Контроль

      Дыхание обоих было рваным и хрипящим, с кожи градом катился пот, глаза затянула пелена жгучей похоти. Буцума вдалбливал податливое, отзывчивое к его грубой ласке тело в прогретую летним солнцем землю, выбивая всё новые стоны. Таджима, кажется, ничуть не боялся того, что их ненароком услышат - своё удовольствие он не сдерживал, как и всегда. Впиваясь отросшими за неделю ногтями в широкую, липкую от пота спину и оставляя на ней зудящие ярко-красные царапины, он громко и пошло стонал, порой, в маленьких передышках, шепча что-то нечленораздельное, но, кажется, вполне одобрительное. Буцума полностью вошёл в него в последний раз, надавив на простату, и с долгим стоном, зажмурившись, излился внутри, в то время как сам Таджима от его манёвра распахнул глаза, прогнулся дугой и, вскрикнув, кончил следом за ним.       Буцума скатился с него и рухнул на траву, чувствуя наступление деревянной посторгазменной усталости. Шевелить не хотелось ни одной мышцей, ни одним мускулом. Закрыв глаза и наслаждаясь щебетом птиц, журчанием протекающего метрах в пяти от них ручья и мерным шелестом листвы на деревьях, он задышал спокойно и глубоко.       Таджима, словно обласканный солнцем кот, щурясь от удовольствия, потянулся. Бледная кожа обтянула худое гибкое тело, очертила линии рёбер. Он сел, чувствуя, как приятно саднит пониже копчика, и осмотрелся по сторонам в поисках одежды.       - Где кисет?       - В сумке.       - А сумка где?       - Там же, где и остальные вещи.       - Не принесёшь?       - Иди сам.       Таджима лишь усмехнулся и, смирившись, что придётся заставить собственное тело встать и идти к вещам, ещё раз потянулся. Затем, поднявшись на не слишком послушных ногах, он направился к сваленным в одну кучу вещам. Найти сумку Буцумы в этом бардаке оказалось непросто, но все усилия были с лихвой окуплены, когда, раскурив трубку, он сделал первую затяжку, пропуская терпкий горький дым сквозь расслабленное тело. Вернувшись к Буцуме, он растянулся рядом с ним на животе и затянулся вновь.       - Будешь?       - Дай разок.       Таджима хотел было передать трубку любовнику, но вдруг, усмехнувшись, затянулся сам, после чего, нависнув над расслабленным телом Буцумы, прильнул к его губам. Как и всегда, Сенджу положил ладонь ему на затылок и, властно прижав плотнее к себе, раскрыл его губы своими. В тот же миг Учиха выдохнул табачный дым в его рот. Сенджу лишь ухмыльнулся и, на миг отстранив от себя любовника и выдохнув дым через нос, вновь привлёк его к себе, затягивая в пылкий поцелуй. Кажется, сейчас он больше хотел Таджиму, нежели трубку. Подумав об этом, Учиха едва не замурчал и податливо растянулся прямо на горячем теле Буцумы, уперевшись коленями в траву и обвив его шею руками. Буцума тем временем всё углублял поцелуй, порой сильно кусая губы любовника и заставляя его глухо стонать от горячей смеси удовольствия и боли. В паху потяжелело, вновь возбудившаяся плоть тёрлась о тело Сенджу, да и его возбуждение уже ощутимо толкалось в бедро Таджимы. Почувствовав это, Буцума резко сбросил его с себя и навис сверху, буравя лукавые чёрные глаза своими, потемневшими от желания.       - Знай своё место, Учиха.       Таджима хрипло засмеялся, расслаблено вытянувшись на траве и откинув голову. Взгляду Буцумы во всей красе открылась бледная шея, покрытая чередой багровых засосов. Сенджу ухмыльнулся и, склонившись, провёл языком по бьющейся жилке. От ощущения щекочущего влажного скольжения по чувствительной коже Таджима замер, растянувшись в улыбке... и тут же громко охнул от внезапного и резкого проникновения. Слегка дрожа и дыша прерывисто и быстро, он почувствовал, как горячий язык Буцумы выписал замысловатый узор на его виске и скользнул по ушной раковине.       - Это тебе за царапины, сукин ты сын... - страстным шёпотом произнёс Сенджу, выходя из тела Таджимы и вновь резко вталкиваясь в него, заставляя Учиху прогнуться и, жмурясь, судорожно хватать ртом воздух. - Отрастил ногти, чтоб тебя...       - Ну, уж извини... - на выдохе прошептал Таджима, ловя себя на мысли о том, что эта "месть" придаёт моменту особую пикантность. - Время на маникюр как-то... не выкро...ох!..       Конец фразы утонул в громком стоне - Сенджу вновь проник в него резко, на этот раз задев простату. Таджима невольно шире развёл ноги, ожидая новых толчков. Возбуждение давило на разум, отводило все мысли и чувства на второй план, кроме жажды новой порции удовольствия и боли. Однако Буцума явно решил ещё больше помучить его:       - Так обгрызай!.. - выкрикнул он, вновь толкаясь в горячее тело и наслаждаясь лицом любовника, искажённым похотью и удовольствием. - Чёрт, кожу как будто огнём обожгло... Сволочь...       - Ещё... - прошептал Учиха, как сквозь вату слыша сбивчивую ругань любовника. Он обвил руками его влажную шею и, приоткрыв глаза, затянутые мутной пеленой желания, попытался было двинуть бёдрами ему навстречу, но тот не позволил, властно прижав его к земле.       - Ну нет... - осипшим голосом произнёс Буцума и почти вышел из его тела. - Считай это местью...       Таджима хотел было что-то сказать, но слова утонули в потоке громких, на грани с криками, стонов - Буцума начал двигаться размашисто и быстро. Учиха, как мог, двигался ему навстречу и прогибался, обостряя ощущения обоих.       - Д...да... ещё... ещё, Цума... сильнее... сильнее!.. да, вот так... да... Да!...       Сбивчивый шёпот с каждым словом становился всё менее понятным, а вскоре и вовсе оборвался чередой полных удовольствия вскриков. Руки Буцумы грубо ласкали разгорячённое тело - то теребя пальцами соски, то вплетаясь в волосы, то слегка сжимая тонкую шею, доверительно выставленную напоказ... Лёгкая нехватка дыхания окончательно выбила Таджиму из колеи. По его телу прошлась дрожь, он зажмурился и откинул голову в ожидании разрядки... Но в тот же миг Буцума сжал его плоть у основания, не давая кончить. Учиха распахнул глаза и с мольбой посмотрел на любовника.       - Проси... - прошептал тот , глядя на него сверху вниз. - Проси... Может, я прощу тебя...       Таджима задышал, словно в припадке, тело его дрожало, в паху мучительно ныло, в голове билась лишь одна-единственная мысль, одно желание...       - Цума... П...Прошу... Пожалуйста...       - Плохо!.. - неумолимо отрезал Сенджу и с силой провёл рукой по плоти любовника вверх-вниз. Тот вскрикнул и зажмурился, но пик вновь не наступил, лишь дрожь стала сотрясать тело сильнее.       - Н...Ну же, Цума... Прошу... Дай... Цума...       Вид раскрытого под ним Учихи - такого разгорячённого, взмокшего и послушного - вкупе с его сбивчивыми просьбами окончательно выбил остатки самоконтроля и у самого Буцумы. Он сжал двумя руками его бёдра и резко вошёл до конца в последний раз, заставив любовника широко распахнуть закатившиеся от удовольствия глаза и раскрыть рот в беззвучном крике. Грудь Буцумы и живот Таджимы оказались обильно испачканы густым семенем последнего. Учиха без сил откинулся на траву, раскинув руки и дрожа с полубезумной улыбкой на лице. Такого оргазма у него ещё не было.       Буцума вышел из него и лёг рядом с таким выражением лица, словно он в одиночку только что одолел всех сильнейших бойцов клана Учиха. Что ж, тут уж он был не далёк от истины: обладатели шарингана, а в особенности - их нынешний лидер, сейчас лежащий голым на траве и бормочущий какой-то бред, отличались не только боевой мощью, но и непомерной гордыней. Сейчас же Буцума сумел эту гордыню сломить. Ему было, за что себя хвалить.       Придя в себя, Таджима, кажется, тоже понял, что потерял репутацию человека, не способного опуститься до уровня каких-либо просьб. Однако... он признавал, что победа Буцумы в этом "поединке" была чистой. Похоть накрыла лидера клана Учиха с головой, вытеснив всё прочее. Буцума был хорош, очень хорош... Лишь с ним Таджима позволял себе забыть об обязанностях и ответственности и поддаться безумной страсти. Однако, как решил Учиха, повозмущаться для порядка всё же стоило.       - Сволочь ты... - выдохнул он, прижимаясь к горячему влажному боку любовника. Тот, благосклонно обняв его за пояс, усмехнулся:       - Кажется, вам, Учихам, много не надо... - задумчиво протянул он, беря в руку лежащую чуть поодаль и чудом не перевернувшуюся трубку и с удовольствием затягиваясь. - Чтобы держать вас под контролем, вас нужно просто хорошо трахать...       Таджима нахмурился:       - Заткнись, Сенджу.       Буцума лишь в знак извинения погладил его бок.       - Не дуйся. Курить будешь?       Таджима молча протянул ладонь. Сенджу же вдруг, глянув на трубку, затянулся сам и, так же, как недавно - Таджима, выдохнул душистый дым в его губы, после чего, дав выдохнуть, начал неторопливо и неожиданно нежно целовать его. Такая странная, непривычная нежность заставила Учиху сощуриться от удовольствия и, обвив шею любовника, позволить ему вести этот поцелуй. Буцума слегка прихватывал губами его губы, водил по ним языком, самым кончиком очерчивал ряды зубов и, наконец, начинал ласкать язык Таджимы, влажно сплетаясь с ним в причудливых движениях. Он прижимал горячее гибкое тело к себе, водя ладонями по спине, лопаткам и бокам, заставляя Учиху растворяться в этих ласках и млеть от каждого прикосновения.       - Цума... - прошептал он одними губами, едва касаясь ими губ любовника.       Тот же с губ плавно переместился на шею, по очереди целуя каждый засос на тонкой коже.       - Джима... - шепнул он, приблизившись к уху и выдохнув в него. Учиха невольно улыбнулся, зажмурившись. Буцума, в отличие от Таджимы, редко звал его по сокращённому имени. Было в этом что-то особо интимное, что-то, отчего внутри всё начинало трепетать, что-то, что обволакивало пеленой приятного тепла...       Нежась от бережных прикосновений горячих губ Буцумы к своей коже, Таджима приоткрыл глаза. Солнце клонилось к закату, нужно было возвращаться в лагерь...       Туда, где они снова станут врагами...       Туда, где они будут по разные стороны баррикад...       Туда, где они вынуждены тщательно скрывать свои пылкие отношения от посторонних...       Таджима усмехнулся и сощурился от удовольствия, когда губы Сенджу коснулись чувствительной кожи за ухом. Ну и пусть. Было что-то особое в этих тайных встречах, в этой секретности, в этой несравнимой ни с чем сдерживаемой страсти...       Завтра при встрече они снова накинутся друг на друга, словно не виделись не меньше месяца, снова будут жадно целовать, сминать в объятиях, сплетаться руками и ногами, пока силы не покинут их...       А вечер, ночь и утро до тех сладостных минут нужно просто переждать...