***
Доктор скрупулезно стерилизовал драгоценные руки: сначала ладонную, затем тыльную поверхность каждого пальца и межпальцевые промежутки; сначала ладонную, затем тыльную сторону пясти левой и правой руки. Обмыл запястья с обеих поверхностей в той же последовательности и, наконец, дошел до предплечий вплоть до локтевого сгиба. После осушил салфеткой, обмакнул в раствор и обработал смоченным антисептиком тампоном. Под конец нанес гель и, втирая в течение десяти секунд до образования тонкой пленки, отошел от умывальника. Камера видеонаблюдения зарегистрировала расхаживающего по коридорам гостя, который очень скоро, сам того не зная, станет пациентом: врачу ведь виднее. Сладкая улыбка растянула губы. — Эй, здесь кто-нибудь есть? — эхо оттолкнулось от стен и, дразня, повторило вопрос. — Мой корабль потерпел крушение. Мне нужна помощь… Никто не откликнулся. Бот несмело шел вперед, скрипя шарнирами, выискивая взглядом пустоту, тогда как могучие своды станции твердо держали потолок. На первый взгляд молчавшая аппаратура находилась в рабочем состоянии, но куда подевались служащие и пациенты? Почему станция выглядит запустелой? Насколько он знал, здесь были размещены шахты автоботов, и их работникам часто нужна была квалифицированная помощь. Снаружи раздались шаги. — Добро пожаловать в нашу скромную обитель, о заблудший странник. Бот в испуге развернулся к обладателю бархатистого голоса. Высокая фигура вышла из тени. Блеснули синие окуляры, белый шеврон. И красные кресты на крыльях. — Прошу прощение за не совсем презентабельный вид здания. Автоматика наружных дверей не работает должным образом уже какую неделю, а бесконечные метели и вьюги хлестким лезвием ветра точат острые углы. Но ведь главное, чтобы внутри уютно было, не так ли? Уютно и тепло. Из темноты показалось лицо говорившего. — Эм… — бот начал успокаиваться, с интересом поднимая прижавшиеся антеннки, хотя до сих пор пребывал в замешательстве. — Спасибо, что… услышали меня. Я уже было думал, что никого нет. — О, ну что вы, — доктор расплылся в улыбке и сложил синие пальцы вместе. — Пройдемте, здесь не место для беседы. Бот, хромая, проследовал за доктором, который уводил его все дальше вглубь прохладных комнат и который, вероятно, профессиональным взглядом успел выявить и оценить степень ущерба, нанесенного на выжженный корпус посетителя. Привычка. Вредная такая. — А почему никого нет? Или шахты закрыты? — в широком пространстве его голос казался гулким, тяжеловесным. — Дело не в этом. У пациентов тихий… час, а мои коллеги на дежурстве: один вот совсем недавно пошел к месторасположению антенны, чтобы послать сообщение на базу. Связь очень плоха. Но отчетность, сами понимаете, — он посмотрел через плечо и улыбнулся шире. — Вот как… а я успел подумать, что из медперсонала только вы тут. Очень промозглое местечко. — Увы, финансирования почти нет, а капитальный ремонт мы себе не можем пока что позволить. — О, простите, я не хотел… То есть… — бот замкнулся, сбившись с мысли. Статная фигура его проводника внушала благоговейный трепет. — Ничего страшного. Всё хорошо и будет еще лучше. Бот стыдливо улыбнулся. — Вы здесь проездом? Одни? — Я нейтрал. Мой транспорт подбили после того, как я случайно и очень неудачно натолкнулся на боевой корабль десептиконов, что вел бой с автоботами. Попал в переделку, одним словом, под перекрестный огонь, что открыли коны по ботам. Еле выбрался, но задело взрывной волной. Хотя кто-то скажет, что легко отделался. — Да вы счастливчик, я вам скажу. Иной раз шахтерам везет меньше. Болтливый бот заулыбался сильнее. — Хорошо, что разведданные не подвели. Мое суденышко не продержалось бы дольше. Честно говоря, с вами я чувствую себя в безопасности. Фарма улыбнулся.***
— Присаживайтесь, — галантно указал на многофункциональное кресло с массивным сбалансированным основанием доктор. Бот прошелся взглядом по шкафчикам под аппараты и приборы, камере хранения, сканерам, лампам, передвижной на стойке установке. Он не сразу сел, будучи низким и круглым, и постоянно скользил задом по натянутой ткани. Его шлем с вытянутыми антеннами не доходил до подголовника с широким основанием и углублением для опоры затылка. Фарма терпеливо дождался, пока пациент расположится в кресле, скорректировал угол наклона ламп и подсел рядом, пододвинув инструментальные полки, крепившиеся на потолке, на которых были разложены наборы и комплекты разнородных технических приспособлений. — А… позвольте спросить, как ваше имя? Было бы невежливо не знать позывного своего спасителя, — бот чувствовал себя неправильно, неправильно в том плане, что уюта и тепла как раз таки не хватало. Пускай ветер не гулял свободно по помещению и не завывал в аудиосистемы, и вечные мерзлоты остались позади, но искра, если могла, заметалась бы в камере, как будто в испуге, который мог перерасти в панический страх. Суеверный, животный. — Благодарить будете позже, сейчас время сконцентрироваться на лечении, — Фарма поочередно брал и клал инструмент, выискивая нужный. — Травмы неопасные, вижу, течь удалось остановить, местами спекшийся энергон, местами развороченный металл, но выгнутые листы брони не повредили внутренности; правое плечевое соединение вышло из впадин, как и коленное, тонированный визор наполовину расколот. Это все. — Много времени не займет? — приободрился нейтрал. — А то я побаиваюсь этих диковинных штук… Фарма многообещающе улыбнулся. — Бояться не стоит, ведь рядом специалист. Он взял, наконец, странный металлический прибор и, покрутив его в руке, будто примериваясь, произнес мелодичным голосом, как если бы разговаривал с неоформленным мехлингом: — А теперь откроем ротик? Скажи-ка доктору «А-а-а-а». Нейтрал с готовностью открыл рот и ощутил, как холодные — они были холодные! — пальцы врача, взявшись за нижнюю и верхнюю челюсть, стали с силой тянуть в разные стороны, разрывая надвое рот. Нейтрал закряхтел и задергался в кресле, оплетенный магнитами по шее, груди и рукам. Послышался хруст. Разжав болтающиеся челюсти, Фарма вздохнул, проведя тыльной стороной ладони по лбу. Посмотрел на творение рук своих. И резким движением руки, вогнав ее в распахнутую горловину, математически точно нащупал модуль и отключил, но после, задержавшись, передумал и вырвал функционально целостный блок. — Не надо напрягаться. Сенсоры бота полыхнули. Несмотря на вздрагивающий корпус и вскидывающиеся ноги, он разбил вместо замены визор одним взмахом молотка, чтобы мелкие осколки вонзились в активно и хаотично мерцающие линзы. Он принялся за отделение пластин внешней брони, проводя вскрытие на живую, срезая пласт за пластом лазерным скальпелем и заставляя балансировать пациента на грани сознания. Без блокировки передачи импульса. Так интереснее. Так справедливее. Так честнее.***
Как хорошо, что он отследил и прервал посланный Ферст Эйдом во внешний мир закодированный сигнал. Дельфи и корпуса сюда заглянувших принадлежат Фарме, Мессатин и ти-коги — Тарну и братии. Прекрасный расклад. Подобное положение дел его полностью устраивало. Ранее он экспериментировал со своими жертвами, придумывая все новые и новые способы, а также орудия пыток, изощренных убийств, извлекая лучшую музыку для своих аудио — о, как он стал понимать Тарна! Как говорится, с кем поведешься… — но спустя время клиенты закончились, и его покинула муза. Он видел, как пенилась пузырьками впрыснутая на глоссу ядовитая кислота, и слышал журчание застрявшего в хрипах вокалайзера. Он видел, как раздробленная фаланга пальца обращалась в шелуху, и слышал треск при легком нажатии на поврежденный участок. Он видел, как разъедал мозг очередной вирус из коллекции Ферст Эйда и слышал вырывающееся из нутра нечленораздельное мычание. Он оперировал. Он препарировал. Он творил. Стоило только подключиться к медицинской панели своего пациента. Ему поддавались магнитные замки, съезжали со своих мест бронепластины. Но искры… искры он особенно любил. Это был деликатес. С недавних пор он приобщился к искусству. Он вынимал не только ти-коги для лидера десептиконских судей, но и мозговой модуль с нишей для искры, которые целыми рядами выстраивались у него на полках в отсеке. Освещение было излишним. Он купался в свете мерцающих искр и вальсировал под проигрываемую музыку, которую записывал при лечении очередного больного. Он представлял, как вел бы партнера, шаг вперед, два назад, касаясь воздуха пальцами с засохшими каплями энергона. Которые он позже слизывал самозабвенно. Энергон… Поставки питательного ресурса не были регулярны: то и дело происходили накладки из-за непогоды, когда транспортные суда не могли сесть на планету, в атмосфере которой буревал очередной циклон. Груз с медикаментами часто задерживался по дороге. Не единожды сотрудникам станции приходилось сидеть на голодной диете, экономя остатки, которым звался паек. Во имя пациентов, ради пациентов. Пациентов, по магистралям которых тек драгоценный энергон. Который должен течь по твоим губам внутрь. Который хочется стирать с поверхности операционных столов… глоссой. Шахтеры же всегда имели крупноразмерные формы, потому одного такого хватило бы… на многое. Должны же и пациенты когда-то послужить делу? Не зря доктора спасают им жизни. Чтобы в кои-то веки спасти жизнь и себе.***
Фарма выкорчевывал систему питания топливом, вырезал баки, насосы, выдергивал топливопроводы и закидывал себе на шею шарфом; высекал систему подачи и удаления отработанных газов, клапаны и фильтры, цилиндры воздухоочистителей, входные и выходные трубопроводы завязывал бантом. Он творил и вспоминал… Все так больно, что невольно Мы почти сошли с ума Реки крови, море крови Ты же видишь все сама Хруст, словно льда, под ногами издыхающих, испускающих последний дух, последний вздох, последний свет в груди, пациентов. Корчащихся, застывающих в нелепых позах, тянущих руки со скрученными пальцами и забывающих закрыть сведенные судорогой рты пациентов. Как некультурно. Их разве не учили? И стоны выходящего из кулеров газа, приятно щекотавшие сенсоры звука. Фарма запустил анализ витающих запахов, не замечая дергающиеся в танце смерти корпуса. Как и ожидалось, здесь был один запах, и имя ему было страх. Как турболис, он шел по взятому следу, ступая по залитому полу — скользкому, как чрево угодивших к нему на стол. На обеденный стол. Мы прекрасно уязвимы Понимая, но дразня Все напрасно и все мимо Не кончается резня Ферст Эйд зря решил тягаться с ним. Думал, их двое, значит, спасутся? Думал сыграть в прятки-салки-жмурки? Молодежь… Не того соперника он выбрал. Не того врага себе нажил. Ферст Эйд к земле был надежно прикован, колесами, врытыми в почву, оплетенный корнями. Его же ничто не держало на ней. Гравитационные нити рвала реактивная тяга. Мессатин — его клетка. И перья слишком мягки, чтобы разбить твердые прутья. Амбулон же, с точки зрения Фармы, был едва не инвалидом в своем оскорбительном виде. Его ти-ког следовало извлечь в первую очередь. Ну и кто я? Ну и кто ты? Идиоты, идиоты И не страшно, и не важно И не хочется завыть Полет для Фармы значил жизнь, а его крыльями снизу приковали к этой треклятой планете. Крылья примерзли — их обрубила неволя, и только свобода их могла приварить. Здесь нет Санта Клауса. Здесь его сани с оленьей упряжкой собьют выпущенные из-за плеч класса «земля-воздух» ракеты. Оторвется умолкший бубенчик. Фейерверк взорвется букетом. И подарки посыплются с расколотого надвое неба, пока звучит кровавый дождь. Мясистый, кусковый. Это чистый мазохизм Все летит к своим чертям Никому я, никому я Это время не отдам «А вот и Джонни!» Ферст Эйд и Амбулон неосознанно шагнули друг к другу. Фарма, словно большеротый Гринч, ухмыльнулся. Крылатая тень накрыла их с головой. Маньяк развел в стороны руки. Никто не хочет удушающих объятий? Его маленькие миленькие автоботы. Автоботы, как и десептиконы, стали помехой на дороге его карьерных успехов. На дороге, выкрашенной в стекающий вязкими каплями в канализационный коллектор розовый. «Идите к папочке». Его неокрепшие птенцы. Его дарования, что выпали из гнезда из-под великодушно расправленных крыльев. Не хотят… и он тоже не хочет окроплять свои руки взрывом хлынувших брызг. Руки хирурга должны быть чисты, какой бы ни была совесть, если б была. Поэтому он предпочитал пилы. И душе ему милых. Вместе они идеально сочетались. «Раз, два, три, четыре, пять — я иду всех убивать». Пила сердито дребезжала об пол, когда владелец ее опускал низко руки, ступая медленно, с опорой на тактильные и ультразвуковые датчики, чтобы дать фору двум игрокам. Видеосигнал отключен. Коммлинк отключен. Жалость…***
Фарма вспомнил, что тогда ему очень понравилось играть с Ферст Эйдом и Амбулоном. Понравилось ли им? Он не спрашивал. Сыграть ли сейчас?***
Он бежал. Таранил брюхом снег, доходивший до поясного отдела. Боялся споткнуться, упасть и оглянуться. Перед глазами до сих пор сверкали колюще-режущие предметы. От страха стенки сливных трубок сжимались, неприятно давили скопившимся в отстойнике топливом. От бега сеть устройств отвода воздушных масс заходилась в прерывистом кашле. Чокнутый доктор смилостивился над ним: он помог преодолеть грань, за которой не было «я», за которой пациент отключался. А после произвел ремонт, а также промывку, очистку и продувку систем. Он отсосными трубками, пункционными иглами выкачал застоявшийся энергон и влил ему свежий. Нейтрал чувствовал себя как новенький! И при любой другой ситуации наверняка бы оценил предлагаемый сервис, но сейчас… Он бежал. Когда из-за высотных сугробов показались представители армии фиолетового знака, нейтрал прибавил ходу. Тарн, завидев мишень, автоматически приподнял руку с пушкой, в которой накапливался заряд. Беглец замахал ладонями. — П-п-пожалуйста! Прошу… убейте меня! Джет, паривший кругами над целью, спикировал вниз и, трансформировавшись, ногами втоптал в снег добычу. Нейтрал распластался, уткнувшись лицом и раскинув конечности, пыхтя из-под низа и слепо шаря ладонями. Он оставлял ровные полосы на мятом, переливавшемся вкраплением драгоценных камней снегу. На шлем и спинные сегменты давили ступни легковесного джета. Тарн опустил руку. А, поймав кинутый Фармой ког трансформации, без интереса во взгляде отвернул маску, чтобы продолжить прерванный с коллегами разговор. — Опять твои игры, Фарма. — Завидно? Фарма выпрямился и сошел с жертвы, не переставая лукаво улыбаться. Его улыбка всегда сулила обман. — Только не мне. Фарма начал что-то быстро говорить, картинно маша руками и попутно поднимая на ноги мямлившего пациента, но Тарн не слушал, уделив внимание своим соплеменникам. Доктор, одним глазом заметив пренебрежение, замолчал, фыркнул и, встряхнув дрожащую жертву, в полголоса жалуясь, стал грубо и часто толкать пациента ладонями в сторону станции. Ему и в голову не приходило активировать пилы. Нейтрал, плохо соображая, покорно поплелся под раздраженные тычки, пока идущий сзади доктор не переставал поносить и костерить грубиянов из ДПП. Кажется, он их совсем не боялся.***
Он бежал. Таранил брюхом снег, доходивший до поясного отдела. Боялся споткнуться, упасть и оглянуться. Перед глазами до сих пор сверкали колюще-режущие предметы. От страха стенки сливных трубок сжимались, неприятно давили скопившимся в отстойнике топливом. От бега сеть устройств отвода воздушных масс заходилась в прерывистом кашле. Чокнутый доктор смилостивился над ним: он помог преодолеть грань, за которой не было «я», за которой пациент отключался. А после произвел ремонт, а также промывку, очистку и продувку систем. Он отсосными трубками, пункционными иглами выкачал застоявшийся энергон и влил ему свежий. Нейтрал чувствовал себя как новенький! И при любой другой ситуации наверняка бы оценил предлагаемый сервис, но сейчас… А в мыслях он бежал.