Жить ради...

— Лео… Протяжный стон разрушил тишину. Лабораторию освещал лишь тусклый свет лампочки, которую давно надо было заменить. Но разве кого-то интересовала какая-то там лампочка, когда прямо на кушетке лежал Донателло, буквально обвешанный всякими проводами. На руке катетер, иголку которого мастер бережно ввел в вену на сгибе локтя. Прозрачная трубочка тянулась к мешочку с вязким веществом, повешенным на капельницу. Это было необходимо для предотвращения обезвоживания организма, ведь в бессознательном состоянии черепашка находился довольно долгое время. Дыхание, заглушаемое кислородной маской, было тяжелым. К покрытому царапинами и маленькими трещинками пластрону прицеплены присоски от аппарата, следящего за жизненными показаниями. Лидер нашел не лучшее место для сна. Сгорбившись, чего он никогда не позволял при посторонних, постоянно держа спину прямо, мастер катан положил голову на край кушетки, бережно сжимая в руке ладонь брата. В последнее время он только так и засыпает. Только рядом с Донни… Но сон ниндзя был чуток, впрочем, как и всегда. Услышав тихий зов, носитель голубой повязки нахмурил лоб, с неразборчивым мычанием открывая глаза, почти сразу же шокировано их раскрывая. Его руку сжимала чужая… Такая холодная, но даже при этом согревающая лучше всяких каминов. Подняв ошарашенный взгляд, Лео встретился с парой столь любимых глаз. Но что-то не так. — Донни… Влажная дорожка прокатилась по щеке юного воина. Сдерживать эмоции невозможно, только не в этот момент. Сейчас можно разрыдаться во всю, и никто тебе и слова не скажет. Только тепло улыбнутся, как Дон. Еле подняв руку, Гений погладил щеку любимого, подтверждая, что это вовсе не сон, не иллюзия, созданная больным воображением. Он настоящий… — Донни, твои глаза… Во взгляде голубых омутов явно читался страх. Он не мог понять, почему на него смотрят не те тёплые карие глаза. Они стали… безжизненными. — Я прекрасно вижу тебя, Лео, — поспешил успокоить его младший, продолжая улыбаться, — ничего страшного не произошло. Глупо было надеяться, что она отпустит меня так просто. Глаза потеряли свой цвет, став полностью белыми, почти прозрачными. Будто Смерть подарила окружающим возможность заглянуть ему в душу прямо через эти глаза, но оставила Гению зрение, чтобы и он мог сделать то же самое. Все же, с его талантом видеть людей и не-совсем-людей насквозь могла справиться даже с маской, которая была на Смерти. — Она? Леонардо все ещё не до конца понимал происходящего. Будто он все ещё спит. Но нет, он точно чувствует сжимающую его ладонь руку, видел мягкую улыбку на губах мастера бо и эти бесцветные глаза… — Лео, опять ты сам с собой разговариваешь? Со скрипом открыв железную дверь (без Донни её некому было смазывать), в лабораторию вошёл заспанный Рафаэль, потирающий глаза. Он уснул на диване, а приоткрытая дверь прекрасно пропускала все звуки. Вот и проснулся, не забыв вспомнить старшего братца добрыми словечками и отправить в парочку увлекательных мест. Широко зевнув, темперамент не сразу понял развернувшейся картины. Так, Лео как всегда сидит у кушетки, ожидая того самого момента. Дон лежит все так же неподвижно, слегка приоткрыв глаза. Стоп. — Дон? — дрожащим голосом спросил Рафаэль. Он моргнул пару раз, два раза ущипнул за руку, даже ударил себя по лицу. Потом вновь потер глаза, все еще не веря в происходящее. Нет, это слишком нереально даже для их необычной жизни. Темперамент подошел к кушетке, ткнув младшего в щеку. Теплый — значит живой, да? Или стоп. Он же холодный. Ткнул еще раз, потом еще, пока черепашке не надоело. — Нет, я не призрак, успокойся. Услышав его голос, такой хриплый и немного грубый из-за долгого молчания, Раф подпрыгнул, чуть шарахнувшись от брата. Он разговаривает. Он умеет разговаривать. Офигеть. — Дон! Наконец, отойдя от оцепенения, саеносец радостно воскликнул, уже собираясь обнять брата через всю эту непроходимую фигню. Да, ему было плевать, что он может что-то сломать. Теперь Дон очнулся, он починит. Но душевные порывы темперамента (которые случаются крайне редко) на корню пресек Лидер, оттолкнув чуть ли не рыдающего Рафаэля. Какой-то день соплей. А, нет, ночь. — Ты слишком долго спал, Гений. — И я скучал, Рафик. Носитель алой повязки лишь закатил глаза на это милое коверканье его имени. Он не обратит на это внимания и позволит братцу называть его как тому хочется. Но только сегодня. Своеобразная награда за то, что он все-таки вернулся к ним. Награда за жизнь… — Пойду разбужу Майки и отца, они будут счастливы видеть тебя вновь, герой. Усмехнувшись, черепашка мягко погладил младшего по голове, напоследок ущипнув за щеку, на что он недовольно айкнул, темперамент вышел из лаборатории. Неправильно радоваться пробуждению мастера бо без всех членов семьи. Особенно по отношению к Майки, все это время пропадавшему либо на кухне, создавая шедевр для брата, либо у безвольного тела, делясь последними новостями. При этом он усиленно жестикулировал руками, иногда даже прикрикивая, будто пытался докричаться до Донни. И мастеру обязательно надо сообщить. Ведь только благодаря его мантрам Гений продолжал дышать. Еще Раф заметил отсутствие привычного карего цвета в глазах брата. Но, в отличие от Леонардо, он умел молчать там, где это требовалось больше всего. Это же Дон. Он справится. Справится же? Как только саеносец покинул лабораторию, Лидер вновь посмотрел в бесцветные омуты. Как облака, такие же белые и холодные. Такие же далекие… — Лео, не волнуйся об этом. Главное — я могу видеть вас. Видеть тебя. Мастер катан шумно выдохнул, прижимая холодную руку брата к щеке. Закрыв глаза, он сморщился, шмыгнув носом. Эта нежная улыбка разрывала его, ведь за ней Гений всегда скрывал что-то очень важное. Скрывал боль… Легонько коснувшись губами внутренней стороны ладони парня, Лео пытался поделиться с ним своим теплом, которого явно не хватало вечно холодному мутанту. А так же забрать этот холод себе, чтобы хоть немного понять любимого. Ощутить, что он чувствует, может, даже прочитать мысли, хаотичным роем копошащиеся в его голове… Идиллию нарушил гулкий грохот, а затем и радостный голос Майки. Со всего размаху открыв дверь, чуть не сорвав ту с петель, младший со слезами посмотрел на умника. — Дооннии! — растягивая гласные в радостном крике, «лучик» подбежал к кушетке. Мигом отобрав ладонь брата у старшего, на что тот недовольно покосился на него, нунчаконосец начал взахлеб что-то говорить, но из-за дрожащего голоса и постоянных всхлипов никто ничего не понял. Кроме Дона, по щеке которого тоже покатилась слеза. Как всегда, младшие прекрасно понимали друг друга, даже общаясь на совершенно разных языках. — Я тоже очень рад видеть тебя, Майк, — не дав младшему договорить, произнес мастер бо, сжав руку брата. У дверей пристроился Рафаэль, опираясь о косяк и складывая руки на груди, и с беззлобной усмешкой наблюдал за этой умиляющей сценой. В груди кольнула ревность, но темперамент засунул ее куда поглубже, портить такой момент беспричинным срывом он не хотел. Сегодня можно и потерпеть. А завтра он хорошенько займется любимым братцем, чтобы приглушить эту ревность. — Донателло, сын мой… Дрогнув от низкого голоса, носитель фиолетовой повязки поднял глаза на мастера. О Боже, а вот сейчас он точно расплачется. — Отец… Не выдержав, слезы хлынули с невероятной силой, мешая ясно видеть лицо учителя. А он изменился… Похудел, что ли. И бородка стала еще длиннее. Шмыгнув, Дон улыбнулся. Эта улыбка была для всех, а не кого-то отдельно: для Майки, бережно сжимающего его руку и рыдающего в три ручья; для учителя, стоявшего чуть поодаль, наблюдая за сыновьями; для Рафаэля, всеми силами скрывающего улыбку; для Лео, который продолжал шокировано смотреть на любимого. На секунду ему показалось, что глаза Донни вновь стали того теплого шоколадного оттенка… — Добро пожаловать обратно, братец.