***
— Что случилось, Сатору? Приснился кошмар? Мягкий голос застаёт меня со стаканом холодной воды на кухне, отчего я окончательно пробуждаюсь и прихожу в себя. Странно, что кухонная мебель выглядит одновременно знакомой и чужой. Странно, что мой неуверенный ответ "Не помню" произносится ломающимся голосом подростка. Странно, что руки, которые заботливо лежат на моих плечах, принадлежат всё тому же Яширо. Чертовщина. Сон. Но я только что проснулся во сне. Где правда? Не могу понять. Слышу участливый голос любимого учителя, который доносится будто издалека, и сердце на мгновение сжимается, а глаза характерно покалывает от подкативших слёз. Мой отчим? Он мог бы. В иной реальности, где не существуют серийный убийца и феномен "возрождения" Яширо Гаку мог бы сойтись с моей матерью. И именно так выглядели бы наш дом и наша семья, но всё это случайная, искажённая нервным потрясением фантазия, не имеющая реальной подоплёки. Язык отнимается, стоит Яширо спросить о сне. Меня обдаёт жаром из-за чувства стыда и позора, когда отчетливо вспоминаю вкус собственной спермы, старательно слизанной с его пальцев; тех пальцев, которыми сейчас он ерошит мои волосы. Должно быть, он воображает себе что-то безумное и страшное — хотя секс с убийцей таковым и является — потому что отводит меня в гостиную, где усаживается вместе со мной на диван. Здешнему мне четырнадцать лет, но при этом Яширо устраивает меня у себя коленях и обнимает, как маленького, продолжая расспрашивать об увиденном сне всё более вкрадчиво. Невольно утыкаюсь носом ему в шею и панически подрагиваю, слышу размеренный стук его сердца. Слишком реалистичный сон. Я с легкостью различаю до одури знакомый запах его тела, и моё дыхание моментально сбивается. Происки демонов. Мне дурно от неспособности проснуться и понять, какая из искаженных реальностей принадлежит мне. Или какой реальности я сам принадлежу? Велика ли разница? Пожалуй, да. — Кома? — у Яширо приятный и добрый смех, а руки по-отечески тёплые. — И правда жутко. Но ведь это лишь сон. Сейчас ты можешь говорить, двигаться и ходить. Или тебе приснилось что-то ещё? Я не в силах ответить, вспоминая излюбленную ласку Яширо — ввести кончик пальца и долго массировать анус, пока я не расслаблюсь настолько, чтобы легко впустить его член в себя. Нет-нет, всё неправда. Обнимая его сейчас за шею и доверчиво прижимаясь к груди, как может прижиматься лишь ребёнок, я не могу заставить себя поверить, что мне приснились убийства, кома и секс с этим мужчиной. Уши горят от одной только мысли. Дети не занимаются сексом с отцом. Эта реальность не может быть явью, ведь двадцать девять лет своей жизни я помню слишком отчетливо, я не мог все их прожить во сне. Голова кипит. Сжимаю в руках рубашку Яширо и сам сжимаюсь в комок, чувствуя следом ласковое прикосновение к волосам. Нет, нет, нет. Я больше всего мечтал о такой жизни, но она не может оказаться правдой. — Я... Яширо... — М? — Побудь со мной, пока я не усну. Хочу сбежать и сорвать голос в крике, но сижу в объятиях приёмного отца и убийцы. Что из происходящего реально? Всё больше похоже на бред воспалённого сознания, какие-то многоступенчатые сны, не выпускающие меня из оков своего шизофренического мира. Или всё это одна нездоровая реальность, в которой проблемы связаны только с моей головой. Засыпай, Сатору, скорее засыпай, чтобы проснуться там, где тебе место; там, где ты в безопасности и окружен друзьями, а монстр сидит за решёткой в тюрьме. Не помню, как успокоился и притих, как тело прекратила бить паническая дрожь. Волнения просто отступили, оставив меня в покое. Я слышал только размеренное тиканье часов и убаюкивающее биение чужого сердца под ухом. Последней мыслью стала мысль о смерти во сне — истинная благодать для немногих счастливчиков в этой жизни. Она принесла бы настоящий покой. И засыпая, я чувствовал, как Яширо постукивает пальцем по моему плечу.Часть 1
7 апреля 2016 г. в 01:48
Человека создают обстоятельства — к этой мысли я пришёл в тот день, когда вышел из больницы на своих ногах. Психика людей похожа на пластилин, размягчается и видоизменяется под действием внешних факторов. Воспитание, окружение, быт, различные катастрофы. В суете повторяющих друг друга будней мало кто обращает на это внимание. Ежесекундно осознаёшь своё "я", и личность кажется целостной, приоритеты и принципы — прежними. Но не замечаешь при этом, как с каждым прожитым днём от тебя отщепляется частица и заменяется чем-то новым, порой совершенно чуждым и иным. Редко кому удаётся максимально сохранить себя. Оставаться в прежней поре означает стоять на месте и не развиваться, не делать абсолютно ничего. Встают ли люди перед выбором отринуть самих себя ради изменений в жизни или до последнего вздоха придерживаться взглядов, у которых давно истёк срок годности? Хотел бы я знать, чтобы понять, правильно ли поступаю сам.
— Не нарушай наши правила, Сатору.
Яширо хватает пальцами мой подбородок, когда я невольно отворачиваюсь, задумавшись вновь. Не знаю, когда научился абстрагироваться от происходящего, наверное, ещё в самый первый раз. В противном случае сошёл бы с ума? Вполне вероятно. Размышления о мотивации моего бывшего учителя, о его потребностях в сублимации жажды убийства и о собственных демонах, сдавивших мне горло железной рукой, помогают переживать моменты близости с ним без последующих истерик с заламыванием рук. А ведь такая связь с убийцей, который однажды уже вершил суд над моей жизнью, легко могла вылиться в очередную суицидальную попытку, только уже серьёзную. Но вопреки всему мы оказались крепко связаны тем роковым разговором на крыше.
Я нарушил поставленные условия ненамеренно. Яширо обязал всё время смотреть в его алые от бури эмоций глаза. Зрительный контакт во время секса разгоняет по его телу электрические импульсы, я почти уверен, что всякий раз чувствую их кожей. Он жадно впитывает в себя всё то, что умудряется разглядеть в моём лице. Хотя отвечать на его пронизывающий взгляд, когда он ритмично вколачивается в моё тело, тяжело. Мне бы закрыть глаза и забыться на всё время, но Яширо добивается противоположного эффекта; я нужен ему только в трезвом сознании. Осознающий себя, осознающий его, осознающий происходящее между нами. Неспособный убить моё тело, он с завидным стремлением уничтожает мою душу, с ювелирной точностью отслаивает от неё по кусочку. Через взгляд добирается до самого мозга и прочно укореняется там.
— Яширо, — пальцы по-прежнему сдавливают моё горло, но не препятствуют дыханию, я хриплю просто от исступления. — Яширо...
Связавшее нас явление легко подошло бы под определение стокгольмского синдрома. Когда-то я читал об этом, и в то время статья показалась странной. Сейчас она укладывается в моём понимании значительно лучше и вместе с тем кажется недостаточной для того, чтобы в полной мере описать нашу взаимную потребность друг в друге после всех мрачных событий пятнадцатилетней давности. Каскад воспоминаний, обрушившийся на меня из-за встречи с Каё, — что-то надломилось во мне уже тогда. Я мог бы честно рассказать обо всём Кенье, получить шанс отправить за решётку настоящего убийцу и навсегда оборвать цикл его преступлений. Вместо этого я понадеялся на мизерный шанс и спровоцировал человека, для которого отнятие чужой жизни — наивысшая мера наслаждения. Тогда Яширо легко мог остаться стоять на месте, не нестись сломя голову по крыше за разогнавшейся коляской, и моя история окончилась бы на мокром от дождя асфальте.
Влажно. Сперма растекается по блестящим от пота бёдрам и животу, увлажняет простынь в некоторых местах. За сегодняшнюю встречу я успел кончить с ним дважды. Яширо поразительно вынослив для своего возраста, не каждый кипящий от гормонов подросток способен на три забега за одну ночь. Эгоистичная забота о собственном удовлетворении пробуждает в людях лень. Но, к сожалению или к счастью, в его случае превалирует отнюдь не забота, Яширо отчаянно старается заполнить пустоту в своей душе любыми доступными ему способами. И добиться этого ему удаётся лишь тогда, когда пустыми становятся мои собственные глаза.
Я осознал своё новое "я", когда говорил с ним на крыше. Открытое признание моих нередко просыпавшихся по отношению к нему сыновних чувств, непоколебимая уверенность в патологической потребности Яширо находиться рядом со мной и последующее подтверждение этих слов в одночасье сделали меня зависимым от него. Нет, я просто потерял желание сопротивляться, когда увидел его дрожавшую от напряжения руку, мертвой хваткой вцепившуюся в колесо инвалидной коляски. Яширо Гаку. В тот момент он словно отсёк большую часть меня острым тесаком, и на замену явилось нечто безликое, точно кошмар, вышедший вместе со мной из комы. Кошмар, который я сразу принял и признал, но взамен навсегда отказался от адекватного восприятия реальности.
Влажно. Звуки размашистых шлепков заполняют комнату. Я не в состоянии отвести взгляд от глаз Яширо, похожих в темноте на два тлеющих угля, хотя мечтаю опустить тяжёлые веки и забыться. В моё тело раз за разом входит горячий член, входит уже совершенно свободно и на всю длину; бёдра Яширо плотно вжимаются в мой зад при каждом толчке. Неразрывный зрительный контакт вынуждает сосредотачиваться, думать. С поджатыми и широко разведёнными ногами я совершенно открыт перед ним, как был открыт пятнадцать лет назад, когда откровенно и честно рассказывал о своих мыслях, связанных с Хиназуки Каё.
Подорванное доверие. Пятнадцать лет назад из-за этого хотелось кричать не своим голосом и даже сейчас, когда образ реального убийцы больше не скрыт завесой тайны и находится передо мной, временами я всё ещё отказываюсь верить, что Яширо оказался тем, кем является. Возможно, я подозревал его с самого начала, но из-за чувств, застилавших глаза, намеренно игнорировал все указывающие на него факты, потому что не желал верить в такую реальность. Возможно, сделай тогда полицейские свою работу и доберись они до Яширо, я кричал бы о его невиновности так же, как в случае с Юки. Возможно. На деле я не хотел смотреть в глаза правде, даже захлёбываясь ледяной водой. Яширо не мог. Яширо не был таким ужасным человеком. В иной реальности Яширо мог заменить мне отца. Но именно с лёгкой руки Яширо машина съехала со склона в покрытую льдом реку.
А потом именно он спас мне жизнь, которую почти оборвал. Уверен, он считает себя богом.
Я могу объяснить себе собственные чувства, но изменения, затронувшие этого человека за прошедшие годы, до сих пор не укладываются в голове. Я жаждал прочесть его мысли, постичь глубину всей мотивации и его пристрастий, утолить своё любопытство напополам с искренним непониманием, от которого холодело нутро. Что изменилось в его сознании, раз сейчас он не перерезает мне глотку, а переворачивает на живот и тянет к себе, хватаясь за покрасневшие бёдра, чтобы вставить снова? Широкая ладонь накрывает мой пах, сжимая мошонку и пульсирующий член, а сам Яширо продолжает втрахиваться в меня с удвоенной силой. Я наконец позволяю себе закрыть глаза и свободно стонать, больше не задумываясь ни о чём и даже не вспоминая, что завтра опять не смогу нормально ходить, из-за чего придётся брать на работе очередной отгул. Чувствую только горячее, прерывистое дыхание Яширо на шее. Он тоже стонет. Ему хорошо. Но не понятно, что приносит ему больше удовольствия — моё тело или такой процесс сублимации.
С этим человеком всегда удаётся испытать мощный оргазм, в чём больше повинны мои неоднозначные эмоции и чувства. Тихая усмешка Яширо раздаётся над ухом, почти сразу он касается моей щеки испачканной в моей же сперме рукой. Я действую на уровне выработанного за все ночи с ним рефлекса, облизываю средний палец, втягивая в рот и начинаю сосать. Медленно, продлевая его удовольствие, в то время как собственный агонизирующий разум изолирован в вакуумном пространстве моей истерзанной и покалеченной души. Мысли исчезают, пока я старательно обсасываю каждый палец Яширо, испытывая больное наслаждение от своих действий и его потного тела, прижимающегося к спине. Осознание ненормальности происходящего придёт позже и всё равно меня не спасёт.
Когда он с лёгкой, неестественной улыбкой на губах одевается, я думаю о том, что для его пятидесяти с лишним лет он выглядит слишком хорошо. Почти как моя мать, разве что мимические морщины выдают. Демоны действительно существуют. Обычно зачесанные назад волосы сейчас небрежно спадают на лицо. Такой Яширо напоминает прежнего себя, когда я ещё считал его хорошим, добрым человеком; когда периодически хотел видеть в нём своего отца. И таким же он был, когда пытался меня убить. Голова вновь пухнет под гнётом болезненных мыслей, смешавшихся с равнодушными и сухими словно бумага. Как Яширо уходит, я не вижу, проваливаясь в забытье после измотавшей тело и душу ночи.