Китобойня

Припарковав автомобиль, Джиён оглядел себя в зеркале заднего вида: волосы были засалены на корнях, веки опухли, под воспаленными глазами чернели синяки. Он протер ладонями лицо и помассировал виски — состояние и вид были паршивыми настолько, что Джиёна легко можно было принять за одного из маргинальных элементов, которыми кишел самый неблагоприятный район Бостона. Сейчас это сыграло бы Джиёну на руку, если бы их добрая половина не жаждала начистить ему рожу. Он закурил прямо в машине — после двух суток без сна ему было срать на запрет Сунхо и последующий за его нарушением выговор. Сунхо не переносил сигаретный дым и самого Джиёна тоже. Но Джиёну приходилось с этим мириться: Сунхо был выше его по званию, хоть и являлся самым отстойным напарником из всех, с кем ему приходилось раньше работать. Джиён скучал по тем временам, когда его напарником был Хону, первым и лучшим. Они три года в паре патрулировали улицы Бостона, пока Джиён не пошел на повышение. Докурив сигарету до фильтра, Джиён открыл переднюю дверь и утопил бычок в луже. Коснувшись воды, огонек погас, превратившись в грязное пепельное месиво. Джиён не спешил выходить из машины, тщательно, на десятый раз, перечислил в уме алгоритм своих действий. Разнарядки сверху не поступало, поэтому, действуя в обход руководства, Джиён в случае неудачи рисковал как минимум своей месячной премией. Но месячная премия его не волновала. Повисший гештальт нераскрытого дела и моральная подоплека — тоже. Детские восторженные мечты давно были раскатаны по дорогам Бостона потертыми шинами патрульной машины, а потом — вместе с дождем и грязью — слиты в решетки сточных канав на обочинах. Работа давно не приносила ни радости, ни морального удовлетворения. Его нынешнее дело, на первый взгляд, мало отличалось от тех, что он расследовал раньше, но чем глубже Джинён копал, тем меньше оно ему нравилось. Обрубленные концы, ошибки в протоколах, свидетели, издыхающие один за другим, словно мухи, угодившие в плен клейкой ленты — одного цвета с той, которой полиция оцепляет места преступления. Над городом моросил противный дождь. Джиён, открыв дверь и ступив ботинками в лужу, где минутой ранее утопил бычок, проверил кобуру за пазухой и полицейский значок в кармане; потом, ссутулив плечи, пробежал пару кварталов. Вода заливала за шиворот, ветер дул в лицо острыми каплями. Джиён замедлил темп и перешел на шаг только у серого каменного изваяния моста, под которым, у самого берега реки, собралась небольшая группа уличной шпаны — каждому из них можно было бы с легкостью обеспечить пару приводов. Донхёна среди них видно не было. — Эй, эй, чувак, — Джиён, придав лицу серьезное, неприветливое выражение, подошел к одному из парней, стоявшему в отдалении от общей толпы. На вид ему не было и двадцати, а глубокие коросты на щеках и на лбу говорили, как минимум, о не здоровом питании. — Эйпа не видел? — Кого-о? Ты ничо не попутал, пацанчик? Ищешь кого-то, будь добр, плати за услугу. От его писклявого голоса Джиёна передернуло. — Обойдусь, — ответил он и полез рукой в карман. Парень заметно напрягся, но расслабился, как только увидел в руке у Джиёна белую мятую пачку мальборо — и уже через секунду стоял перед Джиёном с вывернутыми за спину руками и скулил. От волнения и боли в его речи прорезался мексиканский акцент: — Аууч. Полегче, чувак. Больно же. Больно говорю. Кого те там надо? — Кейт Эйпа, — терпеливо повторил Джиён, осматриваясь исподлобья. На них опасливо косились, но пока что не подходили: либо мелкий пацан был здесь не на хорошем счету, либо же это не считалось у них чем-то из ряда вон выходящим. — А-а, — протянул тот, наконец-то осмысленно. Будто в его мозгах наконец щелкнул включатель и начал выводить причинно-следственные связи. — Ты чо его клиент, что ли? Или шлюха? По виду и не скажешь, кто кого. Предпочтя словам действие, Джиён сильнее надавил ему на поясницу. — Ну, сосунок, видел его. — Да тихо, тихо ты. Тут он где-то был, — ответил пацан, застонав от боли, и крикнул в толпу: — Эйпа видел кто-нибудь? Тут его какой-то пидор ищет. Джиён хмыкнул в ответ на подначку и резко оттолкнул парня от себя. Тот от неожиданности запутался в ногах и пролетел пару метров вперед, шмыгнув за навес. Донхён появился через пару минут, взял бережно Джиёна за руку, сжав теплой ладонью задубевшие от холода пальцы, и совсем не бережно потащил за собой. — Припарковал где обычно? — от хрипотцы в его голосе по телу Джиёна прокатилась сладкая дрожь. Он скучал. — Да, — ответил он. — Сменил бы ты место. Тебя узнали? Донхён обернулся через плечо, и Джиёну наконец удалось рассмотреть его профиль. У Донхёна был дерзкий пробитый взгляд, смазанная чьим-то кулаком скула и впалые щеки — опять сбросил вес. Джиён не стал ничего спрашивать, хотя очень хотелось. Донхён все равно обычно не отвечал, говорил: "Ты не хочешь знать", — будто Джиён, работая в полиции, ежедневно не сталкивался с худшими проявлениями жизни. Впрочем, Джиён и сам в определенном смысле был не лучше. — Сегодня повезло. Не полезли сразу морду бить. За твою шлюху приняли. Донхён замедлился, позволив Джиёну с собой поравняться. — Да, видок у тебя тот еще. Не спал? — вынес он неутешительный вердикт. Джиён не стал врать. Не за этим он рисковал, приезжая сюда. — Двое суток. — Ясно. Не думаю, что за нами не будут следить. Стукачи везде найдутся, не только среди своих. — И кого ты нынче принимаешь за своих? Они как раз подошли к машине Джиёна, серому неприметному седану — времена, когда он ездил на патрульной машине, давно прошли — поэтому Донхён позволил этому вопросу проскользнуть. — На переднее или заднее? — спросил он невинно, и у Джиёна даже хватило сил улыбнуться на понятый намек. — Переднее. — С тебя двадцатка. — Мелкий поганец. В машине было тепло и сухо, а еще можно было коснуться руки Донхёна, обвести своими пальцами его пальцы, худые и кривые, будто он их часто ломал в детстве. В груди у Джиёна защемило от нежности. Он отстранился: было не место и не время. — Мне нужна твоя помощь. — Уже не помню тех времен, когда ты приходил просто так. Это не было попыткой спровоцировать Джиёна на конфликт. Это было грустной констатацией факта. Последний раз они виделись около месяца назад: частые встречи бы вызвали подозрения и могли поставить прикрытие Донхёна под угрозу. К сожалению, Джиён, казалось, был единственным, кто об этом помнит. Донхён, конечно, изменился за несколько лет после окончания полицейской академии, но иногда все еще вел себя как капризный ребенок. Например, хотел получить все и сразу. — Сегодня я неофициально. Никто не знает, что я тут. — Сунхо догадается. — Нет. Если ты не будешь курить свою дрянь в моей машине. — А твою можно? — Можно. Пока Донхён щелкал зажигалкой, мусоля между зубов сигарету, Джиён наблюдал за каплями дождя, стекающими по лобовому стеклу. Их стука почти не было слышно. Донхён шумно вдыхал и выдыхал, что опять заставило Джиёна задуматься о его здоровье. — Слышал что-нибудь про убийства местных проституток? Девочек. Подростков. — Слышал. У нас многие об этом говорят, но я не копал. Дело дрянь? Джиён пожал плечами. Он доверял Донхёну больше, чем себе, но, не имея прямых доказательств, предпочитал отмолчиваться. Копания Донхёна успокаивала: почему-то рядом с ним Джиён чувствовал себя защищенным, хотя когда-то ему казалось глупостью полагаться на младших. Впервые за двое суток захотелось спать, или сначала трахаться, потом спать — чтобы крепко вырубило часов на двенадцать. — Мне нужно, чтобы ты копнул по своим каналам. Все, что найдешь. Возможно, что убийцу прикрывает кто-то обладающий большей властью. Возможно, целая группа. — Джиён нервно облизал губы и, несколько раз моргнув, неуверенно добавил: — Руководство блокирует мои запросы. — Боишься, что за этим стоит кто-то сверху? — Я этого не говорил, — но думал не одну бессонную ночь. — Окей, я понял. Донхён докурил и выбросил окурок в окно, но почему-то не спешил обратно поднимать стекло. Внутрь салона дохнуло влагой и прохладой, стало сразу неуютно. Джиён поежился от холода и прикрыл глаза. — Смотри, палят, — Донхён подтолкнул его локтем, указывая на противоположную сторону дороги, там стояли, переминаясь с ноги на ногу, пара парней неприметного вида. — Как думаешь, за тобой или за мной? — Не знаю. Нужно было садиться назад. Хочу тебя. И спать. — Как мне льстит, что ты со мной одним такой откровенный, — тихо произнес Донхён и наклонился к Джиёну, потершись щекой о его колено. — Можешь полежать на моем бедре. Не обязательно входить в роль. Они и так купятся. Джиён прошелся по его затылку, по черным волосам у корней, обвел контур уха, огладил большим пальцем шею. Кожа на его руках была сухой, в грубых мозолях, совсем не чувствительной — из-за тех долгих ночей, что он провел в кабинете управления, перелистывая одну за другой страницы сшитых в толстые папки документов. Но пальцы все равно щипало от нетерпения: последний месяц он будто умирал от тактильного голода. — Но я хочу. Думаешь, упущу такой шанс? Может быть, Донхён умирал тоже. Он боднул Джиёна в живот, подцепил зубами уголок ткани — пуговица на джинсах выскользнула из петли; потом руками помог себе расстегнуть молнию на ширинке и высвободил из белья член Джиёна. — Не говори, что ехал ко мне и не думал об этом, — Донхён дышал. Ждал реакции Джиёна и дышал. Горячее дыхание касалось его плоти, окутывало теплотой. Джиёна накрывало острым, сильным возбуждением — как снежной лавиной неудачливого лыжника. Мышцы на животе напряглись, горло пересохло. Прежде чем взять в рот, Донхён прошелся языком по нежной головке, и Джиён, вскинув бедра, громко вскрикнул. Член соскользнул с губ и уперся в щеку, оставив влажный след. Сидя в автомобиле, стоящем на обочине у перекрестка, они были у всех на обозрении, а то, чем они занимались, мог увидеть каждый прохожий. Джиён не выказывал по этому поводу восторгов, но готов был мириться. Ради себя, ради Донхёна, ради тех редких минут, что были у них. Он запрокинул голову на изголовье сидения, закрыл глаза и тихо выдохнул: — Я тебе доверяю, — среди всей этой дряни, во всем этом мире тебе одному. Донхён сжал руку у него на бедре и заглотнул по самое горло. Тогда Джиён не выдержал, проваливаясь в долгожданную темноту. — Ты отключился, — сообщил ему Донхён, когда Джиён пришел в себя. Тело было вялым и отказывалось ему подчиняться. — Я успел испугаться. — Сколько времени прошло? — Немного. Пятнадцать минут. Джиён протер глаза и виновато посмотрел на Донхёна: — Прости. Донхён пожал плечами, как всегда делал, когда не придавал значения ситуации. — Мне пора идти. Я свяжусь с тобой, как что-нибудь узнаю, и сниму номер в отеле. А теперь гони мои бабки, мистер. — Мелкий поганец. За окном стояла тишина, дождь закончился.