***
Раз. Два. Три. Сквозь гул, словно он находился под водой, Дэн услышал капли, падающие с потолка на окровавленный пол возле его щеки. Четыре. Пять. Шесть. Стройным шагом маршировали отряды детей за дверью карцера. Семь. Восемь. Девять. Проморгаться и привыкнуть к душной и липкой темноте, обволакивающей его изувеченные конечности, распростёртые по полу. Десять. Вздохнуть, наконец проглотив комок кровавых соплей.***
В восточном отсеке N, отсеке белоснежно-девственных коридоров не было ничего, кроме запирающихся на электронные замки дверей комнат, прозванных здешними обитателями камерами, и больших настенных часов, движения стрелок которых были такими громкими в оглушающей тишине, наступающей после отбоя, что каждый, находящийся за дверью, непременно скрежетал перед сном зубами им в такт. Внушительных размеров корпус Академии Перевоспитания находился в лесной местности, вдали от городских высоток, среди которых шумели выстрелы и взрывы. Немногочисленные подпольные организации всеми силами старались прорваться к Правительству, устроить государственный переворот по всем одним им известным канонам, освободить жалких угнетаемых, наказать мнимых угнетателей и торжествовать, сжигая трупы своих. — Жалких угнетаемых, — еле слышно пробормотал про себя Дэн, читая утреннюю газету. В академии считалось полезным насаждать мозги воспитанников («А точнее перевоспитанников, а?» — каждый раз фыркал Джон, предварительно убедившись, его слышат только свои) новейшими событиями из жизни государства, поощряя инициативу подавления революции. Особо успешным воспитанникам (здесь долговязый Джон опять поворачивался к своим с многозначительным взглядом), можно было пройти тест, задания в котором сохранялись в строжайшей тайне, пройти курсы теории экстерном, все время активно занимаясь физической подготовкой и отправиться к государственным войскам, бок о бок с ними вышагивая на пути к лучшему государству без войн и отребья. — А так же без ваших лучших фермеров, и портных, и многих других, — вновь пробубнил себе под нос Дэн. Прелесть попадания в Академию Перевоспитания была в том, что идеи борьбы со злом, которые ты пронёс сквозь своё детство, оставались с тобой навсегда. Все дело состояло в том, что именно ты считал злом. Для родившегося на ферме, зло для Дэна больше не было в людях, оно было в целых идеях. Он вспоминал шеренгу связанных людей, растянувшуюся по полю пшеницы. Каждый из них был объявлен изменником за укрывательство революционеров. Людей, за спинами которых горело несколько ферм, из хлевов которых выбегали животные, истекающие кровью и визжащие до изнеможения. В носу засвербело, будто гарь вновь смешивалась с его собственной кровью, запахом жаренного мяса, подпаленной шерсти, кровью его родителей, родственников, друзей, которые один за другим оседали пустыми мешками на землю, пока выстрелы вновь и вновь оглушали его, заставляя с каждым новым звуком его ноги все больше прирастать к ледяной земле, затыкали его бешеные крики, пресекали любые его попытки выбраться из верёвок. В конце концов, с истечением бесконечных минут, стоять посреди сломанных пшеничных колосьев остались только Дэн, Джон — соседский сын, и его братья. Дэн, осипший и чувствовавший в висках бешеный стук собственного пульса, завороженно наблюдал за алой живой змейкой крови, вытекающей из отцовского виска, обвившей его ступню. Всё дальнейшее он помнил отрывками: резкие движения офицеров, холодный грузовик, приказ холодного баритона, вспышка света, идти, идти, идти, на ногах все ещё отцовская кровь, а дальше только бесконечная рвота, собственные крики, массивная дверь его новый стерильной комнаты, пот, озноб, рвотарвотарвота, чужие крики смешиваются с собственными, укол, тепло по всему телу, темнота. Темнота была бесконечной, безумно страшной и всепоглощающей. Идея, ненавистная Дэну, была в миллионы раз хуже. Дэн пробыл в Академии два года, полных вечной физической подготовки, тестов на историю государства, изувеченную и затертую до неузнаваемости, и постоянного контроля. Белоснежно чистые коридоры хотелось обгадить в первый же день. В первые месяцы его пребывания здесь, карцер, куда отводили провинившихся, предварительно избивая их до полусмерти, стал его главной комнатой проживания. Он был одним из тех, над непокорностью которого подшучивали, потому что она была самой тупой из всех здешних. В целом он не отрицал справедливости этой мысли.***
В какой-то из месяцев к ним привели новенького. Он был высоким и худым, с плохим зрением, ходил в очках и даже общая форма была для него довольно коротка, из-под штанин постоянно выглядывали щиколотки, но по слухам с какими-то очень важными талантами в области технологий. Целыми днями после общих курсов он проводил записывая что-то, постоянно сидя в компьютерной комнате перед экраном монитора. Никто не разговаривал с ним, все считали его местным шпионом и стукачом, специальным подсадным от главных людей сверху, чтобы понять, о чем говорят воспитанники, идет ли перевоспитание нужным для государства курсом, какие меры нужны ввести за отступления от этого курса и к кому конкретно. Однажды, завтракая с Джоном и ещё несколькими однокурсниками в общей столовой, в очередной раз выслушивая, что этот парень наверняка собрал на каждого досье, Дэн не выдержал и подал голос: — Серьезно, досье? Как в детективах, типа? С формулярами и папочкой? — ему не хотелось звучать как выебывающийся кретин, тем более учитывая его положение местного психопата, но тон подвёл его с самого начала. — Кого я слышу, Дэнни? Парни, да ОНО, кажется, говорит, — гоготнул Гектор, раскачиваясь на своём стуле. В эту минуту Дэн взмолился, чтобы мебель этой тюряги была такой же хлипкой, как мозг этого придурка, но, к сожалению, его надежды не оправдались. Дэн видел, что соседние столы прислушиваются к их внезапному разговору, многие пялились на Дэна с таким интересом, будто местный сумасшедший вдруг смог самостоятельно надеть брюки на задницу вместо головы. — Завали, Гектор, — тихо буркнул Джон и продолжил ковыряться вилкой в своём рисе. Дэн знал, что единственное, на чем основывалась их дружба — их общая та жизнь. Если бы не это, Джон не чувствовал бы такой небольшой, но местами очень зудящей ответственности периодами прикрывать задницу Дэна и как-либо контактировать с ним, тем самым не позволяя самому себе окончательно выбиться в местную элиту. Гектор не был в этой элите, но он был шутом, а шут нужен всем, особенно в таком месте. Ещё он каким-то образом однажды вырастил грибы на заднем дворе, после которых половина академии слегла мертвым сном, избавившись от вечных ночных кошмаров, что только добавляло его статусу определённой неприкосновенности. В общем-то поэтому Гектор и мог свободно доебаться до Дэна или просто сидеть с ним за одним столом на завтраке, не вызывая осуждений в свою сторону. — Я-то не завалю, а вот Дэн может и да, нашего шпиончика, например? — Гектор опять тупо гоготнул вместе с ближайшими столами и, не успев отправить очередную вилку себе в рот, схватил удар по переносице. Блять. Блять! Блять! Скотина! Тупой урод! Дэн не знал, на кого из них двоих с Гектором он мысленно орал, пока охрана в считанные минуты заломила ему руки и повела по до боли знакомым коридорам. Перед выходом из столовой он мимолетно пересекся взглядом с беспокойными голубыми глазами. За один удар не особо нужного в высших кругах парня ему не стали отбивать почки, ограничившись ударом по челюсти, после которого он просто лёг на бетонный пол, стараясь собрать оставшиеся после удара мысли. Он опять сорвался, он опять не смог. И все из-за чего? Из-за какого-то незнакомого идиота, явно не могшего быть никаким шпионом, обычного задрота! Дэн чувствовал горячие потоки слез обиды и…стыда? Он не был точно уверен, почему ему было стыдно перед тем парнем. Потому что тот показался ему достаточно достойным, чтобы начать за него мордобой? Из-за такого он должен был терпеть очередную ночь в карцере? Почему он вообще ударил Гектора, он ведь даже не особо и раздражал его. Не больше остальных, во всяком случае. «Блять. Тупой мудила.» Дэн сплюнул кровь и попытался принять удобное положение сидя. Впереди была очередная холодная ночь, и он опять вспомнил беспокойный взгляд того парня. «Волновался за свою задницу, как и все здесь. Но ведь он вроде не та… Дэн, ты такой тупой, господи!»***
На следующее утро он вернулся к себе в комнату, где ещё никто не ушёл на занятия. — Переоденься. Вещи на кровати, — бросил Джон, не смотря ему в глаза. Дэну было все равно, он просто кивнул. Гектор ошивался рядом, игнорируя всех вокруг, явно уязвлённый до глубины души, но знающий, что лезть к Дэну в комнате не стоит — сложно доказать, кто кого ударил, если над тобой не стоит надзиратель. Дэн не без удовольствия заметил фиолетовый подтёк на его лице и подмигнул ему. Гектор харкнул на пол и вышел из комнаты. Переодевшись, Дэн понёсся в аудиторию. Рядом с Джоном место было уже занято, и ему пришлось сесть на заднем свободном ряду, бездумно уставившись в затылок впереди сидящего. Вскоре он заметил движение справа от себя: к нему подсел "шпион". Брови Дэна поползли вверх. Шпион был неловким, и слишком явно не шпионом. Дэн не мог объяснить почему, хотя внешне для этого был миллион причин и доводов. Он просто знал это, даже без внешних признаков. Шпион открыл тетрадь и повернулся к Дэну: — Привет, — его голос был таким же нерешительным, каким и в прошлый раз. — Только не стреляй, если я внезапно сболтну тебе, что хочу тут все взорвать! — Дэн знал, как он рискует, ведь оставался же шанс, что шпион мог быть истинным шпионом. Но ему уже было слишком интересно. — Ты идиот, — устало выдохнул черноволосый парень и отвернулся, списывая что-то с доски в тетрадь. Дэн вспомнил, что ничего не взял, даже карандаш, но это сейчас было неважно. Он смотрел на буквы, которые выводил его сосед и не придумал вопроса лучше, чем: — Почему? Парень мельком взглянул на Дэна и быстро отвёл взгляд, продолжая списывать с доски: — Ну, ты бросился с кулаками на какого-то обычного придурка, когда всеми силами вроде как пытался начать вести праведную жизнь воспитанника этого прекрасного учреждения. Этого достаточно? Дэн поморщился: — Ты мне не мамочка. Я разговариваю с тобой первый раз в жизни и... — Очень важной жизни в четырёх стенах с сотней таких же неуравновешенных бедных детей, как и ты сам? — парень смотрел на Дэна таким уставшим взглядом, что тот даже нашёл в себе силы погасить вот уже вспыхнувший огонь оскорбления. Дэн понял, что его собеседник не нарывается, не претендует на звание самого умного. И, вдруг опять почувствовав стыд, смог сказать только: — И ты тоже неуравновешенный ребёнок? Черноволосый парень немного улыбнулся: — Самую малость. Он принялся опять строчить в своей тетради. Дэн заметил, что многие поглядывают на них и перешёптываются. Джон обернулся к нему и, прошептав «серьезно?» одними губами, качая головой, отвернулся обратно. Дэну почему-то стало весело от всей этой ситуации и он хмыкнул вслух. Видимо, с Джоном они больше не сойдутся. — Веселишься, будто все твои сложности уже позади, Дэн, — бросил черноволосый парень и встал со своего места, собирая вещи. Дэн недоуменно стал оборачиваться по сторонам. Оказывается, уже прозвенел звонок, и воспитанники постепенно выходили из аудитории. Черноволосый парень почти вышел из аудитории, когда Дэн перехватил его повыше локтя: — Почему ты такой спокойный? Как ты это делаешь? Почему я должен всему здесь подчиняться? Черноволосый высвободился из его хватки и пожал плечами: — Что бы ты ни думал про повиновение системе, в самой системе есть огромная дыра возможностей — то самое повиновение, — он развернулся и вышел, оставив Дэна стоять и смотреть ему в след.***
Неделя пролетела довольно быстро. К концу недели Дэн держался из последних сил, стараясь не сболтать больше ничего лишнего, не ввязаться в драку и прекратить считать карцер своим домом. Все эти дни он спал в своей комнате, постоянно прокручивая в голове слова этого парня. Как его зовут? Почему Дэн не знал его имени, откуда тот знал имя Дэна? — Оттуда, что ты известный психопат, Дэн, — каждый раз шёпотом отвечал себе Дэн. Отношения Дэна с однокурсниками немного усложнялись в том, что теперь его перестали считать тихим сумасшедшим, пару раз в неделю взрывающегося на кого-нибудь. Многие заметили в нем перемены, после того как он вдруг легко начал сдавать тесты, делать все задания и стремиться сделать как можно больше упражнений на их физ. занятиях. Одни видели в ним щуплого и высокого темноволосого придурка, на которого преподаватели стали обращать внимания в положительном смысле. Другие явно боялись его, его прошлых выходок и неконтролируемых эмоций, но они помнили, как периодами он был умён и какие язвительные замечания он позволял себе при всех. Все сходились лишь в одном: абсолютно никто не понимал, что заставляло его двигаться дальше. Возможно, никто, кроме черноволосого парня, наблюдавшего каждый завтрак из-под очков за тем, как Дэн с безучастным лицом на автомате двигает рукой с вилкой, иногда доделывает домашнюю работу, все реже перекидывается парой слов с долговязым соседом по комнате, доедает свою порцию и раньше всех уходит к лекционной аудитории. Нужно сказать, что воспитанники Академии не были безмолвными машинами для будущих убийств, вытащенных из неблагополучных, по мнению власти, семей. По крайней мере, определённая их часть. Система подобного образования работала не так давно, но достаточно долго для того, чтобы все ответственные за это самое перевоспитание немного обленились, обрастая жирком в виду отсутствия собственных тренировок. Обленившись, они уже не были теми цепными псами, разжирев на местной дичи и страхе воспитанников. Ученики были вполне свободны в перемещениях в пределах территории Академии, ходили на прогулку по двору, висели на брусьях. Они были обеспечены доступом к компьютерному классу, тренажерам, кинозалу, где крутили либо глупые комедии, либо исторически значимые документальные фильмы, ходили в библиотеку, где Дэн периодически старался ото всех скрыться, и вполне плотно питались в столовой. Постепенно тирания в перевоспитании стала сводиться лишь к реакции на нарушения поведения. Особенно на нарушения привычных «завсегдатаев» карцера. Особенно в смену Рейрика. Особенно к Дэну. Перевоспитанием Дэна, хотя тот был известен своим поведением лишь на своём курсе (в Академии водились куда более опасные типы), занимался каждый любопытный надзиратель. К несчастью, рослый, уже престарелый, но все ещё похожий на вертикально поставленную бетонную плиту Рейрик, испытывал к перевоспитанию Дэна особое любопытство. Но даже Рейрик, изучивший приёмчики сумасшедшего парня вдоль и поперёк, не знал, что однажды выбив из него почти весь дух, продвинул его к перевоспитанию куда больше, чем он и его коллеги смогли сделать это за два года. Как-то раз, бесконечно долго пролежав на ледяном бетонном полу карцера, стараясь скомпоновать после бойни с надзирателем свои конечности так, чтобы не навредить самому себе ещё больше, Дэн, наконец, принял идею своего нового знакомого — шпиона, понял, в чем, наконец, заключалось спасение от местных порядков — подчинение этим порядкам. Идея мирной борьбы. Он обязан был выбраться наружу, увидеть мир за пределами заднего двора и стволов деревьев. Ему вдруг стало ясно, что единственный способ заставить алую змейку заползти обратно в висок отца, словно в перемотке, заставить встать его на ноги, вернуться на несгоревшую ферму, вновь сесть за обеденный стол и рассказывать всем последние новости, заставляя слова пропадать в нем, в обратном порядке подниматься к себе по лестнице в спальню, забираться спиной вперёд в кровать и укрыться тёплым одеялом, единственный способ сделать это — бороться. Не так глупо и совершенно напрасно, показывая характер и ненависть, заставляя забить себя кого-то другого, чтобы отвлечься на физическую боль, давая змейки ползти все дальше и дальше по полю. Не так, чтобы бесцельно избегать ситуаций, приводящих в карцер из-за инстинкта самосохранения. А совершенно иначе. Впервые за долгое время Дэн знал, что ему нужно делать.***
— И что будешь делать, когда выберешься? — Дэн с размаху поставил поднос на стол черноволосого шпиона, что тот, тут же оторвавшись от книги, обложка которой была посвящена каким-то цифрам, вздрогнул всем телом. Пара человек в столовой обернулись на звук. Шпион поднял взгляд на Дэна и улыбнулся. Прошло пару месяцев со времени последнего их разговора в лекционной аудитории, и пару месяцев с того, как он слишком увлёкся наблюдением за этим уставшим, резким и дёрганным парнем. Теперь он знал, как тот проводит здесь время, сколько часов он занимается, сколько спит, как часто злится, играя желваками и как проявляет себя на стрельбище. — Сколько раз из десяти ты попадаешь в мишень? — Десять, — Дэн ответил на автомате и удивленно уставился на собеседника. — Хочешь использовать меня как прикрытие? Я бегу с автоматом, обстреливая надзирателей, а ты со всеми своими компьютерами и проводами уезжаешь на тачке Рейрика? — Я не собираюсь сбегать. Дэн не был удивлён ответу. Сбежать — нарушить всю идею молчаливого повиновения. Сбежать — лишить себя возможности быть своим на обеих сторонах конфликта, который развернулся во внешнем мире. — Меня зовут Фил… Фил Лестер, — черноволосый немного замялся. Дэн оторвал взгляд от своего подноса и тупо уставился на Фила: — Привет? Фил хмыкнул и, больше не раздумывая, пустился в рассказ. В течение ближайшего получаса, Дэн выслушал историю о том, почему Фил находится здесь. Родители Фила были инженером и химиком, работая на дому в своей лаборатории и получая неплохой доход из государственной казны, осуществляя небольшие госзаказы. Когда грянула революция, к ним ворвалась проверка и обнаружила, что те работали ещё и на революционеров. Видимо, сдал кто-то из своих. — Мать избили, я не видел, дышит ли она, когда меня уводили, а отцу плеснули кислотой в лицо. Меня забрали сюда. Больше я ничего о них не знаю, — закончил свой сумбурный рассказ Фил. Дэн смотрел ему в лицо, пока тот слишком внимательно принялся изучать свои руки. Дэн знал, что, скорее всего, он пытается скрыть слезы, стоявшие в глазах, и решил дать ему время. Дэн изучал этого тихого, худощавого и замкнутого парня все это время, стараясь не быть в этом замеченным. Он понимал, зачем здесь появился Фил, и насколько большой он имел потенциал в глазах власти. Сын успешных ученых, явно имеющий способности, запуганный и вырванный из гнезда — идеальная цель программы «перевоспитания»; переучить, промыть мозги, запугать, и готово: молодое поколение ученых укомплектовано для разработки оружия, технологий и взлома систем противника. Фил выглядел изможденным, но явно лучше многих, словно, пережив все, что выпало на его долю, не размозжило его по стенкам собственной черепной коробки вереницей кошмаров (а первые месяцы во сне кричал здесь каждый), а лишь выработало в нем стратегию, защитный механизм. — В первые недели меня, как и всех новеньких, удерживали на первых этажах, — вновь подал голос Фил, словно прочитав мысли Дэна, — Каждый день я засыпал и просыпался, слыша крики отца, ломал во сне все кости, словно был своей матерью. Потом я перестал кричать, и все, что мне снилось — это я, за пределами этих стен, стою по колено в траве, вздыхаю полные лёгкие и иду по привычному пути в город. Сбегаю по склону, полному ромашек и сажусь перевести дух у ручья. Все закончилось, все отомщены, я возродился, как и возродились во мне все мои близкие. Мне больше не нужно быть в чужих руках. И эта война — больше не моя. Фил замолк, избегая встречаться с Дэном взглядом. Дэн смотрел на него во все глаза, думая о луговых цветах, о том, что хочет видеть, как Фил сидит, щурясь под солнцем, под котором больше нет места гибели во имя идей других, по крайней мире для них. Под которым они могут жить, не начиная все с начала, это было бы нечестно по отношению ко всем погибшим, к себе самим, но просто по-человечески жить. — Я готов, — немного охрипшим голосом отозвался, наконец, Дэн. Фил поднял на его взгляд. Второй раз в жизни он видел перед собой это лицо так близко, и все ещё не мог понять, каким образом безжизненность во взгляде Дэна, его усталость и злость так резко сменялись полыхающим заревом решимости. Они встретились взглядами и устало, но искренне улыбнулись друг другу. Фил не знал, что конкретно хотел бы сказать ему. Возможно, поблагодарить за то, что Дэн отозвался и принял его совет пару месяцев назад, не посчитав его придурком, засланником, задротом с манией величия. Может сказать, что Дэну не нужно было стыдиться своего поведения до этого, потому что все это пламя, которое разгоралось в нем все сильнее и сильнее, стоило того. Фил пододвинулся ближе, чтобы никто не смог их услышать: — Тестирование начинается через полтора месяца. До этого времени мне нужно выбрать одно конкретное оружие, с которым я буду сдавать экзамен. А тебе продолжить держать себя в руках и не попадать в карцер. Если мы напишем теорию и сдадим практику, через два месяца мы выйдем отсюда примерными перевоспитанниками и пойдём крушить революцию. — Крушить революцию? — Дэн рассмеялся заливистым смехом, сам удивились тому, как легко это сделал. Возможно, впервые за пару лет, — А как ты представляешь это себе? Мы сбегаем из государственных войск и перебегаем к «своим»? Кто ждёт нас? Кто нам поверит? Как мы докажем, что мы не двойные агенты властей? Думаешь, сможем просто прийти к ним с собственным оружием и в форме, не получив предварительно ножом в горло? Фил расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и достал цепочку с шеи. Звенья выглядели довольно обычно, но в одном из них были маленькие, еле заметные руны. — Это было маминым. Ей это в детстве подарила её подруга, сейчас она управляет в том секторе движения, в который перебежали многие лучшие хакеры страны. Она узнает, откуда мы. Дэн кивнул. Он не знал, что ответить. Ему не особо хотелось умирать до того, как они смогут достать эту побрякушку, но гнить здесь ему не хотелось ещё больше. Поэтому он просто поверил Филу. Поверил в его надежду, искусственно воссоздав ее в своём мозгу.***
Следующие месяцы прошли в крови и поте. Дэну пару раз прилетало от Рейрика, но в целом, его успеваемость была одной из самых высоких на курсе за счёт практики в стрельбе. С винтовкой ему не было равных, пока Фил тренировался с холодным оружием. Фил выбрал курсы саперов и, основными — кинжалы, потому что, по его собственному стыдливому признанию, с детства мечтал быть как герой известной компьютерной игры: — Стою я такой в обычной одежде, а тут бац! И кинжал у меня из рукава! Дэн лишь улыбался и качал головой, словно очень сочувствует кому-то с разжижением мозга. Но он знал, что подобное разделение в умениях им пригодится, поэтому старался не спорить уж слишком горячо. Дни тянулись и тянулись, и, наконец, в день перед сдачей теории они решили встретиться во дворе на спортивной площадке, чтобы повторить каждую строчку учебников. Дэн разлёгся на лавке, подбрасывая в воздух над своей головой теннисный мяч. Фил, обложившись миллионом книг, постоянно поправлял очки, устраивая все новые и новые блиц-опросы. Уходя с площадки, Дэн обернулся: за полу-прозрачным забором-сеткой, по которому был проведён мощный ток, вдали виднелись стволы деревьев, манящие своей свободой. Фил обернулся, не обнаружив его около себя. — Уже послезавтра мы должны быть там, — медленно произнёс Дэн. — А мы и будем, — откликнулся Фил и, поддавшись сиюминутному желанию, взял его за руку. Дэн повернулся обратно к Филу, в глаза был свет заходящего солнца и он слабо различил черты его лица, но видел, что тот смущенно улыбался. И улыбнулся ему в ответ, сильнее сжав его руку.***
Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Десять из десяти. Практика сдана. Он свободен. Свободен! Где Фил? Ему срочно нужно было к Филу, поделиться этой новостью и радоваться его непременному успеху! Дэн шел по стерильно-белым коридорам быстрым шагом, сжимая в руке папку с документами, подтверждающими его свободу. Внезапно, из-за угла показался Джон, как всегда разгуливающий с парой приятелей, в том числе и Гектором. Увидев сияющего Дэна, он немного засомневался, не тронулся ли он окончательно. Дэн тоже увидел Джона, они остановились напротив друг друга. Молчание нарушил Джон: — Я слышал, ты и этот твой друг записывались на досрочное тестирование. Дэн осторожно кивнул, пока Гектор на заднем плане при упоминании Фила закатывал глаза. — Ну… И как, успешно? — Я всё сдал. Завтра меня уже здесь не будет, — Дэн вдруг осознал, что это их первый разговор за пару месяцев. Глаза Джона немного округлились. Внезапно, он протянул Дэну руку: — Прости, что всё так вышло. Я не виноват перед тобой, но все равно всё могло бы изначально быть по-другому. Дэн опешил, а затем медленно пожал предложенную руку. На прощание, Джон покрепче сжал её и в этот момент, Дэн убедился, что видит перед собой своего соседа. Соседа из той жизни, где их семьи были живы, а надежды так велики. И Дэн, неловко улыбнувшись ему, пошел в прежнем направлении. Фил наткнулся на него, выйдя из-за угла и сияя не меньше, чем Дэн пару минут назад. — Я сдал! Правда, не с кинжалами, а с минами, — тут он замялся. Брови Дэна удивленно поползли вверх — Но ведь… — Понимаешь, прелесть быть нужным технарем в том, что ты нужен настолько, что тебе дают проявить себя в том, что тебе нравится самому, а потом заставляют попытаться в том, чего они ждут от меня. В общем, от меня как от сапера намного больше толку, чем от ассасина. Дэн рассмеялся и Фил подумал, что если бы душа Дэна была бы костром, то он бы всегда подбрасывал новый хворост, только чтобы слышать этот живой, кричащий тёплый треск.***
— Подними ногу. Аккуратно. Медленно. Я засуну свою под твою, без разговоров, я знаю, что делаю, — голос Фила срывался на крик. Дэн медленно стал отрывать ногу от ужасного механизма. Он знал. Он знал. Ничего не будет нормальным. Ничего не пройдёт гладко. И убедился он в этом, когда почувствовал под ногой щелчок, пока они шли по лесной тропе, направляясь в город, в котором их с распростертыми объятиями ждали для новых спец. подготовок. Фил просунул ступню под ступню Дэна и отпихнул его. Дэн повалился на зеленую, мягкую траву, показавшуюся ему издевательством, каким-то дурацким каламбуром. Не могло все так кончится. Не тогда, когда он поверил. Не тогда, когда он обрёл кого-то как Фил. Фил криками и слезами заставлял отходить его все дальше и дальше от себя. Они ждали целую вечность. Дэну казалось, что его конечности никогда больше не смогут сдвинуться с места, что он умрет здесь, рядом с Филом, только чтобы не отходить от него. Прошёл день, месяц, год. Он не знал, сколько сейчас времени. Фил копошился в своих механизмах, которые он прихватил с собой, не оставив Академии ни намёка на своё проживание в ней. Все это время он не отрывал ногу от того ужасного места, этого блядского механизма, от которого сейчас зависела его, Фила, жизнь. Жизнь Фила! Могла! Оборваться! Прямо! Сейчас! В своей голове Дэн рыдал, кричал, бился с Рейриком миллионы раз, выбивал себе челюсть, ломал все ребра, выдирал себе суставы. В реальности он просто смотрел за движениями Фила, не в состоянии ни сказать ни слова, ни шелохнуться. Наконец, покопошившись в земле с миллионом проводов и каким-то пультом управления, они оба услышали щелчок, в точности как первый. Сердце Дэна вырвалось через горло, пролетело до стратосферы и вернулось обратно за пару секунд. Ничего не произошло. Фил сошёл с места, пошатнулся на нетвердых ногах и упал в подхватившие его руки Дэна. Тот заливался слезами и кричал на другого, прижимал к себе и тряс, пока Фил окончательно не пришёл в себя. — Курсы саперов с современными технологиями, — измученно усмехнулся Фил. Дэна трясло, но через пару часов они продолжили путь. Вскоре они вышли к холму, полному диких цветов, в середине которого был огромный котлован, оставленный снарядом и не успевший зарасти сорняками. Фил шёл впереди, поэтому обернулся, чтобы заговорить с Дэном: — Странно, правда. Я мечтал увидеть этот холм. Какое-то время мечтал, чтобы мои родители были живы, и чтобы все было как прежде. До всех событий. Но теперь я вижу это вот всё, — он обвёл рукой котлован и колышущиеся на ветру стебли цветов, — и не замечаю в себе себя прежнего. Не того, который рос с родителями и друзьями. А того, которого привели в Академию. Изувеченного, полного боли и переливающейся через край тихой ненависти. Понимаешь? Дэн кивнул в ответ. И он понимал. Смотря на ужасно развороченную часть холма, он знал только одно: они уже спасены. Будут ли они убиты в ходе войны, не столь важно. Хотелось бы жить, но самое главное — они обрели освобождение. Выйдя из Академии, они ушли от своих ночных кошмаров, от лиц родителей и надзирателей, от сокурсников и их промытых мозгов. От себя самих, жалких, забитых, сжигаемых изнутри ненавистью и болью, обидой и тоской. Дэн знал, что впереди долгий путь, но они все равно пройдут его. А ещё, вместе стоя на вершине холма и глядя, как последние солнечные лучи скользят по полевым цветам, волосам Фила, его собственному лицу, он чувствовал, как алая змейка возвращается туда, откуда она пришла. Он глубоко вздохнул, и Фил последовал его примеру. В воздухе пахло свежестью и пыльцой.