альтернативного финала! Астинус кивнул и дописал несколько строчек перед тем, как закончить свои хроники: О гордости, предательстве и братстве закончена история моя. И если не посмеешь ты вмешаться, Я закрываю книгу бытия.***
Он смотрел на себя в зеркало. Отражение было хорошо знакомо мужчине, но в то же время казалось каким-то чужим, непохожим, отличным от того, что он привык обычно видеть. На первый взгляд все та же металлически-золотистая кожа, но на самом деле всего лишь грим, хотя и выполненный довольно умело. Длинные седые волосы, сейчас кажущиеся серебристыми в ярком освещении комнаты, выглядели несколько…искусственно. Зрачки глаз были нормальными, не вытянутыми в форме песочных часов, более того — он видел всё вокруг таким, как есть! Мантия в любом случае оставалась мантией, разве что выглядела немного по-другому. Единственное, что сбивало мужчину с толку — перчатки, которые он вроде бы терпеть не мог, но сейчас они никоим образом не мешали ему. Заметив рядом прислоненный к стене посох Магиуса, мужчина потянулся за ним.Тот непривычно лег в руку — ровный, без единой отметины, должной здесь быть, и холодный, не откликаясь приятным теплом на прикосновение хозяина. Это ещё больше приводило в замешательство. Озадаченный, мужчина повторно изучил своё отражение внимательным взглядом. «Кто я?» — подумал он. — «Рейстлин или же…» — Руслан, — позвал его сзади чей-то голос. Мужчина обернулся. В дверях стоял ещё один человек, знакомый и незнакомый одновременно, что уже начинало раздражать. Черноволосый, в темном костюме и доспехах. Мужчина с минуту вспоминал, кто перед ним, прежде чем его осенило. «Ну, конечно…» — Карамон? — назвал он вошедшего, чуть склонив голову набок. — Карамон, так Карамон, — как ни в чем не бывало пожал плечами Дмитрий. Посмотрев на коллегу, он заметил: - Скоро начинаем. Ты готов? — Конечно, — улыбнулся Руслан и сразу же посерьёзнел. — Просто настраиваюсь перед началом. — Ну и в самом деле чёрный маг, — хохотнул актёр и похлопал своего «брата» по плечу, — Ладно, не буду мешать. Только не перестарайся, чтобы мне случайно не досталось посохом, хорошо? — и он исчез в коридоре. Руслан поспешил за ним, но на пороге вдруг остановился и еще раз оглянулся на зеркало. — В самом деле… — вздохнул он со странной интонацией и направился на сцену. Сегодня в программе мюзикла была еще одна часть. Альтернативный финал, где величайший маг Рейстлин Маджере так и не стал Властелином Ничего.