Лишенная мыслей

      Сильный ветер острыми касаниями обжигает все тело: лицо, спину, грудь. Прохаживается по ранам возле лопаток, стегая их ледяным кнутом. Под порывами этого ветра могучие вековые деревья колышутся, словно юные, неокрепшие березки. В дождливом сумраке ветви тянуться к истерзанному телу, царапают щеки, впиваются в руки шипы кустарника, рисуют в воспаленном воображении образы многоруких и многоногих существ, явившихся по бегущую по лесу душу, из ночных кошмаров.       — Не дамся! Вам не забрать меня! — девушку легко заподозрить в безумии. Изодранная в клочья блузка, растрепанная прическа, украшенная листиками и обломками веточек ни сколько ни опровергают это. Странно смотрятся на ней теплые джинсы, поверх которых — добротные сапоги, удобные для пробежек по болоту. Стой? Куда ты бежишь? — Ветер на мгновение сменяет гнев на милость, и удивленный самим её видом, кажется вопрошает.… Но нет. Неожиданно затихнув, он также резко возвращается к былым проказам. Изнемогая, девушка спотыкается о корягу и падает лицом в жухлую траву как подкошенная. Самое трудное теперь — встать. Вернее даже найти стимул, цель это сделать. Зачем? Боль в спине вспыхивает вновь; было потухшая, она напоминает о себе. Девушке приходится кое-как, собрав последние силы в кулак отползти за ближайший куст. Не очень-то приятно валяться беспомощной посреди тропы. При каждом движение раны саднят и кровоточат. Сдавленно охая она достигает цели — малинника, на котором местами еще висят ягоды. Настоящее везение, теперь у нее есть и подобие укрытия и чуток еды.       На спину нельзя ложиться ни в коем случае. Значит нужно срочно как-то её перебинтовать, чтобы прикрыть порезы, которые до сих пор кровоточат, да и к тому же сочатся кудитари. Черная, кровообразная жидкость заботит страдалицу больше всего. Очень осторожно садясь, она обхватывает руками колени — так кажется безопаснее. Рассеянный, расфокусированный взгляд выцепил из окружающей серости кусок рыжий ткани, обвязанный вокруг пояса. Шарф. Откуда? Вот дуреха, раньше не могла заметить! Дрожащими, непослушными пальцами она пытается развязать узел у левого бедра. Черт, он не поддается. Ну, давай же, давай! Да! получилось.       Осталось всего-то перевязать спину, не потеряв сознание от болевого шока. Делов! Хотя сейчас наверное лучше лечь и отдохнуть. Кое-как расстелив сложенный вдвое шарф, примяв рукой листочки-веточки, легла. О-ох! Это было больнее, чем она думала. Перед тем как встать, надо будет завязать края ткани на груди. Это большее, что она может сделать. POV девушки       — Более чем неординарная ситуация. И из-за чего? Из-за этого придурка. Мало того, что чуть не изнасиловал, так еще и… — глаза увлажнились, и я судорожно вздохнула — вырезал мои крылья, сукин сын. Он ведь сам показал мне, кто я. Сам научил всему. Это он пугал меня сумасбродным пике, а потом рассказывал сказки на ночь за чашкой кофе. Это он варил сей напиток лучше всех, добавляя ровно столько ванили и корицы, сколько было нужно. Киря знал, что я люблю шоколадные тортики и обед начинаю всегда со сладкого. Это в его руку я впивалась мертвой хваткой, если мы смотрели экранизации Кинга, и он выслушивал мои полупьяные философствования. Когда на первой тренировке я падала, чуть ли не на каждом шагу, руку подавал мне он. В первый полет, как едва оперившегося птенца, бросил он. Сейчас не могу даже представить, почему около года назад я пошла за незнакомым парнем, который просто подошел, и сказал, что ему есть о чем со мной поговорить. И я пошла! В совершенно чужой район, дом и подъезд. Поднялась с ним на крышу. И ведь не боялась. Он подошел почти к самому краю, и только тогда остановился. Представился, Кирилл мол, и начал нести всякий бред про то, что никакие мифы не возникают на пустом месте. Видимо мое опасливое недоверие отразилось на лице, и Киря, решив не рассказывать лишних сказок, подошел, за руку схватил, к краю пихнул, с крыши столкнул. От моего праведного гнева его спасло только то, что дом попался высокий, 18-ти этажка. Упала бы с меньшей высоты, времени на осознание было бы меньше, и я, скорее всего, распласталась бы на земле блинчиком.       А так только лишь немного порвала кожу и еще Бог весть, что на спине. Кто бы что не говорил, помните: у тех, кто оборачивается в крылатых людей, крылья должны к чему-то крепиться и откуда-то появляться. И у нас, хоть и состоят они из мыслей и чувств, но прорезываясь в первые разы, боль причиняют весьма ощутимую.       Незнакомый, совершенно «левый» парень, и вдруг раз, и я уже в свободном падении. Мат. Утонченный, девичий мат. По-моему, единственная адекватная реакция на данную ситуацию. Правда, говорить было не просто, так как ветер от падения тела с большой высоты, не только больно бьет (вода с такой высоты — асфальт, воздух — щебенка, или вроде того), но и в рот и нос задувает. И потом боль. В тот момент я подумала, что все, расшиблась. По всему телу прошло две мощные вспышки жара. Потом все прекратилось. И почувствовала как рвется кожа. Мгновение, но не самое приятное. А потом была легкость. Вот тут пришла еще одна дельная мысль: всё, померла. Свечение, тепло, легко — чем не путь в рай. Хотя кого обманывать, навряд ли мне туда лежит дорога.       А потом я увидела рядом Кирю. Эпичнейший момент в жизни. Высокий (я это уже поняла), довольно смазливый, с выражением лица а-ля «я знал, и это всё только моих рук дело, так что я крут, и не спорьте с этим». Но главное — большие грифельного цвета крылья. Каждое перышко ровно лежит, не топорщится, не помялось и не взвехрилось. Явно выпендривается.       Сама я тогда больше походила на извалявшегося в грязи цыпленка. Человекоподобного персикового цыпленка. Вместо крови я вся со спины, и крылья в том числе, была измазана кудитари. Этой черной жидкостью, примерно такой же консистенции как кровь. Кудитари — это кровь души. Если нарушается целостность внутреннего мира, та грусть и пустота внутри — это черная кудитари. Так как крылья сотканы из мыслей, чувств и эмоций (соответственно при депрессии ты конкретно линяешь, и не факт, что вырастут новые перья), то не удивительно что, физическое увечье приняло вид духовного.       После этого мы жили в одной квартире, до седьмого пота вкалывали на тренировках. Я попыталась перелететь Каспий, и Киря страховал меня в трансморском (для одинокой птицы очень трудном) перелете. Мы проводили вместе дни и вечера, и ночи напролет. ВМЕСТЕ. И что теперь?       Он вырезал их. Кинжалом, хранящемся, как музейный экспонат, за стеклом, на полочке в шкафу. Пока я спала. Предал. Очнувшись, я увидела только краешек его крыла в оконной раме, а потом на горизонте исчезала точка, державшая в руках связку моих, цвета спелого персика, крыльев.       Я отомщу, обязательно отомщу. Нельзя, никому нельзя так просто переступать через месяцы крепкой дружбы, а может и чего-то большего. Это подло, низко. И если надо будет, я возможно даже смогу убить его. Не знаю. Но что я точно сделаю как только встречу, это погружу холодный стальной клинок в плоть на его спине, возле лопаток, туда, откуда растут крылья.