Дело в шахматах

Мойра нервно постукивала каблуком по полу, не в силах унять свои эмоции. Сегодня все изменилось. ЦРУ закрыло проект, но они решили действовать сами. И Мойра, руководствуясь своим наивысшим чувством справедливости, пошла против агентства, чтобы помочь мутантам. Именно так сказал ей Чарльз, когда она пошла с ними. Именно поэтому его глаза сияли как два бездонных озерца. И у Мойры просто язык не повернулся сказать, что вовсе не поэтому она решилась на это бунтарство и обход закона. И сейчас она надеялась, что Чарльз не будет читать ее мысли, поскольку Мойре за них было стыдно. Настолько стыдно, что она пыталась заглушить мысли об этом уже не только постукиванием по полу, но и нервным перебиранием полы пиджака. За то время в ЦРУ, что она смогла узнать Чарльза поближе, она почти полностью изменила свое мнение об этом наглом и самоуверенном телепате с голливудской улыбкой. И сейчас Мойру выводил из себя тот факт, что когда она отказала ему, сославшись на работу. И еще больше нервничать заставляло то, что сейчас о работе думать совсем не получалось. «Самое лучшее время выбрала», - с горечью думала женщина, ожидая в кабинете, когда же Чарльз вернется для беседы. Тот не заставил себя ждать, чуть ли не забегая в открытую дверь. - Все готово. Уже через пару часов я думаю начать первую тренировку с Алексом. На него уйдет больше всего времени, - Чарльз с улыбкой опустился в кресло за широким дубовым столом. Судя по всему, этот кабинет раньше принадлежал его отцу. Он смотрел на Мойру с восторгом ребенка, которому подарили новую игрушку, вмещающую в себя целый мир. А Мойра старалась унять дрожь по всему телу. - Ты уверен, что у нас получится? – в чувствах Мойра никогда не действовала резко и быстро, как на работе. Тут она предпочитала осторожность. – Времени мало, вполне возможно, что нам будет противостоять вся армия Советского Союза. - Сможем победить Шо, - остальное получится само собой, - беспечно пожал плечами Чарльз, опуская руку на подбородок и беззастенчиво разглядывая Мойру. Еще месяц назад Мойра отвесила бы ему затрещину за этот вульгарный и пошлый взгляд, но сейчас….сейчас она просто вновь стукнула каблуком по полу, чувствуя, что ей становится нестерпимо жарко. - Ты уверен? – только и может повторить Мойра, краснея и чувствуя себя непроходимой дурой. Мысленно же она изнывает от желания узнать, о чем сейчас думает Чарльз. Наверное, так себя постоянно чувствуют телепаты, которым запретили подглядывать за твоими мыслями: будто бы тебе отрубили руку. Думая о том, что же сейчас скрывается за этим тяжелым взглядом Чарльза, Мойра чувствует, будто и ее тоже чего-то лишили. Ног, силы воли, возможности повернуться – она просто тонет в голубых глазах. - Я должен верить, - Чарльз все с той же улыбкой откидывается в кресле назад и Мойра понимает, что именно эта надежда на лучшее ее и притягивает. В ней самой нет такой веры. – Иначе, Эрик покинет нашу компанию первым. А без его способностей мы потеряем очень ценную силу. Мойра часто моргает. Упоминание Эрика внезапно, почему-то больно. Но Чарльз смотрит на нее, улыбается ей и мысли все куда-то улетучиваются. Все, кроме одной: о чем же ты думаешь? Скажи, Чарльз, я так хочу знать. - Я думаю, - внезапно продолжает Чарльз, заставив Мойру подскочить на месте. Но он не читал ее мысли – это просто совпадение, - что мне стоит заняться делами. До самого вечера. «А вечером»… - и откуда взялась эта внезапная робость, будто кроме ветра и поцелуев в ее голове ничего нет? Мойра так и не смогла заставить себя сказать хоть что-то, просто кивнула и вышла, оставляя Чарльза работать. Ноги казались деревянными, пока она поднималась на второй этаж к отведенной ей комнате. «Соберись, Мойра, ты все равно не узнаешь его мыслей. Ты не телепат. И тебе пора заняться делом». Чарльз же тем временем доставал с верхней полки книжного шкафа запылившуюся коробку с лучшим шахматным набором, который только и был в их фамильном доме. Он долгое время стоял без дела, поскольку играть в одиночку Чарльзу быстро наскучило, а Рэйвен не поддерживала его начинаний. Но сегодня вечером его ждет полноценная и жаркая партия в шахматы, в которой он ни за что не проиграет, но главное, - которая точно состоится. Эрик уже согласился. Все время разговора с Мойрой Чарльз думал именно о шахматах. ----- Эрик смеялся и плакал одновременно. Если бы кто-то из мутантов-подростков сейчас проходил мимо, - он бы испугался, так странно и противоестественно это выглядело. Плачущая акула, которая наконец-то поймала в свои сети большую добычу. Эрик еще раз потянулся к своим силам, все еще не веря, что он действительно смог подчинить себе такую огромную груду металла, но так и было – металл антенны двигался по его желанию! Еще вчера он даже подумать об этом не мог. - Как? – только и может сказать еще раз Эрик, а по лицу его продолжают течь слезы, а в смехе присутствует хрипотца, будто бы он только что вернулся с долгой пробежки. - Есть определенное состояние на грани со спокойствием и агрессией. Промежуточное звено между ними. Я просто приоткрыл дверь, а ты сам уже там обустроился. Чарльз лукавит, и Эрик прекрасно знает об этом, ведь он сам ничего не делал. Все это сделал Чарльз, проникнув в его мысли так глубоко и так полно. Вернулось и опустошение, и горечь утраты, и теплые материнские руки, держащие его в объятьях в пламени свечи. Целый шквал эмоций, с которыми Эрик с непривычки просто не мог справиться. А Чарльз улыбается только тогда, когда видит, что Эрик на него смотрит. В остальное время улыбка сползает с его лица. Он и не догадывается, что периферическое зрение Леншерра позволяет ему замечать эти детали и гадать, что же сейчас происходит с телепатом. Но задать вопрос Эрик не в силах, слишком уж его переполняют эмоции и тени прошлого, перемежающиеся эйфорией от новых успехов. - Пойдем внутрь, - Чарльз только предложил, а Эрик уже соглашается. На горизонте как раз сгущаются тучи и никому не хочется, чтобы ливень застал его на улице. Правда, здесь Эрик несколько не честен по отношению к себе, ведь буквально минуту назад он поймал себя на мысли, что хочет обнять этого невозможного Ксавье прямо здесь и сейчас, так крепко, чтобы кости хрустнули. И смеяться прямо ему в шею, обдавая ту теплым дыханием. Ведь Чарльз сам того не зная, кажется, подарил его жизни новые старые краски. Эрик обнимал бы Чарльза, а стена дождя отгораживала бы их от настоящего, от Себастьяна Шоу, от Третьей Мировой и всего того, с чем рано или поздно придется столкнуться. Ровно один дождь спокойствия и потери равновесия одновременно. Но они идут в дом, а Чарльз все больше хмурится, даже не отвечает на вопрос Эрика об успехах Шона, лишь кивая. Обычно Эрика ждет развернутая и эмоциональная речь, в которой Чарльз так радуется успехам других, будто они его собственные. Эрику хочется спросить, о чем Чарльз думает, но он не успевает – в коридоре с ними сталкивается Хэнк, которому обязательно нужно именно сейчас протестировать новую версию Церебро. Леншерр почему-то злится на Хэнка, хотя тот не хотел ничего дурного, а Чарльз извиняется и идет за МакКоем. - Увидимся за шахматами, - грустно добавляет Чарльз, не оборачиваясь больше. Хорошего настроения Эрика как ни бывало, но шанс задать вопрос он упустил, ведь вечером за очередной увлекательной партией он и не вспомнит, что Чарльз Ксавье может так хмуриться. Вечером все внимание будет сосредоточено на игре и диалоге, который никогда не заканчивается одинаково. Задай Эрик Чарльзу свой вопрос, то ответа он конечно же не получил бы. Все это время Чарльз Ксавье расстроено понимал, что скоро наступит та шахматная партия, которая будет в их совместной игре последней. ----- Питер молчит, чтобы не выдать свое присутствие. Он ни за что не хотел возвращаться к матери в Вашингтон и пропускать все самое интересное, ведь за побегом из Пентагона сто-процентно последуют слежки, перестрелки, потасовки и конспирации настоящих шпионов или кого-то там еще. Питер спрятался в самолете, который летел слишком медленно, и уже которую минуту наблюдал, как бывший заключенный и стремный хиппи буравят друг друга взглядом, расположившись по разные стороны шахматной доски. Они не столько играли, сколько бросали друг на друга взгляды, полные вопросов и эмоций. Будто пытались понять, о чем каждый из них думает. Хотя для Питера все было слишком очевидно. Настолько же, насколько и медленно. Питер уже даже подумывал достать скотч и приклеить играющих к друг другу и этой доске навеки, но тогда его могли отправить обратно. Поэтому ему приходилось сидеть тихо и изнывать от того, что он кажется единственный в этом самолете понимает, что дело вовсе не в шахматах. В какой-то момент Питер засыпает, только чтобы проснуться под громкое «Так прочитай мои мысли, Чарльз» и рассерженное молчание в ответ на эту реплику. Питер все еще не до конца проснулся, поэтому он не осознает, что именно делает, когда со словами «шах и мат» быстро откидывает доску в сторону, доставая-таки тот самый любимый скотч. Буквально десять секунд спустя Чарльз Ксавье в который раз понимает, что дело было вовсе не в шахматах и что ему абсолютно наплевать, откуда взялся этот обернувший его с Эрик плотным коконом скотч. Тяжелое дыхание Эрика ощущается где-то у его уха, Чарльзу становится тепло настолько, как не делал ни один стакан виски за последние десять лет. И он внезапно улыбается, как уже давно не улыбался. С той самой последней шахматной партии. - Мы же..еще сыграем,Эрик? Эрик молчит, - ему трудно говорить, поскольку его приклеило к Чарльзу в довольно неудобной позе и сейчас он не хочет ни о чем думать. И знать, о чем думает Чарльз, тоже не хочет. Он провел за этим занятием и без того слишком долгие 10 лет. Он только жарко выдыхает Чарльзу в шею, слегка касаясь мочки его уха, будто бы ненароком. И в этот момент наконец-то не только Питер понимает, что все дело всегда было вовсе не в шахматах.