Альтернативная анатомия

– Итак, скажи мне, любимая дочерь, – отец спокойным жестом сложил руки на груди и прислонился спиной к дверному косяку, глядя на меня выжидательно и очень заинтересованно, как будто речь шла о какой-нибудь супер-важной экспедиции на Марс, – какого это такого хрена ты не ночевала дома? Я заявилась в родные пенаты рано поутру и мгновенно была отловлена бдевшим пращуром для получения соответствующего нагоняя. Откуда ж мне было знать, что в неделями отсутствующем папаше вдруг проснётся отеческая тяга к ответственности. Ведь всего лишь хотела проверить, всё ли в порядке! Это ж надо было так попасться. Ещё и десять пропущенных сейчас обнаружу, небось. – Я была у Тани. Мы писали реферат... – То-то я смотрю, она как раз заходила к нам домой домашку тебе передать. Не заметила, наверное, что ты у неё дома сидишь, – иронично кивнул отец. – Подстава... – буркнула я под нос особого без энтузиазма, лихорадочно соображая, что бы такого ещё наплести, чтоб в мои бредни не вмешалась на этот раз какая-нибудь вероломная Таня, и снова все не попортила. Молчание начинало становится каким-то натурально неловко долгим, как вдруг откуда-то с кухни донёсся высокий певучий голосок. – Дорогой, кто там пришёл? У меня, наверное, глаза в одну секунду стали такими огромными, отец аж переполошился, что меня в расцвете лет хватит жестокий инфаркт. – Спокойно, дитя моё, – он призывно распростер ко мне руки. – Я собирался вас представить, но не в такой обстановке. Вот, познакомься! Это Лариса... Владимировна. Моя женщина. Его женщина была горячей брюнеткой с нарисованными бровями. Она походкой сельской барыни вынесла себя из кухни и от всей души одарила меня белозубой улыбкой. – И... что? – тупо переспросила я, очень некстати зависнув и отчаянно не соображая, что от меня требуется. – Она будет здесь жить, – лучась счастьем, ответствовал батюшка. Прям как ребятёнок, когда кошку с улицы домой притащил. – Главное, чтоб не в моей комнате, – я вскинула ладони вверх и, чуя счастливое избавление от нотаций, скользнула в ванную мыть руки. Если мне придётся вернутся к матери из-за Лариски, я стащу у Дениса пистик, и прострелю этой барышне что-нибудь серьёзное, чтобы мне не одной пришлось страдать от этой жизни. – Все-таки неплохо было бы доложиться, где ты пропадала, – в дверях тут же возник отец. – Я в твою личную жизнь не лезу, и ты в мою не лезь, – буркнула, намыливая руки куда тщательнее, чем следовало. – А то скажу, что делила ложе с восемью китайцами. – Деньги на презервативы подкинуть? – паша вопросительно вздёрнул правую бровь. – Ты сдурел? Это шутка была. – Когда понадобятся, просто попроси. И отвечай на звонки, пожалуйста. Мне бы очень хотелось, чтобы моя дочь ночевала дома. С этими словами отец покинул клозетт, оставив нас с мылом наедине. Едва звук шагов увёл на кухню, я выскользнула в коридор, дура, как сразу не заметила в нём чужие вещи. Чёрное женское пальто, и сумочка больше похожая на расплюснутый кирпич, прям по последней моде. Оправдываясь тем, что это Громов меня довёл до параноидального состояния, я бесстыдно полезла в этот кирпич искать документики новоиспеченной пассии. Лариса Владимировна Чуднова в сумке носила – слава всем богам – только один паспорт, и он говорил, что уроженка Саратова 1977 года рождения вот уже энное количество лет находится в разводе и ведёт скучную ничем не примечательную жизнь, потому что помимо паспорта в сумке обнаружилась только расческа, битая пудреница и чек из Ашана. Я навострилась было в сторону кухни, заценить кулинарный способности Лариса Чудновой, но оттуда так явственно доносились доносились влажные звуки поцелуев, что я просто молча сдёрнула свою куртку с крючка в коридоре, закинула на плечо рюкзак, и в таком виде выскочила на лестничную клетку, чтоб не портить идиллию. В школе мы с Громовым договорились не встречаться и не разговаривать. Мне и так уже осточертело лютое неодобрение общественности, ему не нужен был лишний шум, а убедить всех в том, что им просто показалось, было ещё не поздно. В итоге он очень старательно игнорировал меня, а я его. Даже на вопрос «где домашка» ответила гордым молчанием, за что биолог пригрозил вызвать в школу мамку. Мне очень хотелось ответить, что кишка тонка, но тогда это грозило перерасти в какую-то интимную перепалку, а нам бы этого не хотелось. Наверное. Впрочем, перепалки мне всё же не удалось избежать, и настигла она меня в довольно неожиданном для таких дел месте – женском туалете. И совсем не с Громовым. – Что, навострилась лазать по пожарным лестницам? – стук каблучков возвестил о появлении исходившей на яд Козловой. – Не пойму, хочешь взять пару уроков? – огрызнулась я скорее машинально. Так и представляю, как она караулила под дверью несчастного общественного сортира, пока все выйдут, и можно будет поиздеваться над Барковской без свидетелей. – Ну почему же взять? Преподать скорее, – Даха неожиданно схватила меня за ворот рубашки и затолкала в кабинку, следом влетела сама, захлопывая дверь и сверкая глазами, как филин в часы охоты. – Отвечай сейчас же, где Дима? Куда вы его дели? Чего вы, скоты, добиваетесь? Выпускать меня из цепкой хватки Козлова и не думала, специально сжимала так, чтобы тяжело и больно было дышать. – Что, по-человечески общаться разучилась? – фыркнула я в сторону. Обидно, но Даха была крупнее и сильнее, и так просто вывернутся из её хватки я не могла, оставалось только трепыхаться. – Будешь выпендриваться, я тебе голову отверну, уяснила? – так злобно зашипела Козлова, что не поверить в её слова было даже как-то непросто. – Быстро рассказала мне все, что знаешь! – Что думаешь, дочка босса мафии – и теперь все можно? – я, рассчитывая сделать очень больно, от души наступила пяткой ей на ногу. Пока Козлова резко втягивала не слишком ароматный воздух, я выскочила из кабинки, одним движением выудила из-под батарейки швабру и пристроила между дверью кабинки и противоположной стеной, чтобы изнутри никак нельзя было выбраться из туалетного заточения. – Открой немедленно! – судя по звукам, Даха с той стороны начала кидаться на дверь, как раненный вепрь. – Подумай над своим поведением! – дала я напутственный совет Козловой, почуяв безнаказанность, и под звук звонка на урок, торжествующе смылась из туалета. Ничего, её из отчаянного положения спасёт первая попавшаяся техничка. Я же весёлой походочкой отправилась с горе-ассасину. Он как раз был найден мной пакующим вещи после последнего урока с очаровательно сосредоточенным лицом. – Ты куда идёшь? Я с тобой, – подкралась вроде неслышно, а врасплох застать всё равно не удалось. – Я в морг, – поморщился Громов, оборачиваясь. – Вик замотал, говорит, чтоб явился на проверку. А то в следующий раз лечить не будет. Уйдёшь с занятий? У тебя вроде уроки ещё были. – Да там ОБЖ какое-то, мне с таким образом жизни вряд ли поможет. Так что, берёшь меня... с собой? – я руками упёрлась в столешницу по обе стороны от него, но всё равно держала дистанцию, не прикасалась. Пока сам не позовёт. Не потянется ко мне. – Хочешь попробоваться на роль моего телохранителя? – Денис попытался изобразить саркастичную усмешку, тревожно поглядывая на приоткрытую дверь класса, потом, видимо, послал осторожность к чёрту, и от всей души зацеловал мою макушку. – Как же ты не понимаешь... что это опасно... чтобы нас видели вместе? – Это неважно уже. Они знают, кто я и где живу, что я – твоё слабое место, – договорила до конца и только потом поперхнулась оттого, что фраза колючками царапнула горло. Всё боялась, что он это скажет, а вырвалось у самой. – Слабое, приставучая и очень дурное, – с деланной беспристрастностью согласился Громов, и на выходе из класса шепнул мне на ухо, что ещё любимое. Я за ним не сразу успела – немного дрожали коленки. Нам пришлось в рамках конспирации даже из разных выходов покидать учебное заведение: мне – через обычный, Денису – через чёрный, открытый весной. Вик отпустил Громова с миром, известил, что на нём заживает всё, как на собаке, и что он может больше не приходить. Уже на выходе из его кабинета у меня в кармане завибрировал мобильник. Я подумала, что если Козлову ещё не выпустили из заточения, то это, наверное, она сейчас низвергнет на меня потоки отборных туалетной ругани, вдохновлённая обстановкой. Но номер был незнакомый. – Это Лариса Владимировна. У тебя, судя по расписанию, уже кончились уроки. Почему ты до сих пор не дома? – тон был невообразимо менторский, как у директора школы благородных девиц. – А... А у меня тут меня кружок, знаете, – оглянулась мельком на Громова, даже за подбородок схватившись от сосредоточенности, – по биологии. Тут в школу крысу недавно привезли, Лариской, значится, её кличут, сегодня препарировать её будем, да. Только она пищит, вырывается, неудобно разговаривать – ж-жутко. Давайте так: я ей сейчас кишочки выпущу – и ср-разу вам перезвону, ладушки? Я сбросила вызов, даже не дождавшись одобрения Чудновой, и в ответ на вопросительный взгляд Дениса махнула рукой. – Да, отец подцепил какую-то в одной из своих командировок. Мнит себя теперь большой хозяйкой, даже не кухне уже окопалась. – «Подцепил» – это как будто не девушку, а заразу. – Может быть, – пожала плечами. – Я ещё не разобралась. Но там все серьёзно, между ними не химия, а целый химзавод, смотрят друг на друга так, будто сейчас сожрут... Замерли мы почти синхронно. Замерли и прислушались. Потому что по обшарпанным стенам, по мрачному потолку вдруг поползло эхо каких-то песнопений, больше походивших на замогильный вой, от которого за шиворот пробирались непонятные мурашки. – Трупы развлекаются? Открыли кружок вокала и самодеятельности? Я поёжилась. На самом деле в этом не было ничего удивительного – на творчество живых и адекватных эти звуки походили мало. Рука Громова как-то сама собой потянулась за пояс. Ой, только не говорите мне, что он под курткой всё время пистик носит. Мы стояли напротив двери в подвальное помещение, и все эти пристукивания, притоптывания и длительные страдальческие завывания доносили б именно оттуда. И я видела, что внутри Дениса борются прямо сейчас точно такие же два желания: свалить от греха подальше и пойти проверить, кто это так изощрённо скрашивает свой досуг в жмуриковой обители.