***
Плевать хотел Эд на всю эту бумажную бурду. Стремясь добиться должности армейского пса, последним, о чём он думал, были идиотские отчёты о разъездах по Аместрису. «Всё равно от этого нет никакого толку! Результатов ведь никаких...» - мальчишка вскинутой вверх живой рукой вылавливал ленты прохладного ветра, гуляющего по белому небу. В чертах его лица крепко засело недовольство. - Пусть даже не мечтает, что я хоть на километр приближусь к его берлоге! Делать мне нечего, как морочиться с этой дрянью! - мальчишка пнул ногой урну, стоящую у скамьи, на которой он разлегся. Апатичный, залитый ленью алхимик хмуро потягивал успокаивающие вздохи, не желая больше ни слова посвящать своему напыщенному начальству. Он был поглощён жидкой тяжестью безделья и скуки: Ал с Уинри уехали на фестиваль в Рашвелли, оставив юношу в полном одиночестве в наполненном взрослыми штабе без позволения его покидать. Пустота лиц военных угнетала, но час за часом Эд становился ничем не отличным от них - посеревшим, плоским, словно те самые листы печатной документации, какой наполнена жизнь этого места. Для полного описания внутреннего состояния Стального не хватало только перекати-поля. С самого утра он ничего не хотел. Ничегошенки. Даже всегда волнующие мысли о философском камне ничуть не подстегивали на действие. Бывает всякое, и даже порой личности самые активные превращаются во что-то в конец флегматичное. Эд был уверен, что дело в воскресеньях. Он их терпеть не мог! - Гм... Элрик сел, с разочарованным видом уставившись в пространство. Делать-то было и правда нечего. Размышления утомляли, предположения и теории не давались, тренировки претили. Даже голод не чувствовался. Наверное, в этом и есть самый главный минус для тех, чья жизнь представляет собой сплошное приключение - ты не умеешь жить, как нормальный человек. Ты поражаешься спокойствию всего вокруг. Ты будто подсознательно каждую секунду ждёшь, когда что-нибудь взорвётся - только бы освободиться от тишины.. И иногда, уж поверьте, взрыв вовсе не образное выражение.. ну как иногда? Чаще всего. Эдвард гас, как свеча. Неистраченная энергия сходила с него тяжелыми и густыми восковыми каплями, отталкивающими от себя любые всплески энтузиазма. Опираясь щекой о кулак, он с тоской вспоминал всё, что происходило за годы поисков, загадок, ключей к ним, за годы сражений, споров, противостояний и... Из ряда величественных колонн у главного входа показался громадный силуэт, облачённый в синюю форму. - Что-то ещё, майор? - едва завидев того, ворчливо поинтересовался Стальной, припоминая зашедшего утром со стопкой отчетов военного. - А я думал, что вы уже достаточно меня «порадовали». - Выглядите совсем худо, - констатировал Армстронг неравнодушно. - Зайдите в библиотеку, развейтесь, а там гляди и за работу приметесь. - Нет уж, спасибо! Всё вычитано вдоль и поперёк, - с броским взмахом руки отвечал мальчишка, явно приукрашивая. - Неужели? Что же, и новый алхимический трактат вы тоже успели изучить? - Хм? - Эд наострил слух, словно лис на охоте. - Новый? - Да. Сегодня утром поступил в единственном экземпляре! - майор сиял интересом. - Автор анонимен, но поговаривают, что он так же молод, как и вы, представляете? Обязательно гляньте, господин Элрик! Армстронг ещё не успел исчезнуть с горизонта, как юный алхимик ринулся к библиотеке «дегустировать». Известия о появлении новых работ влияли на Эда по-особому: он был любитель свежих трудов от свежих умов, был ценитель новых взглядов на алхимию и не жалел ни времени, ни сил на то, чтобы рассмотреть их со всех возможных ракурсов. Всего пара слов майора - и было понятно до предвкушения, с чем придётся иметь дело. И это, что уж там, не могло не поднять настрой. Постепенно наполняемый оживляющими думами о необходимости беспрерывного образования, наш герой раскрывал тяжёлые металлические двери - эдакие врата в необъятную вселенную информации. Мальчишку приветствовала каждая пылинка, привыкнувшая к его постоянному присутствию. Освещение радушно потеплело, будто желая перекрыть осеннюю прохладу, живущую снаружи. Набитые литературой стенды сменяли друг друга, мельком отражаясь в глазах Эдварда. Лабиринты, лабиринты, лабиринты... Из-за избытка символов, закруживших перед ним, алхимик на момент потерял зрение; когда-либо полученные знания всплывали наружу, подобно айсбергам; голоса зазвенели, окрашивая мысли... ...Резкая жужжащая боль пронзила плечо: мальчишка в кого-то врезался. - Ой... Эдвард-сан! - в сознание скачком забрался звонкий голос Чески. - Простите, простите! Я вас не зам.. Ой... то есть... в общем.. Юноше потребовалось ещё некоторое время, чтобы определить в белом пятне перед глазами бинты, обвязанные вокруг её правой руки. «Перелом?» - Э.. - алхимик встряхнул головой. - Ческа? Ничего, извини.. - он моргнул, глядя в упор на перевязку. Без сомнений.. Эд и сам такие получал далеко не один раз, вычислить не составляло труда: явный перелом! - Это ты как так? - А.. М-м, - девушка замялась и поправила очки свободной рукой. - Да так.. Лейтенант Хавок.. Мы неудачно столкнулись. Простите, я и с вами сейчас тоже.. Ой.. - Настолько неудачно? Да уж.. Больно? - Немного.. - немного подумав. - Нестрашно. Можно ли было сказать, что Стальной был удивлён? Нисколько. Он успел привыкнуть к непонятным, нелепым случаям, какими пестрит жизнь армии. - Гм... кстати, - мысли наконец прояснились, - ты не могла бы дать мне трактат, что привезли сегодня?.. Или лучше я сам возьму. Где он? - А... Я так и подумала, что вы за ним, Эдвард-сан! - библиотекарь улыбнулась. - Я как раз работаю с ним в алхимическом отделе, мне нужно ещё немного времени для регистрации.. - эта внезапная радость всё испарялась и испарялась с каждым словом. - Так что я пока не могу его дать. - Вот как... - Эдвард-сан, - она дождалась вопросительного взгляда. - Могу я п... - как и всегда, Ческа дрожала перед высшими по званию. - П-попросить вас принести сюда из приёмной четыре новых тома "Введения в алхимию"? Я понимаю, вы не обязаны, просто... - девушка напряженно-печально мельком посмотрела на свою покалеченную руку. - Просто.. - В приёмной, да? - юноша уже направлялся туда, ни за что не думая отказывать в помощи. - Сейчас. - О, благодарю вас!.. Металл простонал: двери захлопнулись. Ну а что же? Стальной, не движимый никаким внутренним порывом, плывет по течению просьбы. Он уже понял, что выпал из жизни, видимо, до самого заката, раз уже взялся быть «курьером». Хоть его и завоевала идея о прочтении новой полезной книги, Эд не особо-то и воспрянул духом, считая то более своим долгом, нежели хобби. Вся та мимолетная оживлённость теперь открылась обыкновенным скачком настроения, подавленным монотонностью сегодняшнего дня. «Я пока не могу его дать». Немного расстраивало, что даже судьба будто ненавязчиво отодвигала от интересного - того, что могло бы хоть как-то разбавить хандру. За стойкой в приёмной все было неизменно. Как всегда девушка у телефона. Как всегда Хавок, смущающий её. - О, Стальной, - лейтенант мял в пальцах незажжённую сигарету. - Как жизнь? Эдвард вполне красноречиво ответил ему доходчивым взглядом, параллельно выискивая на столе нужное. - Тут должны были лежать четыре толстые книги в зелёной обложке, - обратился к паре Элрик. - Где они? - Я их унёс. - Чего? - алхимик изогнул бровь. - Зачем? - Кхм, - молодой человек ухмыльнулся. - Они закрывали мне великолепный вид на эту дивную даму. Не так ли, Розали? Девушка снова зарделась. Эдвард, закатив глаза, оттянул того в сторону: - А посерьезнее никак? Военный только хехекнул, словно говоря: да ладно тебе, коротышка! - Человек, который привёз те книги, попросил не оставлять их здесь. Вот я и убрал. Эд цокнул. - Так и где они? - На втором этаже, в комнате для отдыха. Там открыто, можешь взять. Юноша пробубнил что-то, пожевал губы, но всё же нехотя развернулся на чёткие сто восемьдесят и поплёлся. - Ах да, - бросил он напоследок. - Приумерил бы свой пыл, Хавок! Нечего сшибать наших библиотекарей до травм. Тот в ответ хмыкнул, кажется, удивившись, что Эд вообще упомянул об уже забывшимся утреннем происшествии: - Да мы же несильно. Ничего серьёзного. - Так это теперь так называется, - язвительно шипя, слова ползли между светильников по длинному коридору. - Ничего, что Ческа теперь с шиной перебинтованная ходит. Ничего серьёзного! - Как.. Что!? - лейтенант спохватился, когда юноша уже скрылся за углом. Хавок с долей неловкости покосился в сторону недопонимающей дамы-секретаря. - Неужели так серьёзно?.. Извини, - сказал он Розали. - Я сейчас. Сигарета осталась дожидаться хозяина на столе. В местном госпитале он никого не обнаружил, и тогда паника обожгла офицера. Нервозно перебирая ногами, Хавок ринулся прямиком в библиотеку - извиниться да проведать. С виду и не сказать было, что та мисс в очках вообще поранилась, когда он случайно её толкнул в спешке... - Есть кто-нибудь? - звал молодой человек, пробираясь через колонны, выстроенные из книг. - Эй-эй! - Да-да.. - еще поворот - впереди очутилась искомая девушка, нечёсанная и явно утомленная разбором хранилища. - Ох.. Это вы? Здравствуйте снова, лейтенант. Хавок замер. Горящий в нём прут вины будто тотчас окунули в ледяную воду. - Прапорщик что-то велел принести? - спросила она. - А.. Нет.. Просто я хотел узнать, как ваше.. плечо, - мямлил военный, хмурясь в непонимании. - Не поранились? - Как видите. Немного зудит, правда. Но это ведь в порядке вещей, не так ли? - она глупо засмеялась. - А как же.. Ваш перелом? - Хм? - Ческа ошеломлённо заморгала, расставляя перед собой руки - самые что ни на есть целые и здоровые руки. - Какой перелом?***
И не мечтайте, что из безделья вдруг взрастёт хорошее настроение. Это годная почва лишь для раздражения. Оно, к слову, всё больше подступало, гулко постукивая и нагреваясь в рассудке алхимика. Всё это уже приобретало неприятные надоедающие оттенки, но что ему оставалось? Ох уж эта дурная(?) привычка доводить всё до конца... Стальной ускорил шаг, чтобы скорее миновать лестницу. Вот так впервые за день его отяжелевшее по ощущениям тело и познало физическую нагрузку. Бывает, что скука - единственный способ заметить что-то или осознать. Так и сейчас: Эдвард доныне и не внимания не обращал, что штаб может быть настолько большим, что так же немало требуется времени, чтобы всё тут обойти, отыскать и сколько сил на это надо потратить. Минута. Вторая. Третья. - Несмешно. - на полном серьёзе выдал Эд запертому замку. - Несмешно, я сказал!! Он так и сяк принялся дёргать ручку, но та, естественно, не отвечала взаимностью. - Открыто? Кто сказал, что открыто!? - бесился мальчишка, испепеляя взглядом уже ненавистную дверь. - Чёрт... Мысль о том, чтобы спуститься на первый этаж и обзавестись ключом, не посмела приблизиться к Элрику ближе, чем на метров десять. - Ну всё! - руки согнулись, готовые сомкнуться в знакомом жесте - в хлопке... ...Если бы не собачий лай. Маленькие цепкие зубки вцепились в щиколотку, почти что прокусив ткань. - Эй! - Эд попытался успокоить пса. Молюсенькие точки-глаза метались, сверкали чем-то больно смахивающим на возражение. - Хаята? - Эдвард-кун! - резкий вскрик. Сердцебиение тут же томными ударами начало прогибать и сминать внутренности. В стороне прервался бег; обувь затерлась о пол. Из-за угла выскочила хозяйка собаки, чьи светлые волосы почти что полностью выбились из заколки. - Вот ты где! - Старший лейтенант? - Элрик вжал шею в плечи, обомлевший от её совершенно неестественного вида. Где эта строгость? Где холодное спокойствие? Где идеальная осанка и проницательный взгляд? Что могло довести Ризу до такого состояния? А пёс все лаял и лаял, налегая лапками на колени Эдварда. Он будто твердил алхимику что-то больно для него важное, но был не способен донести это. - Хаята, фу! К... - она пыталась как можно скорее отдышаться, вытирала пот со лба. - К Мустангу... Скорее... Он уже час как тебя ждёт. - Какого... - Пожалуйста, Эдвард! - отчаянно. - Он просто в бешенстве. Скорее! Бу-ум. Камнепадом посыпались опасения. Дождём шока пробрало до последней нервной нити в мозгу. Всё упрямство на пару с острым нежеланием неуловимо сжалось в комочек и забилось где-то в онемевшем горле. Страх сорвал с места, как удар хлыста заставляет скакуна рвать во весь опор. Алхимик думал, что спешит на собственную казнь...***
Тем временем в просторном буфете посиживал Алекс Луи Армстронг и потягивал чай из миниатюрной керамической чашки. Приятный свеже-белый свет, выглядывающий из широких окон, уютно обволакивал помещение, рябью отражаясь от столиков и кривых зеркал. С кухни доносился приятный гул посуды и сонливое гудение техники, смешанное с тёплым мягким запахом выпечки. Майор был полон мыслей о погоде, о родне, о всякого рода явлениях и людях - короче говоря, о всём подряд, кроме службы. Так оно, надо сказать, и должно в воскресенье. Стоит полагать, что у военных не существует такого понятия, как выходной. Особенно в такой стране, как Аместрис. Но это не совсем так. Здесь и сам фюрер может отлучиться к сыну на детский праздник, здесь любой бригадный генерал может уехать, чтобы навестить родственников, а подполковник - взять небольшой отпуск для отдыха с семьёй. Здесь живут такие же люди, как и мы с вами. Так бы майор до конца дня и сохранял полный мирного, душевного спокойствия настрой, если бы одно недоразумение: Он полностью доверял Рою Мустангу, принимая всерьёз каждое его десять раз обдуманное слово. Он был уверен, что Огненный не из тех, кто допускает несостыковок в своей работе. «Хоукай со мной». В растерянности Армстронг вспомнил эту фразу в тот момент, когда, поперхнувшись чаем, заметил её в дверях кафетерия - проскользнувшую мимо Ризу, что должна сейчас находиться в десятке километров от города...***
«Какого чёрта происходит?» - алхимик и то выговорить не успел. Вторая жуткая мысль шибанула его по лбу: кабинет Мустанга в другом корпусе. А что касаемо первой, так она в Эдварда вцепилась ничуть не слабее: если даже старший лейтенант Хоукай доведена Огненным до такого состояния, то из него и подавно готовы сделать лепёшку... Стальной уже не контролировал своё тело - оно само помчалось к злополучной «берлоге». Кровь в миг оказалась перенасыщенной адреналином - по пульсирующих артериям теперь вместе с плазмой перегонялись металлические опилки. Отпечатавшаяся в сознании изнеможённая и бледная физиономия Ризы быстро ограничила поступление кислорода в мозг. Эд отрывочно пытался вспомнить, что мог натворить за последние двенадцать часов, но в голову не приходило ничего. Ничего, кроме... ...отчётов? «Быть не может, - на бегу отрезал мальчишка, чуть ли не сбивая с ног попадавшихся по дороге работников и военных. - Я настолько его выбесил..? Нет.. Хотя с чего вдруг нет-то?!» Сказать, что в голове царила полная неразбериха - ничего не сказать. Эдвард в данную секунду волновался не меньше, чем перед трансмутацией матери. Но даже тогда он обладал надеждой на хороший конец - сейчас же и рассчитывать не смел на таковую. «Будет неплохо, если и эта окажется закрытой...» - оставалось несколько шагов. Если... Он вошёл. Как выяснилось, злобой уже пропитывались обои. Эдвард только сейчас смог понять, что люди называют «нехорошей аурой». Более того, он теперь отлично представлял, что есть «чёрная, разгневанная, желающая убивать аура» - именно такая обвивала сейчас Роя Мустанга. Стоящий за столом Огненный алхимик, опираясь на него всем весом, исподлобья посмотрел на мальчишку. Тот, казалось, уменьшился ещё больше под напором этого невыносимого взгляда... «Катастрофа, - осознал юноша, нервно улыбнувшись. - Полнейшая катастрофа».***
Эдвард никогда бы не подумал, что ему удастся разглядеть.. точнее, расслышать что-то общее между полковником аместрийской армии и провинциальной девчонкой-механиком. Но все же... на него обрушились тонны накипевших, убивающих замечаний о его беспечности, о глупости, о том, что он ничего никогда не делает вовремя и ни в какую не думает о последствиях, о том, как вообще подобного идиота терпит свет и как такой некомпетентный подросток вообще стал государственным алхимиком... Точь-в-точь как истерики Уинри насчёт сломанной автоброни, причем в трехкратном размере. Только вот, в отличии от жалоб подруги, крик полковника вонзался в слух, разрывая барабанные перепонки. Это было невозможно пропустить мимо ушей. Стальной впервые пожалел, что он не глухой. Да даже если и так, он не сомневался, что скоро таким станет. - Болван! - каждая реплика расправлялась с рассудком не хуже, чем мясник с свиной тушей. - Ты поставил под угрозу не только свою репутацию, но и мою! Элрик улавливал, как из-за давления критики его пережёванная обидой душа потихоньку выползала из тела. - Как можно быть настолько беспечным, имея такие способности? - бессильно взывал Мустанг к небу.. точнее, к люстре, что покачивалась в напряжении. Часы тикали. Ветер разочарованно подвывал где-то за вентиляционной решеткой. - Может быть... - полковник упирался в мальчишку своим исполненным мрака взглядом. - Я ошибался в тебе?.. Эдварда передернуло: «Что он имеет в виду?» - Полковник... - Прямо сейчас, как ответственное за тебя лицо, я обязан быть у фюрера и объясняться... Но знаешь... Эдварду совсем не нравится его тон - целеустремлённый, полный.. озарения? - Но... Бредли уехал с инспекцией на север, разве нет? - Должен был уехать. Только вот из-за тебя, идиота, его планы срываются! На сжатых ладонях проступил пот. Коса на затылке потяжелела. - Отныне ты будешь отвечать за себя самостоятельно, - слова были настолько твёрды, что могли проломить череп. - Покровительство слишком уж избаловало тебя, Стальной. Да... Я немедленно подготовлю все необходимые бумаги... Удар. Сердце должно было перегонять кровь по сосудам, но оно лишь сильнее долбило по грудине. Зрачки сделались не больше крупинки каждый. - Полковник, не стоит идти на поводу у соб... - Довольно! - с омерзением. - Ты так же жалок, как и твои оправдания - не желаю их слышать! - Но.. - Немедленно к фюреру, - хрипел Огненный, явно готовый поджарить что-нибудь. Или кого-нибудь. - Будешь знать, как гордиться своей ленью. - Посто... - ЖИВО! Удар кулаком о стол вытолкал Элрика из помещения. Страх вытолкал его. Вот так оно порой и бывает - появляется из ниоткуда и как загремит, что уши закладывает. Кажется, ещё совсем недавно в мальчике томился неисчерпаемый запас умиротворения, а сейчас уже душа его кишит землетрясениями недоумения и извержениями паники... А ведь знаете что, чёрт возьми? Эд всего лишь хотел почитать.***
<i>«Запрут за решёткой. Потом казнят, расчленят и будут бросать собакам по кусочку на завтрак». Наш алхимик в состоянии, близкому к обморочному, брёл туда, куда велели. По сравнению с прочими расстояниями, до кабинета фюрера как ни кстати было рукой подать: он был на том же месте, только этажом выше... «Ох.. Заставят перебирать весь архив, начиная с года моего рождения». Рабочий персонал обходил юношу стороной. Он даже боялся представить, насколько ужасно сейчас выглядит. Каждый шаг давался Эдварду как сотня других. Из-за отсутствия брата в столице он уж успел полностью отчаяться, предполагал вещи самые что ни на есть жуткие.. и, что уж там таить, был абсолютно прав. Подобный визит к фюреру был равносилен кончине. Если не физической, так моральной. «Лишат лицензии и отберут часы. Переведут навсегда в Бриггс. Нет, хуже.. в Даблис!?» Будто подвешенный над жерлом вулкана, который вот-вот взорвется; будто истерзанный наточенными лезвиями, проделавшими глубокие раны в его осмысленном поведении; будто изрезанный на кусочки и небрежно склеенный, Стальной уже в который раз стоял перед проклятой дверью, разделяющей его от проблем. Он собирал всю волю в кулак, с усердием черпая из глубин сердца бесстрашие и готовность к борьбе, пусть даже и с собственной только что приобретённой боязнью... «Проще.. Изобьют, свяжут и выбросят в Восточной пустыне...» - Что ж... Шаг - дверь раскрылась, поворот - захлопнулась, второй - спина выпрямлена, третий - честь отдана. - Эдвард Элрик по вашему приказанию прибыл! - отчеканил государственный алхимик. Несмотря на широко распахнутые глаза, Эд не видел ровным счётом ничего: взор перекрывали ядовитые цветные пятна, от внутренней шумной нервозности непонятными узорами расходившиеся по оболочке реальности. - Я звал не тебя, Стальной алхимик, - то был глас громовержца, вершителя судеб, всемогущего главы тоталитарного государства - глас фюрера Кинга Бредли. Ноги еле держали юношу, а сам он еле дышал. Фюрер даже не смотрел на него, стоял, отвернувшись к окну и сомкнув руки на спине, но даже от этого было до болезненного нехорошо. Только через какое-то время начали проявляться детали и цвета, наполняющие комнату. Стол. Кресло. Книги. Бледный дневной свет. Бесконечные документы, от которых уже выворачивало наизнанку. - Виновник обязан отвечать за свои поступки, - с кое-как слепленной решительностью произнёс Элрик. - Ты редкостный глупец, - подождав немного, пробормотал фюрер. Алхимик сглотнул: - Какой есть. Тот повернулся к мальчишке, а Эд вздрогнул, как дурак. Он выругал себя мысленно, пытаясь отстоять своё звание Стального хотя бы перед самим собой. Как же это оказалось мучительно, ждать приговора. Как же оказалось мучительно смотреть в жестокие, гордые глаза. Каким мучительным становился этот день... «Ненавижу армию!» Этому человеку вовсе не стоило говорить, чтобы кто-либо осознавал при нём все свои ошибки. Это молчание было сущим кошмаром, самым изощрённым наказанием. Эд чувствовал, как его выжимают. Чудом удалось не свалиться в потере сознания. - Ну что, - грозно выдал наконец фюрер, и слова хлыстами промчались по сознанию алхимика. - Скучно тебе? Элрик двинул головой, хмурясь: - Простите? - Что-то ты выглядел совсем худо, - пояснил Бредли, поглядывая в разные стороны. - Развеялся? Эдвард, перебитый стрессом, не сразу начал думать. По-настоящему думать. Окутанный плотной тенью трепета, он наконец начал её сгонять... - Что вы сказали? - Ты глух? - Возможно. Снова это дурацкое ощущение. Оно преследовало с самого того момента, когда были начаты поиски Философского камня, оно терзало сильнее любой обиды.. Ощущение, будто он что-то упустил. Что-то невероятно важное. «Выглядите совсем худо. Зайдите в библиотеку, развейтесь, а там гляди и за работу приметесь...» Так ведь он говорил? Он... Майор? Или фюрер? Кто? Подступило нечто новое, неспешно и настойчиво заполняющее собой всё, раздражающе скребясь на фоне мыслей. Кажется, Эдвард Элрик очень сильно разозлился. Кто сейчас стоит впереди? Из-за кого юноша сейчас в беспамятстве пытается думать о столь пугающем будущем? Из-за кого алхимик чуть ли не сходит с ума? - Всегда я поражался этому. - Чему же? - еле сдержанно процедил Эдвард, чувствуя, как голова закипает от количества прильнувшей к ней пузырящейся крови. - Тому, - фюрер размеренно зашагал в сторону мальчишки. - Как же всё-таки, - Ческа сорвала с себя повязки. - Просто, - Риза Хоукай поправила причёску. - Обмануть, - выделил Армстронг. - Такого коротышку, - съязвил Рой Мустанг. - Как ты, - улыбаясь, заключил Энви.***
Эдвард часто думал о том, что, быть может, вся его жизнь - сплошная ложь. О том, что невозможны на свете такие ужасы, которые, бывало, с ним приключались, что невозможны люди, которые ему повстречались, что невозможно абсолютно то, к чему он привык, к чему стремился и что ощущал. Часто всё казалось одним большим сном, который ничто не могло развеять, сделать реальным, более приближенным к жизни обычной. Часто любой попавшийся человек мерещился прохвостом, лжецом, врагом - ещё чаще так оно и оказывалось. Эдвард стал терять границу настоящего и невозможного, не был способен различить добро от зла, не понимал самого себя. Но, несмотря на это, его цель имела такую ценность, а стремление к ней было настолько сильным, что он чувствовал их каждой частичкой своего существа. Отныне Стальной алхимик, уверенный, что воля не позволить обману овладеть им, уверенно, шаг за шагом продвигался вперёд. И даже так... даже так, развивая в себе крепкую мотивацию и неся тяжелейшее бремя вины, человек не может быть и в самом деле сделанным из металла. Мы уязвимы. Мы можем поддаться чему угодно и когда угодно, хотим этого или нет. Потому что однажды попросту не будем знать правды. Каков он всё-таки, этот гомункул... Всё те изнуряющие выводы, убитые нервы, услышанные и произнесённые в растерянности слова, преодолённые в колючем испуге расстояния - всё это... «Шутка», - как легко и тяжко одновременно далась эта мысль, выкинувшая алхимика из настоящего на целый отрезок времени. - Я ещё с тобой ничего сделать не успел, а ты уже раскраснелся, - лукавил Зависть, убирая волосы назад - настоящие волосы, принадлежащие истинному облику. - Ну что, побегал? Хорошая разминка, согласись. - От твоих выходок... - затравленно заговорил Эд, исполненный неудержимым бешенством. - Ты кайфуешь, - воздушно перехватил Энви, обвивая руки вокруг его шеи. Довольный собой гомункул с долей высокомерного азарта поглядывал на алхимика, по привычке склоняя голову вперед. Зависть всегда начинал первый: первый появлялся, первый провоцировал Эда на всякого рода странные мысли, первый целовал, первый хватался за воротник, сжимал его и мял, мял, мял пальцами, напряжёнными и вздрагивающими от неспособности сдержать желание... Он бы и сейчас, не спрашивая, вцепился в мальчишку, но.. Нечто игривое и любопытное на полпути Энви остановило, и он, прикрывая веки, замер с какой-то застывшей на ресницах надеждой.. На то, что он не один такой, изнывающий каждый раз от разлуки, скучающий среди серости мира, лишенного на время всякой драгоценности. К примеру, золота. Золота этих глаз и бурлящего в них живого чувства, так сильно привлёкшего гомункула, вынудившего его пойти по иной тропе... Надеялся, что он не один такой, кто любит. И вот разорвалась нить времени, разделяющая их хоть на малейшем расстоянии.. Удивление укололо гомункула, тепло опалило, а радость проникла внутрь и слегка защипала лёгкие. Эдвард, видимо, вконец привыкнув, что Зависть всегда его настигал, и не заметил, как дотянулся до него сам... без чужой помощи. Не приложенная к затылку рука - само сердце алхимика подтолкнуло вперёд, само сердце умоляло соединиться с ним... Энви думал, ещё немного - он умрёт от эйфории. И, однако ж, был рад, что умереть не может.. - Аргх! - звучно выдавил Зависть, морщась от боли: Стальной укусил его язык. - За что!? - За «редкостного глупца». Ненавижу твои методы. Безмолвие. Дыхание. Трение кожи о кожу. Тихий смех. - Обожаешь их. - Ни коим разом. - Ложь. - Я же не мазохист! - Еще какой. - Слушай, ты бы не.. - Советую прикрыть дверь, - гомункул тыкнул пальцем в сторону выхода. - Почему это? Трусишь перед военными? - с толикой вызова поинтересовался Эд, смело упираясь взглядом в хитрое, расслабленное лицо и как бы случайно касаясь его щекой. - Потому что, если она вдруг откроется, я сразу же предстану Кингом Бредли. Алхимик замер. Глаза он выпучил, и в них что-то явно защемило - видать, представил некоторую крайне неловкую картину в голове. - А последствия уже на твоей... - Заткнись, - горячая ладонь коснулась растянутых в едкой усмешке губ, расплавив её и обратив в мягкую, эфемерную.. человечную улыбку. - Договорился уже сегодня. Замок щёлкнул.***
- Это слишком... хватит. Гх... У-убью, - хах... каким он всё-таки был интересным, этот мальчишка. Энви не знал более никого, что мог бы быть таким по-грозному смущённым, уступчиво упрямым; кто мог бы быть таким бледным, краснея, таким живым и желанным, немея от неопытности.. кто так смело и демонстративно отводил взгляд, при этом переплетая свои пальцы с чужими ещё крепче... - А я не в том настроении, чтобы умирать, - кончик носа касался виска, и оттого у алхимика вовсе душа в пятки провалилась: он-то в отличие от некоторых принимал во внимание, где они находились; пусть фюрер таковым и не оказался, но кабинет-то... настоящий. - А я тебя и не спр... А разговоры и правда ни к чему. Зависть научился быстро устранять это препятствие. Спина прильнула к мягкому креслу, губы - к груди. Можно было подумать, что Зависть только так, - раз за разом всё ближе и ближе, поначалу невесомо, боязливо, словно опасаясь быть вдруг отвергнутым, - одними только поцелуями и пытался достучаться до Стального... Зря. Зря он так беспокоился. Ведь у него уже давно это получилось. - Энви.. Юношеские крепкие руки, одна из которых отдавала свежим блеском металла, ни на секунду не покидали кожу гомункула - нетронутую, неизведанную, словно клад, так редко знавшую ласку, так жадно её желавшую. Искусственным существам чужд сон, им не нужны ни вода, ни пища. Но Энви мог поклясться: этот человек - то, что раз и навсегда его питало; этот его взгляд, слова - то, чем Зависть упивался без остатка; эти выдохи, касания - то, воспоминания о чём клонили в полные упоения грёзы. И это будоражило, да так, что камень в груди плавился, растекаясь нежно-алыми змейками чувства, которое Энви до конца, казалось, никогда не познать.. Но Эдвард Элрик дал обещание. Однажды он без единого слова дал Зависти понять, что заставит его ощущать нечто, дотоле гомункулом не осознанное за всю его жизнь - нечто такое, из-за чего даже искусственное брошенное существо способно обрести счастье. «Если у тебя нет души, я поделюсь». Кто знает? Быть может, Стальной алхимик просто решил спасти свою страну от кровожадного нрава бесчеловечного существа, а может... Он пошёл на это как раз из-за характера Энви, из-за притягательности его волнующей вспыльчивости и колкого взгляда, прятавшего за собой одиночество, что было бы способно мгновенно расколоть на части сердце обычного человека. Быть может, юноша просто не смог не принять эту выдержку, с которой Энви нёс своё бремя монстра и убийцы... отчаявшегося, потухшего, потерявшегося, нашедшего правильную дорогу только с помощью огня, подаренного гомункулу человеком. Энви уродовал себя своими поступками и думал, что так и должно быть. Что смерти других есть смысл его жизни. Но разве хоть одно существо на свете заслуживает такого? Разве тепло этого мира навсегда будет неизвестно тому, кто поневоле лишён души?.. Хах.. Судьба, жестокая и неизбежная, имеет привычку сжаливаться. Она спосылает нам тех, кто потом одной лишь своей улыбкой способен будет выдавливать из нас слёзы... Слёзы чистой, невообразимой радости. Энви уверился, что люди - все до единого - отвергли его, и поэтому возненавидел. Виднелись они только недостойными соперниками и трусливыми врагами. И можете ли себе представить, что произошло с ним тогда, настигнутым низкорослым государственным алхимиком, ни в словах, ни в глазах которого не читалось того бесконечного презрения и одичавшего страха, присущего любой из его жертв? Перевернулось всё, не укладываясь в голове: и тон, и та его всегда странная решимость, которая впервые удивляла, впервые придавала Эдварду зрелости, но в тот же момент была полным сумасшествием, на которое способны только дети. Можете ли вообразить себе то, что улавливал в себе Энви, впервые понимая, что его.. не желают оставлять наедине с собой, что хотят пресечь его глупую зависть - досадную тоску по человеческому сердцу, подменённому на кровавый камень. Что он, в конце концов, есть предмет чьих-то сильных чувств.***
Эдвард Элрик отрёкся от своего прошлого. Юноша стал мечтать, что гомункул поступит так же. Это был единственный выход к принятию гомункулом самого себя. Мальчик сделал своей целью невозможное - залечить шрамы, которым суждено было остаться при нём навсегда. На своем пути он столкнулся с Энви, в образе которого узнал собственные порывы - таком же разгневанном от одной только гнусной несправедливости, главенствующей в мироздании, стремящимся получить то, чего лишила сама Истина. Они оба стремились к нереальному, оба выходили за рамки законов, за что и поплатились. Что-то в мальчике однажды щёлкнуло, что-то не давало покоя день ото дня.. Только позже он понял, что не может оставить этого в Зависти - этой злобы, с которой он вспоминал людей. Он тогда всё для себя решил. Решил, с кем готов делить собственную душу, что никогда не отнимет того, чем однажды пожертвовал. Необязательно отдавать всего себя, чтобы сделать кого-то счастливым. Достаточно лишь не ненавидеть его. Достаточно принять его. Зачем продавать душу гомункулу, чтобы растворить его гнев? Хватит только капли искренности, только шага навстречу, чтобы дать понять Энви, насколько он любим. И это, как ни крути, не может быть ложью. Связь между ними никогда не будет способна разрушиться.. ведь сама по себе она невозможна. А раз так, то ничто не сумеет их потревожить. Ничто не сумеет потушить в них этого пламени, что люди именуют преданностью. Никакая Истина не может лишить этого дара - жить ради кого-то. И это было потрясающе. Всё вокруг казалось отныне совсем другим - хрупким и ценным. Всё, вплоть до тех, кто раньше казался мусором и убожеством.. Разве возможно теперь было для Энви убить человека, осознавая, насколько замечательным, удивительным, поразительным он может быть? Желая того или нет, Стальной алхимик стал тем, из-за кого гомункул больше не был способен пролить и капли крови. Так кто же он - спаситель Зависти или же всего Аместриса?***
- То есть, Мустанг смотался из Централа... - Да, - Энви разлегся, опираясь лопатками о кресло, на котором устроился абсолютно уставший алхимик. - И никому ничего не сказал... - удрученно продолжал Эд. - Именно. - Но ты узнал об этом первым. - Безусловно. - И решил, что... что это шанс для тебя. - Угу, - Зависть довольно потянулся. - И ты подменил их всех, чтобы... - Эд помолчал, - одурачить меня. - Коне... хм? Зрачки у обоих в миг перескочили к краям глаз - в стороны друг друга. Интригующая тишина взвилась, прилипая к стенам. Гомункул уловил, к чему тот ведёт. - Ну.. - он чуть отодвинулся, чтобы вдруг не получить по голове. - Тот блондинистый ловелас был настоящим. Этот вдумчивый взгляд с переливом тревоги забавлял. Стальной алхимик, безусловно, был гением, но.. больно нравилось, когда в присутствии Энви он соображал в разы медленнее.. Это было в той же степени приятно, что и необъяснимо. - И... Книги ты в приёмную притащил. - Очевидно. - И сам же попросил их принести, - кивок. Воздушные порывы шуршали, пробираясь через оконные щели. Шум тот напоминал шёпот невидимой взволнованной толпы, собравшейся поглядеть на финал некого представления. Осознание - страшная штука. Становясь крепким фундаментом для лучшей жизни, оно порой столько всего в нас рушит... - То бишь, никакого трактата, ради которого я столько... - И в помине не существовало, - взгляды встретились. Секунда. Вторая. Третья. Энви не смог сдержать улыбки. Окно со звоном отворилось, ударяясь рамами. Внешний подоконник встрепенулся, а затем и вовсе запружинил, будто с него стремительно соскочили. - И больше не смей здесь появляться, проклятый эгоист! - яростно стукнув кулаком по стеклу, крикнул Эдвард Элрик ветру, разбавляющему смех беглеца. Беглеца, что всё равно возвращался. Беглеца, что всякий раз, подобно взрыву, разрушал рамки привычного и переворачивал повседневность с ног на голову. - Вот же ж! - ворчал Стальной, натягивая футболку. - Бесит, бесит, бесит! Да чтоб я еще хоть раз... - он напоследок оглянулся, стоя в дверях кабинета: лишь желтеющие кроны метались, изнывая от капризов погоды. Сердце ненароком вздрогнуло - его как всегда дёрнул мимолетный страх. Энви.. Этот невыносимый, совершенно несносный, не знающий меры гомункул... Он просто скучал. «Чтобы я еще хоть раз оставил его одного надолго...»***
Жизнь как алхимика, так и гомункула наполнена всякого рода опасностями, зачастую - смертельными. Но, невзирая на это, они оба сделали выбор, с помощью которого могли преодолеть любые невзгоды. Потому что есть цель - есть тот, кто в конечном счете будет ждать твоего появления, что бы ни случилось. Достигнув любви, отныне больше всего мы боимся её потерять. В этом, пожалуй, есть своя прелесть... и риск. Каждый их раз как последний, но они никогда не прощались. Каждый из них понимал это, поэтому не жалел ничего для того, чтобы оставаться в памяти как можно дольше... Навсегда. Никогда не знаешь, когда обыкновенные будни вдруг возьмутся блистать событиями, пылать мыслями и цвести чувствами. Никогда не знаешь, когда Он снова ворвется в твою жизнь и окунет тебя в полный хаоса мир. Это всегда внезапно, всегда сбивает с толку, заставляет потерять ход времени, это всегда практически невозможно терпеть.. Но Эд лишь слабо улыбнулся своим мыслям, ловя взглядом первые за этот день солнечные лучи, что впитывались в золотистые радужки его глаз. Казалось, он был готов простить Энви что угодно, ведь.. Никогда не знаешь, когда Он навеки не оставит за собой ничего - лишь призрачное эхо ветра...