Чем пахнут тюльпаны?

      Лапа, занесённая над ручкой массивной, вызывающе натурально-деревянной среди напичканных высокими технологиями зданий двери, замирает в воздухе. На секунду. А потом Ник Уайлд, мотнув головой и словно вытряхнув из уха назойливую мысль, решительно дёргает эту дорогую тяжесть на себя и осторожно ступает внутрь.       Он был здесь всего один раз, и то вскользь, ещё перед авантюрой, едва не закончившейся в итоге внеплановым подлёдным погружением. Взгляд пробегает по паркету, по отделке стен, настолько безукоризненно неброской, что можно только догадываться, сколько нулей вышло в итоговом счёте за такие панели. Сразу понятно, кто приложил лапу, у Мистера Бига в сравнении с давно погрязшим в пластике и стекле городом вкус специфический, зато узнаваемый — тут уж не поспоришь. Тем интереснее, от здешних цен в обморок на пороге падают или подальше, в зале?       Нос залит обилием ароматов, и это напоминает Нику, почему он забрёл в итоге именно сюда.       Можно было бы завернуть за пару углов и найти не один и не два прилавка с куда более привлекательными ярлычками, можно было бы, если бы лет так пять назад Уайлд сам там не стоял. Собственный опыт ужасно красноречив: лучше уж один цветок отсюда, чем целая охапка с улиц. Вдобавок изнутри подтачивает беспокойное любопытство — ему хочется посмотреть на Эммета Выдрингтона, одного из тех, кто не так давно на пару недель разминулся с собственным рассудком.       Впрочем, едва ли не уважительно думает Уайлд вдогонку, Выдрингтон и до этого был порядочно сдвинут на своём деле. Если бы цветочнику взбрело в голову, что так для его драгоценных подопечных будет лучше, он бы без тени сомнения променял вот это пафосное великолепие на коробку от слоновьего холодильника где-нибудь на углу проспекта Лемуров. Благосклонность мафиозного босса наверняка весит в итоге меньше, чем искренняя любовь Мистера Бига к тем же краснющим розам — надо же, как живо они отпечатались в памяти, большие, с кулак, одуряюще, тяжело, сладко пахнущие. Чего ни говори, а в Тундра-тауне без Эммета Выдрингтона могли расти только сосульки на крышах.       Уайлд находит его за стойкой, посреди моря вазонов и горшков, с телефоном в одной лапе и громадным, пугающего вида секатором в другой. За спиной у выдры воинственно и прекрасно вздымается невообразимое многоцветие, пока тот, зажав аппарат между плечом и ухом, озабоченно ворчит что-то про поставку гиацинтов. Ник прикрывает на секунду веки и глубоко вдыхает, так, что голову лихо и шало кружит. Сюда, честное слово, можно водить на экскурсии, а воздух — резать и продавать, до того он густой и…       — Мистер Уайлд? — умные глаза растерянно смотрят на него поверх блестящих стёкол.       Помнит, несмотря на всю свою рассеянность.       На самом-то деле, это весьма нелёгкое занятие — выбирать цветы. Вообще. Хоть кому. Особенно напарнице. Но тут, как справедливо заметил Когтяузер, заливаясь влюблённым румянцем под гремящий из колонок «Старбарса» трек Газелле, есть один факт: девушки, будь они весом в три тонны, помещайся они на ладони или лови преступников впервые для своего вида, всё равно остаются девушками. Любят они их, девушки, эти самые цветы. Осталось только понять, какие из них они любят больше?..       — …как насчёт калл? — а вот кому это всё приносит исключительно удовольствие. По-змеиному ловко вильнув меж двух вазонов, Выдрингтон гордо демонстрирует красивые, но уж очень странные, похожие на ракушки белые цветы. Прочитав полнейшее замешательство на лисьей морде, он, убрав лапу с сильного стебля, шмыгает к розам, царственно приоткрывшим свёртки бархатистых лепестков. Ника снова окатывает волной плотного дурмана, пьянящего не хуже вина сладкого запаха, и он, сглотнув, покаянно сознаётся:       — Проблема в том, что я не знаю, какие выбрать. Не знаю, что она…любит.       То есть, конечно, знает — пробежки по утрам, пончики Когтяузера, патрули в центральном районе и острые шуточки, но куда, позвольте, в этот угловатый список засунуть цветы?       Выдрингтон супит брови, когтем спускает задумчиво переносицу круглых очков. А потом вдруг улыбается Нику как-то уж очень знающе и едва ли не дружески, загнав того в полный и безоговорочный тупик:       — Думаю, у меня найдется то, что сможет Вас заинтересовать.       Уайлд видел гордые одинокие розы в гостиной Мистера Бига, и Уайлд помнит крохотный, но очень замысловатый букет на свадьбе Фру-Фру — с колосьями, ленточками и прочей ерундой. Сейчас Выдрингтон держит в перепончатых лапках ни то, ни другое. Красное, не вязко, сочно-красное пятно в обрамлении задорно торчащей зелени при минимуме бумаги. Красиво, ничего не скажешь. Живо.       Он с опаской принимает цветы из лап Выдрингтона, однако почти ничего не чует, и после роз это идёт им в просто огромный плюс. Мастер не скрывает своего удовольствия, когда видит, что росчерк озабоченной борозды на лбу лиса стирается. Но Ник снова хмурится, когда Выдрингтон останавливает его лапу, потянувшуюся к карману брюк.       — Мистер Уайлд, — улыбка не сходит с тронутых сединой усов, — Эмма многое мне рассказала. И поверьте, вы сделали для всех нас куда больше, чем стоит этот букет и весь этот магазин.       Ник не спорит, но думает в этот момент, как, в сущности, коварны местоимения — вежливость или множественное число?       Дверью, хлопнувшей сзади, точно можно кого-нибудь убить. Уайлд глядит на закат и затягивается уличным воздухом, проветривая голову после цветочного царства. Ветер щекочет ноздри слабым, тонким, неуловимым ароматом.       Тюльпаны всё-таки пахнут. Кажется, они пахнут весной.