Впервые в жизни

      Карл складывает две пары носков, берёт синюю рубашку на смену, галстук в полоску, бритву, два пакетика шампуня, бутылку дорогого коньяка, аптечку с обезболивающим и порошками от простуды — всё в небольшой чемодан для командировок. Влажными от волнения ладонями хватается за кожаную ручку, целует в щеку Анжелику, машет рукой детям, потом переступает порог и дожидается заветного щелчка.       Анжелика закрыла дверь.       Пот на руках высыхает, легкие вырываются из груди, ему хочется курить. Он садится в машину, выкатывает к ближайшему магазину из тех, что не увидит жена, покупает «LM», зажигалку, бутылку дешевого скотча, относит всё это к машине и едет дальше.       Утренние окраины города встречают его радостными сигналами встречных машин. Для некоторых ночь еще не закончилась. Карл улыбается в ответ пронзительным гудкам, проносящимся мимо. Ему становится жарко, он открывает окно авто и наслаждается ветром.       Дорога из центра на север легкая и простая. Можно вести не глядя. Дождавшись дорожного знака о смене штата, Карл достает из пачки сигарету и закуривает. Бояться, что знакомый страж порядка заметит его за неподобающим действом, растреплет это своей жене, а та — Анжелике, ему не хочется. Он уже попался однажды на пустячной оплошности: купил пачку презервативов в гипермаркете, где жена закупала подгузники детям. Пришлось врать, что он готовил сюрприз. Пришлось даже приготовить «сюрприз». И долго извиняться, покупая дорогие подарки.       Анжелика с тех пор проверяла его багаж после каждой командировки.       Никотин проникает через легкие в душу. Карл сворачивает в левый ряд и давит на педаль газа до упора, поглядывая на спидометр. Мили несутся незаметно. Курить, быстро ездить, пить дешевый скотч — он мечтал об этом триста шестьдесят дней в году с тех пор, как узнал о сигаретах, машинах и скотче. На приеме у школьного психолога он честно пытался понять, полюбил ли он курение, выпивку и скорость одновременно с осознанием их вреда или же это пришло к нему позже. Он не знал, потому что поздние интерпретации всегда выходили у него хуже. Он был плохим рассказчиком. Истории, которые он придумывал ради Анжелики, складывались месяцами. Триста шестьдесят дней он сочинял очередную байку для того, чтобы оправдать единственную неделю собственной жизни.       Делать первый глоток скотча страшно. В бумажном пакете как у прыщавых подростков — он выглядит ядерной бомбой с таймером. Карл откручивает крышку, отпуская руль на пару секунд, и делает первый обжигающе горький глоток алкоголя вперемешку с адреналином. На короткий миг ему становится хорошо. Он слышит ветер, чувствует скорость, вибрации двигателя, наслаждается запахом табака и спирта. Он оживает на один глоток, а потом судорожно выхватывает из воздуха руль и сворачивает вправо, уходя от надвигающейся из утреннего сумрака фуры.       Ему хочется, чтобы Анжелика вела эту фуру и увидела, что он делает пять дней в году.       Командировки, которые он выписывает себе сам, всегда проходят в разных местах. Он привозит сувениры, заказывая их в службе доставки, рассказывает об акцентах, проводя нехитрые поиски в гугле. Он просчитывает каждую мелочь, и Анжелика не догадывается. Он знает это, прежде всего, из-за вкусной еды, но, во вторую очередь, из-за секса с ней. Он уверен, что гордость не позволила бы Анжелике вытворять подобное, если бы она узнала правду о его командировках.       Он не хочет расстраивать ее триста шестьдесят дней в году, но когда покупает пачку сигарет и скотч, его накрывает волной подросткового максимализма. Всплеском гормонов, сочетание которых вызывает в его голове образ Анжелики, которая, наконец, понимает, какой ценой ей достался преданный и любящий муж.       Ему хочется, чтобы Анжелика увидела, как они с Кевином трахаются.       В этих фантазиях, о которых он никогда не рассказывал семейному психологу, Анжелика застает их врасплох в самый приятный момент. Не тогда, когда они набрасываются друг на друга, беспорядочно обнимая после долгой разлуки. Не тогда, когда им уже лень что-то делать, и они просто лежат на полу, вглядываясь в пустоту потолка. Нет, в его фантазиях Анжелика приходит вечером второго дня жизни Карла. Она распахивает дверь и видит своего мужа на коленях, прикусившим губу от удовольствия. Их взгляды встречаются, и она бледнеет, а потом отступает на шаг, снимает кольцо и навсегда уходит.       Докурив первую сигарету, он достает следующую. Навигатор показывает, что ему осталось еще три мили, а Кевин не позволит долго курить. Он торопится. Перехватив поудобней бутылку, он делает еще пару глотков. Фантазия выруливает в другом направлении.       Теперь вместо Анжелики его ловят копы. Они останавливают его за превышение скорости и вождение в пьяном виде, отбирают бутылку и везут в участок. Там его встречает заплаканная Анжелика, а через неделю или две Карл попадает к новому психологу.       Вся его жизнь состоит из психологов. Сначала этим страдала мама, потом эстафету переняла жена. Они обе уверены, что жизнь Карла наладится, если тот будет рассказывать о своих проблемах компетентному человеку.       Карл хочет, чтобы в момент, когда Анжелика увидела их с Кевином, они кончили. Одновременно, как в фильме. Ему кажется, что тогда Анжелика отступит не на один шаг, а на два.       Навигатор предупреждает, что до места назначения остается полмили. Карл выруливает в крошечный городок, название которого забыл после того, как вбил маршрут в железяку. В этот раз была очередь Кевина выбирать место встречи.       Четверть бутылки выпита, в пачке не хватает пяти сигарет. Перед глазами Карла приятная дымка от предвкушения того, чего еще не было, и воспоминаний о том, что уже было.       Когда он думает о том, что Анжелика уйдет, он представляет на её месте в доме Кевина. Представляет робко и без интимных подробностей. По-детски наивно. Прежде всего, он видит серую зубную щетку Кевина в стаканчике в ванной комнате на втором этаже, рядом со спальней. Иногда в придачу он слышит тишину.       Анжелика любит детей. Их уже трое. Карл не может отказать ей ночью, потому что ему кажется, что тогда она что-нибудь заподозрит. Обычно она использует презерватив, но иногда у нее бывает «особое настроение».       У Кевина никогда не бывает «особых настроений». Кевин хорошо представляет себе, сколько времени они потеряют из-за одного такого «особого настроения». Анжелика думает, что время нельзя потерять, если дело касается такой ответственной вещи, как дети. Кевин видит большой недостаток вечера в потере получаса на тщательный душ. Анжелика может хлопотать неделями вокруг детского утренника.       Сравнивая их, Карл чувствует себя последним подонком.       Анжелика любит церковь и часто ходит туда, волоча за собой всю семью. Дети скучают, а Карл развлекает себя представлением Страшного Суда. Он видит себя стоящим перед ликом Господнем и вяло мямлит что-то о том, что не хотел разочаровывать маму.       Он бы выбрал Кевина и прожил с ним всю жизнь, трахаясь на полу собственной гостиной до тех пор, пока ему не отказало бы сердце. Он бы сделал это, если бы только Кевин сам не был счастливо женат десять лет.       Он бы рассказал своим друзьям, что влюблен в мужчину с тех пор, как впервые понял, почему ночами пачкает одеяло. Он бы рассказал им о том, как Кевин вытащил его из бассейна в школе и сделал искусственное дыхание. Хотя Карл не тонул.       Он многое сделал бы по-другому, но — боженька, прости — не хотел расстраивать маму.       Она бы не поняла.       Даже находясь в могиле, даже немая оттого, что ее губы превратились в прах, она корила бы его за то, что он собирался сделать.       Останавливая машину возле мотеля, он надеется, что Кевин думает о том же. Он надеется, что, если он расскажет Кевину о причинах того, что они оба спят с нелюбимыми женщинами и воспитывают ненавистных детей, Кевин поймет его и одобрит.       Поэтому он напивается еще по пути — чтоб не задавать лишних вопросов.       Дверь в номер закрыта на ключ, и Карл трясущимися руками открывает ее, сжимая между коленями ненужный чемодан. В него упакованы две пары носков, синяя рубашка на смену, галстук в полоску, бритва, два пакетика шампуня, бутылка дорогого коньяка, аптечка с обезболивающим и порошками от простуды. Вещи, которые ему не нужны.       В зубах он сжимает пакет с остатками скотча и пачкой сигарет.       Кевин сидит возле окна, читая книгу. Карл всегда приходит вторым, хотя иногда специально выезжает раньше. Эта почти мистическая скорость Кевина кажется ему божественным провидением. Он почти уверен, что, оставшись наедине с бутылкой, начнет размышлять. Запертый в тесной комнате мотеля, он может прийти к нехорошим мыслям.       Он может подумать, что лучше будет уйти.       Кевин откладывает в сторону книгу и приветственно машет рукой. Он выглядит так же, как десять лет назад, когда женился. Карл не был на его свадьбе. Он не видел фотографию жены и не спрашивал, красивая она или нет. Он уверен, что Кевин относится к ней так же, как он сам относится к Анжелике. Он боится, что это не так.       Кевин перехватывает пакет со скотчем и чемодан с ненужными вещами, кладет их в угол, а потом закрывает дверь Карлом. Захлопывает ее, вгрызаясь зубами в губы Карла. Они остаются одни.       Карл слышит, как бьется его сердце, и перехватывает руки Кевина, сжимая их так сильно, как только может. Они оба знают, что синяки, царапины, засосы можно оставлять только в первый день. Тогда они успеют зажить. Третий, четвертый, пятый день — почти бесполезны. Поцелуи и почти надоевший механический секс. Один день они любят друг друга по-настоящему, еще один день позволяют себе заиграться, а потом превращаются во взрослых, потихоньку натягивая прежнюю респектабельность.       Карл вспоминает о своей мечте про Анжелику, которая заметит их, и уточняет мысленно, как десять раз до этого: ночью с первого дня на второй. В минуты, когда ни один из них не сможет ответить даже на вопрос о своем имени. Карл ждет их и боится, что они не закончатся.       Боится, что Кевин будет держать его придавленным к двери пять дней, оставляя засосы на шее, на груди, царапая спину, впечатываясь членом так глубоко, как только сможет, а потом не выпустит. И Карл не будет знать, как ему быть. Боженька, прости, я просто не смог вырваться.       Кевин вытягивает Карла из двери за ремень, толкает на кровать и нависает сверху. Его пальцы, темные от работы за мольбертом и тонкие от природы, расстегивают пуговицы на рубашке. Карл следит за ними, завороженный, и считает про себя: одна, вторая, третья...       Четвертую он расстегивает сам.       Они любят друг друга до тех пор, пока не заканчивается дыхание, потом Кевин придавливает Карла ладонью к кровати, уходит открыть окно и достает по пути из пакета недопитый скотч, сигареты и зажигалку. Руки Кевина дрожат — Карл убеждает себя, что это из-за того, что у Кевина больше никого нет. Он убеждает себя, что Кевину непросто было трахать его на весу, подтягивая за руки. Он надеется, что жена Кевина не может стонать так же громко.        — Юбилей, — говорит Кевин и делает глоток скотча прямо из бутылки. Красные от поцелуев губы блестят в свете поднимающегося солнца. Карл облегченно вдыхает свежий воздух. Еще много времени. Много минут, когда не нужно думать об Анжелике.        — В чемодане дорогой коньяк, — отвечает он.        — Перед этим я хотел с тобой поговорить, — Кевин рубашкой вытирает пот с живота и груди, отбрасывает ее в сторону, берет сигарету из пачки Карла, поджигает ее и встает у окна. Карл следит заворожено за каждым движением его тела.        — Я хочу сказать тебе кое-что о моей жене, — говорит Кевин.       Карл просыпается. Широко распахивает глаза от удивления. Он ловит себя на запоздалой мысли о том, что давно уже ничему не удивлялся.        — Я хочу сказать тебе, что ее нет, — говорит Кевин.        — Мне жаль, — отвечает Карл, не думая, потому что знает пароли и отзывы современного общества. На секунду ему кажется, что у Кевина умерла жена.        — Мне — нет, — говорит Кевин, и все встает на свои места. Карл молчит, разглядывая подбородок Кевина со следами щетины.       Они молчат, и Карл чувствует, что после этой поездки, после этого секса и признания он должен сказать в ответ: «Я брошу Анжелику». Он чувствует, что этого ждет Кевин. Чувствует, что после этой фразы его ждут несколько незабываемых «первых» дней. Но губы не слушаются его. Он даже открывает рот, но не может издать ни звука.       Он видит Анжелику стоящей возле плиты. Видит ее в ванной, прикрывающую грудь полотенцем, потому что она воспитывает в детях приличия и уважение к чужой приватности. Видит ее в саду. Он все еще хочет, чтобы она увидела, как Кевин трахает его, но хочет этого в другой вселенной.        — Двуличный ублюдок, — говорит Кевин, и Карл понимает, что он соврал.       Его мир переворачивается второй раз за утро, он выбит из колеи и ждет, что скоро наступит конец света.        — Хотел проверить тебя, — говорит Кевин. — Хотел понять, что ты скажешь.       Карл понимает. Кевин хотел услышать: «Я брошу Анжелику». Хотел и боялся одновременно. Точно так же, как он сам. Они смотрят друг на друга до тех пор, пока у Кевина не заканчивается сигарета.       Он возвращается в постель, ложится сверху, облизывает пальцы и проникает ими туда, где никогда не были руки Анжелики. В единственную область, недоступную ей, потому что она соблюдает чужую приватность. Карлу кажется, что Кевин плевать хотел на чужую приватность, но если бы это было правдой — Карл признается себе в этом на грани рассудка — у них бы не было жен.       Пока пальцы Кевина проникают внутрь, Карл думает, что могло получиться из их жизни. Думает, что могло быть за пределами десяти обрывочных лет. Десять умножить на пять — пятьдесят дней. Карл видит перед собой просторную квартиру, увешанную картинами импрессионистов, а потом Кевин находит нужный участок, щекочет его, и картины импрессионистов мешаются в сплошное пятно удовольствия.       Через один оргазм Карл думает, что им недостает здравомыслия. Они достаточно умны для того, чтобы их жены ничего не знали, но недостаточно — для того, чтобы не иметь жен.        — У Майи родился ребенок, — говорит Кевин за очередной сигаретой, стоя там же, у окна, где фальшиво признался в том, что у него нет жены.        — Поздравляю, — отвечает Карл, понимая, что для Кевина слышать это так же нелепо, как соболезнования в неслучившейся смерти.       Солнце перекатывает за полдень, движения Кевина становятся медленными, почти ровными. Карл стонет тише, прикусывая губы, чтобы распробовать все оттенки ощущений. Он знает, что будет жить этими воспоминаниями несколько месяцев. У него за плечами было всего пятьдесят дней с тех пор, как он «стал взрослым». И три отчаянных года беспорядочного секса за год до этого. Их с Кевином поймали в притоне с парой косяков, и Карл улыбался, как ненормальный, потому что знал, что мама узнает о траве, но не узнает о том, что было десятью минутами раньше. Не узнает, почему на самом деле у него несколько дней болело горло.       Карл стоит на коленях перед дверью. Ему нравится, как далеко заходит то, что делает Кевин. Вероятность того, что дверь откроют, стремится к нулю. С другой стороны табличка «Не беспокоить», а уборщица получила свою десятку за то, что не заявится к ним пять дней. Но так представлять Анжелику намного приятней. Представлять то, что случится после ее короткого визита.       Ручка в двери проворачивается. Кевин кладет ладонь ему на спину. Дверь приоткрывается. Карл хочет вырваться, но ладонь Кевина не дает ему выгнуться в другую сторону, а его член заставляет двигаться в такт. Карл чувствует, как с каждым толчком вдыхает галлоны адреналина. Он чувствует запах пота Кевина, слышит его дыхание, и ему кажется, что тот, кто стоит за дверью, тоже чувствует это.       На пороге появляется женская туфелька. Карл судорожно перебирает в голове размеры женской обуви. Он пытается понять, может ли Анжелика носить такие. Он не хочет поднимать голову, но ладонь Кевина перетекает к его затылку, выхватывает волосы и задирает подбородок.       Карл заглядывает в лицо Анжелике. Она смотрит на него, и Карл мечтает увидеть выражение лица. Конкретное выражение лица. Удивление, ужас, разочарование. Карл закусывает губу от нетерпения. Он хочет Кевина и он хочет увидеть это, пусть даже это будет один раз.       Он хочет отомстить.       Кевин отпускает его голову и перехватывает свободной рукой его член. Анжелика распахивает глаза от запоздалого ужаса. Карл вглядывается в ее глаза, ожидая там того, что всегда видел в глазах матери.       Разочарование — стоп, снято.       Он кончает с облегчением и заваливается на пол, потому что его колени подгибаются, будто он бежал марафон. Анжелика хлопает дверью и убегает.        — С юбилеем, — голос Кевина хриплый, почти злой.       Карл хватает его за руку, подтягивается к руке и целует. Его жизнь разрушена, и полицейский вот-вот выпишет штраф за вождение в пьяном виде, но он счастлив и свободен. Впервые в жизни.