***
Часы показывали двенадцать, когда в гостинную, чуть ли не сползая по стене, зашла худая тушка в джинсах и расстегнутой клетчатой рубашке, удачно не зацепив оленьи рога, чьим спасением от падения на холодные половицы пола являлись верёвка и гвоздь. Рога были несимметричными; к ним относились небрежно, вопреки их смольно-черному манящему цвету. Рога были спилены криво-косо ручной пилой: на кости были видны царапины, неравномерные спилы, - рука соскальзывала не раз и не два, - единичные мелкие остатки крови дополняли картину. При их виде у ангела вставал ком в горле - рога были его. Проходя мимо разбитого зеркала, парень смотрит на него, собирает из распавшихся кусочков отражения картинку под названием "внешний вид", - побледневшая кожа, покрасневшие глаза, синяки на шее, больше напоминающие изображенный поблеклыми красками космос в исполнении Ван Гога, - брезгливо смотрит на это (ибо на большее сил не хватает) и дальше шествует к пальто. Черное пальто смиренно лежит на диване, черные рога висят на стене, черные крылья тащатся сзади Арена, а черные легкие существуют только для получения новой порции никотина.***
Бледные, слабые девичьи руки берут тряпичную куклу, - потрепанную, испачканную местами в крови, с воткнутыми в спину иглами и головой, набитой русыми волосами, - держат еле-еле за шею, подносят к неглубокой чаше, кладут туда: масло медленно, хищно поглощает ткань. - Ах, Арен-Арен, - хмыкает, - всё это время ты считал, что это остров тебя убивает, - замолкает. Правда, в этом ангелочке что-то было. Арен бессильно падал на землю, крылья обжигали плоть чуть ли не до костей; ко всему примешивалась психоделия на подобии черных оленьих рожек, роз в легких и крови изо рта; когда боль стихала, он исцелял ожоги и приходил ко всем, выплевывая ложь в прямо лицо волнующихся друзей. А Долди, покачиваясь в кресле, слушала его слова... Как же сладко он лгал. - ...а это была я, - пауза, - Ты слышишь? Долди кричит, срывая голос, "это была я" на тряпичную куклу, которая скрылась за тонким слоем прозрачного святого масла. Нервно сглатывает слюну, которая режет горло хлеще тяжёлых сигарет. Где-то там, застыв на подкашивающихся ногах, стоял Арен, с пачкой парламента в костлявых пальцах. - Долди... - казалось, что парня сейчас вскрыли скальпелем, как ученики мед.института труп на практике, от глотки до пупка. Шаркающий, еле слышимый звук оступившихся ног преследует в голове так, словно это длится всю жизнь. На самом деле — всего-лишь пара секунд. Шаркающий звук кольца зажигалки длился всего-лишь пару секунд. На самом деле - он преследовал её всю жизнь. Они падали вместе. Канули в пустоту. С самого начала девушка понимала, что каждый диалог с ангелом тянул вниз, к точке невозврата. Но ведь Долди считала, что возьмёт верх над ситуацией, что сможет избежать падения. Но когда его сухие губы прикасались к её шее, целуя, оставляли засосы, когда его ледяные пальцы стягивали светлый пиджак и скользили по талии, когда она закидывала свои аккуратные, кукольные ноги на его ягодицы, она, Долди, осознала - ничто, никто её не спасёт. Тот, на которого все вешали табло спасителя, на самом деле оказался пропускным билетом в бездну. Как бы ни страдало сердце, как бы ни билась о стеклянные стены разума внезапно проснувшаяся совесть, Долди закончит начатое. Убивать монстров пулей в голову - скучно. Каждый раз охотница придумывала все более изощренные способы поквитаться с магическими выродками этого мира, каждый раз она играла со своими чувствами, как кот с клубочком, верно путаясь в красных нитях. Арен - монстр. Дрожащие пальцы подносят зажигалку к торчащей из масла паре игл, - те быстро нагреваются вплоть до острых концов, воткнутых чуть ниже тканевых ручонок, - рука дрожит, масло воспламеняется: Долди слышит то, как корчится Арен, выдавливая хриплое "нет", или это лишь остаток безумия ангела в её голове?