***
В какой момент люди становятся теми, кем остаются на протяжении всей их жизни? Можно ли назвать подобное явление постоянным? Лик смерти не искал ответы на эти вопросы. Он лишь исполнял свой долг, из раза в раз приобретая всё больше и больше имён, в целом, никогда не меняющих его сущность. Некоторые ему нравились, некоторые гибли на устах попавшихся на его пути прохожих. В округе думали, что это несчастный случай, но только гонимый проклятьем дух знал, что происходящее — неизбежность. И всё же каждому необходимо имя. Пусть и временное. В восточных землях он стал Чанёлем. Так его окрестил истерзанный неизлечимой болезнью ребёнок, чьим удовольствием стала принесённая Чанёлем смерть. Приносило ли собрание душ удовольствие самому Чанёлю? За семнадцать с хвостиком столетий он так и не смог найти ответ на этот вопрос. Его нередко бросало из крайности в крайность. Он вспоминал затеянный со смертью спор каждую ночь, и каждую ночь приходилось делать то, на что обрекла его собственная же гордыня. Мудрые старцы из его некогда родного поселения не раз говорили, что гордыня губит людей, но как мог уверенный в себе юный охотник знать что-то о людских пороках? Смерть научила его. В день, когда они повстречались впервые, Чанёль был непоколебим. Но тщеславие и азарт сыграли с ним слишком злую шутку. Былые красота и отвага обратились в пепел, буквально на глазах развеянный протяжным, но уставшим смехом Смерти. Этот смех распахнул бесконечные страницы его новой книги, которая не закроется до тех пор, пока Смерть не проявит к нему милосердие. Мудрецы из его поселения говорили, что смерти незнакомо такое слово. И Чанёль это знал. Но всё-таки за долгие века верной службы одно поощрение он получил. Почти совсем недавно, столетий пять назад. Ему было позволено принимать на день личину того, чью жизнь он уже отобрал ранее. И хоть в ночи Чанёль оставался всё тем же мерзким существом, закутанным в оборванные тряпки тёмных тонов, скрывающих под собой прослойку серой тонкой кожи, едва покрывающей гнилой скелет, у него всё же появилась возможность вновь оказаться под лучами солнца. За это Смерть взыскала тройную плату. В эпоху Чосон Чанёль познакомился с войной. Война за раз отдавала куда больше, чем болезни. Поначалу это вызывало радость на моложавом лице, которое теперь принадлежало Чанёлю. Он отнял его у того же ребёнка, что подарил ему имя. Сквозь века и наказание, по своей натуре Чанёль остался ненасытен. Ведь имя не меняет сути. Теперь он был обладателем довольно взрослого для ребёнка тринадцати лет тела, кожа его была на тон светлее, чем у обычных выходцев этих краёв, а ободранные коленки расходились колесом и никак не хотели становиться вровень. Чанёль был рад даже этому, ведь жизни под солнцем он не видывал столь долго, что даже позабыл, в чём был её смысл в дни его процветания. У тела ребёнка было много минусов, но менять его Чанёль пока не хотел. Возможно, таким образом он отдавал былому владельцу дань. Возможно, его забавляла сама идея ребёнка и войны. Но война утомляла. Повозка ломилась от собранных душ, и порой лошади отказывались двигаться с места. И если с ними можно было разобраться кнутом, то с душами всё казалось куда сложнее. Чанёлю впервые захотелось вернуться к былому образу жизни и работы, вот только расставаться с приобретённой возможностью он не собирался. К счастью, что его, что жителей, на землях Чосона воцарилось недолгое спокойствие. Чанёль наконец мог остановиться. На дворе царил поздний весенний вечер, когда Чанёль, уже по привычке, направился через разрушенную войной деревеньку в ближайший лес. Местные были уверены, что он сын обитавшего в его недрах изгнанного за какую-то мелкую кражу пропойцы, и Чанёлю, честно говоря, было всё равно, за кого его принимали. Он продолжал ездить по главной улице деревеньки каждый день, рано утром спускаясь с окутанных лесом гор, и уходя ближе к восхождению на небо лунного диска. Удивительно, насколько небрежно люди относились к образу ребёнка, вызывавшего всеобщее негодование и злость. Но Чанёль знал, что дальше косых взглядов и пустых слов никогда не зайдёт, ведь смрадное дыхание Смерти отпугивало получше оберегов, которыми были обвешаны полуразвалившиеся дома. Последний дом уже остался за его спиной, когда Чанёль уловил запах подступающей кончины. Губы его искривила усмешка, которая под рассеянным лунным светом превратилась в изорванную тонкую гнилую рану. Покрошившиеся зубы сомкнулись с тихим стуком и разомкнулись в коротком приказе, адресованном заржавшим лошадям. Он и не заметил, как успел соскучиться по вони больных людей. Возможно, наказание оказалось для былого охотника не таким уж и наказанием. Чанёль сошёл с повозки у покосившегося на один бок здания, которое уже с затруднением напоминало дом. Обвалившаяся крыша, обугленные стены и выбитые стёкла — сложно представить, что кто-либо мог жить в таких условиях даже в столь неблагоприятный век. Лошади неодобрительно забили тонкими плешивыми хвостами по своим бокам, отгоняя от себя слетевшихся на мертвечину мух. Близилась полночь, и Чанёлю хотелось скорее покончить с делом: он и так задержался среди людей в эту ночь. Он шагнул на веранду, и подол его длинных чёрных одеяний собрал уйму пыли, скопившейся на прогнившем дереве. Дверь жалобно скрипнула под натиском ладони, и в нос ударил стойкий запах перебродившего молока. Чанёль поморщился, но ухмылки с его лица это не согнало. — Пришла, значит? — слабый голос раздался от дальней стены. Чанёль сделал шаг вперёд, и в свете луны, заглядывающей в разбитые окна, разглядел на грязных тряпках сухое тело отходящего в иной мир старика. Глаза его были заволочены белой дымкой, и он скорее обращался ко всему и ничему одновременно. — Пришёл, — короткое, никому уже ненужное поправление. Между направленных друг против друга ладоней засветилось тусклое пятно грешной души. В этот раз всё случилось настолько быстро, что Чанёль даже успел расстроиться, но. Сбоку сверкнуло лезвие, резкий звук рассёк застоявшийся воздух, и Чанёль столкнулся с блеском совсем чёрных отчаянных глаз. Ему был хорошо знаком этот взгляд. Так безумцы, одарённые надеждой, хватались за свои жизни. Чанёль засмотрелся в глаза мальчонки с совершенно чумазым лицом, острыми коленками и растрепанными локонами спутанных немытых волос. Тело его укрывали одни лишь льняные шорты, тугие повязки на ступнях, да россыпь ссадин и гематом, что расплылись лиловой рекой по всему туловищу, не прикрытому даже лёгкой тканью. Чанёль с некоторым сожалением посмотрел на взлохмаченного ребёнка, чья судьба сократилась от десятилетий до одного дня. Если Чанёль не захочет забрать его душу сейчас же. — Как тебя зовут? Мальчик ощетинился и стал похож на бесхозного оскалившегося пса. Чанёль определённо не вызывал в его душе положительных эмоций. Не удивительно, с таким-то обликом. В своей дневной форме он мог бы сойти ему за хорошего друга? — Бэкхён. Меня зовут Бэкхён. Что ты сделал с моим дедушкой, проклятый монстр?! — средних размеров кинжал в бледных тонких пальцах задрожал. — Он умирал, — спокойный голос Чанёля пророкотал, словно колокол в какой-то церквушке, оповещающий о чьей-то страшной утрате. Бэкхён весь поёжился, но стойкости не утратил. Чанёлю показалось, что наоборот. — И ты скоро умрёшь. Бэкхён какое-то время находился в оцепенении, а после активно замотал головой в разные стороны, будто таким образом сможет отогнать от себя напасть. Чанёль этому лишь рассмеялся, но попытку чужую оценил. Интересно, должен ли он посвятить Бэкхёна во все тонкости полуночных встреч с такими, как он. — У тебя есть день. — Чанёль развернулся и уже собирался покинуть дом, что в скором времени станет никому не нужным. — Не пытайся бежать. У Смерти длинные руки. Куда бы ты ни сбежал, я всё равно догоню сквозило за этими словами. Чанёль незаметно пропустил удерживаемую в руках душу в болтающуюся на потёртом поясе прозрачную бутылочку. По лицу Бэкхёна было видно, что он в смятении и определённо хотел что-то сказать, но не решался. Зато на разговор решился его кинжал, метко брошенный Чанёлю в правый глаз. Чанёль покачнулся и запрокинул голову назад, чувствуя, как глубокий балахон слетел и пустым мешком лёг на плечи. С губ слетел разочарованный вздох, а через несколько мгновений в ладони уже был зажат тот самый кинжал с насаженным на острие глазным яблоком. Последнее рассыпалось в пыль в тот самый момент, когда Чанёль извлёк его из глазницы. Краем оставшегося глаза Чанёль заметил, как Бэкхён попятился от него прочь. — Что ты такое? — Поверь, ты ещё не готов к более близкому знакомству со мной, — Чанёль швырнул кинжал к ногам Бэкхёна и развернулся, уходя прочь. Прочь, пока желание отобрать жизнь этого оборванца не захлестнуло его с головой.***
Он вернулся в деревню утром следующего дня. Без повозки и привычного фырканья лошадей, зато с уже прикипевшей внешностью тринадцатилетнего ребёнка. Попадавшиеся на пути люди всё так же бросали в его сторону презрительные взгляды, а иногда роняли за спиной короткие и лишённые оснований слова о том, что его предполагаемый отец проиграл конину. Этот факт смешил их настолько же сильно, как самого Чанёля смешили любые их домыслы. Однажды он всё равно заберёт жизнь каждого жителя этой деревушки. Чанёль свернул на главную улицу селения, когда путь ему преградил Бэкхён. На лице его была нацеплена маска полной решимости, а в глазах горел бессменный огонёк. Чанёль не был удивлён встрече, если только совсем чуть-чуть. Тому факту, что Бэкхён догадался, кто он. — Ты сын мерзкого труса? Чанёль нахмурился. — Допустим. — Ты живёшь в лесу? — Похоже на то. Чанёль не очень понимал теперь, что же от него требуется, но Бэкхён оказался не из тех, кто тянул кота за хвост. Он как-то странно втянул воздух в лёгкие, будто ранее собранной отваги ему было мало. — Ты видел монстра? Так вот оно что. Чанёль как-то слишком неожиданно рассмеялся, чем озадачил напрягшегося Бэкхёна, стиснувшего ладони в кулаки. Почему-то Чанёль не сомневался, что они у него влажные. Он всё смеялся и смеялся, не торопясь давать Бэкхёну ответ на заданный вопрос, видя по перекошенному непоняткой лицу, как тот начинал злиться. — Что с-смешного?! — наконец не выдержал Бэкхён, и лицо его побагровело. Вероятно, от накатившего смущения, скрещенного с праведным гневом. Чанёль втянул воздуха побольше и выдохнул последний смешок, после чего постарался сделать весь свой вид как можно более серьёзным. Бэкхён оказался не настолько смышленым, к его радости. Чанёль постарался придавать этому ощущению не слишком много значения. — Ничего. Просто, — Чанёль смерил Бэкхёна внимательным взглядом с головы до пят, — забавный ты. Тот вспыхнул, но Чанёль поторопился прервать рвущуюся из Бэкхёна речь. — Мой отец его видел, — и от этих слов лицо Бэкхёна прояснилось. Тот облизнул губы, резко утратившие всю влагу. Весь его вид просил о том, чтобы Чанёль продолжал говорить. — На смертном одре. — Ты знаешь, — на запястье Чанёля сомкнулись тёплые влажные пальцы, а в глаза заглянула сама искренность. — Знаешь, где его найти? — Смотря, зачем тебе, — глаза Чанёля сузились, и он добавил. — Ни один живой человек не станет искать встречи с ним в здравом уме. — Мне надо, — неопределённо пробормотал Бэкхён, отводя взгляд в сторону и сильнее сжимая чужое запястье. — Ну, нет, так не пойдёт, — протянул Чанёль, вырывая руку из ослабевшего плена бэкхёновых пальцев. На них красовались мозоли и отпечаток грубой ручной работы, но было в них и что-то, что заставляло Чанёля завидовать. Возможно, именно такие пальцы он хотел себе всякий раз, когда смотрел на свои собственные. Те, настоящие, что могла видеть только ночь. Внезапное озарение заставило его кусать губы, грозящиеся расползтись в ликующей улыбке. Чёрт. Уверенный голос шумным ветром налетел на него со всех сторон. — Он забрал моего деду, — казалось, Бэкхён был готов расплакаться. В глазах застыла печаль, которую по очереди сменяли растерянность, боль и жажда мести. Последнее стеклом замерло и разбилось о заинтересованный взгляд Чанёля. — Я не могу оставить это так просто. — Понимаю, — Чанёль полностью осознавал всё, что готовился вывалить на уши пропитанного горем мальчишки. — Понимаю тебя. Он так же забрал и моего отца. — Так давай разделаемся с ним вместе! — от переизбытка эмоций Бэкхён совершенно не контролировал громкость своего голоса. Чанёль вытаращился на него и изобразил щенячий восторг. Глупый мальчишка. Чанёль осмотрелся по сторонам и схватил Бэкхёна за руку, уволакивая его за собой под стену очередного накренившегося здания. Он присел на какой-то большой валун и поманил Бэкхёна ближе к себе, вновь озираясь. Не хотелось, чтобы рядом оказалось несколько зевак. Они ничем им не грозили, но. — А мы сможем? — заговорщически прошептал Чанёль, прикрывая свой рот ладонью и скользя взглядом по уху Бэкхёна. Кромка его пряталась под волосами цвета вороньего крыла, а с внешней ребристой стороны Чанёлю улыбалась маленькая родинка. Вообще, Бэкхён был довольно хорош для того, кто жил с умирающим стариком и был вынужден вертеться в низах общества. У этого тела могло быть будущее, и Чанёль постарается, чтобы оно не пропало. — Конечно! Я бы и один смог, но вместе мы одолеем его быстрее! — кажется, Бэкхён забыл о том, что его вчерашняя попытка нападения не увенчалась успехом. Чанёль посмотрел в упор. Глупая и отчаянная храбрость. Как это похоже на людей. — А ты точно не боишься? В лесу страшно. — Я? Боюсь? Да за кого ты меня держишь? — Бэкхён насупился, и Чанёль внимательно всмотрелся в его лицо. За всей огненной уверенностью он не замечал, какие у Бэкхёна на деле невзрачные маленькие глазки. Это невозможно было назвать красивым, но нечто изнутри делало Бэкхёна очаровательным. Чанёль давно не был ни с кем из людей настолько близко. — Ты же станешь моей опорой в этом деле, а я твоей. Если мы не будем уверены друг в друге, мы не сможем сразить злодея, — слова Чанёля отразились на лице Бэкхёна недоумением. — Ты не похож на того, кого воспитывал трус. И говоришь умные вещи, — в голос Бэкхёна просочились нотки подозрения, с которым он справился уже в следующую минуту. — Мне нравится! Чанёль усмехнулся. Не слишком широко, чтобы не сбить Бэкхёна с выбранного направления. Ничто не мешало ему предать Бэкхёна в руки Смерти и завладеть чужим телом прямо сейчас, но отчего-то внутри всё торжествовало от мальчишеской наивности. Возможно, Чанёль испытывал даже чувство восторга, узнавая в Бэкхёне себя. Возможно, Чанёль испытывал чувство облегчения видя, что на свете есть такие же глупцы, каким был он, вступив в спор со Смертью. — И когда же ты хочешь направиться в лес? — Сегодня. У меня не так много времени. Либо он меня, либо я его. — Тело Бэкхёна задрожало от предвкушения. Чанёль прикрыл глаза. У Бэкхёна не было и шанса, но Чанёль не хотел рушить его заблуждения. Когда он вновь посмотрел на Бэкхёна, то поймал на себе пристальный взгляд. — Что такое? — Я забыл спросить, как тебя зовут. — Но и сам не представился, — слегка помедлив напомнил Чанёль. — Бэкхён. Имя это перешло мне от отца, — по лицу его было видно, что он им очень гордится. — А меня зовут Чанёль. И имя это мне дал тот же, кто подарил и тело, — и он не соврал. Между ними повисло молчание, нарушаемое лишь отдалённым лаем оголодавших собак, сражавшихся за жизнь с такими же оголодавшими людьми. — Ну, — первым заговорил Бэкхён. Он определённо не хотел всё сводить к банальному диалогу. Чанёль разделял его смятение. — Как думаешь, когда лучше пойти... Чанёль? — Разве обычно монстров не ходят убивать ночью? — А мне всегда казалось, что днём они беззащитны и так легче застать их врасплох. Чанёль подумал, что Бэкхён не так уж и глуп. Хотя против него такой уклад всё равно не работал. — Он не покажется нам днём, Бэкхён. — Ну, ладно, если ты так говоришь. Если я так говорю, тебе не обязательно верить мне. Как раз наоборот. — Давай встретимся на опушке леса, когда на небо взойдёт первая звезда? — Издеваешься, что ли? — возмутился Бэкхён. — Мне что, целый день сидеть и пялиться в небо, пока там какой-то огонёк не загорится? Чанёль не сдержал порывистый смех, из-за которого Бэкхён в очередной раз покрылся красными пятнами. — Просто приходи к опушке, когда смеркнется, — сквозь смех и широкие улыбки проговорил Чанёль, вставая с валуна и упирая руки в полусогнутые колени. — Я буду тебя ждать. В глазах Бэкхёна читался невысказанный вопрос. Почему не сейчас. Именно это хотел спросить он у Чанёля, и тот отлично это видел. — Мне ещё нужно сделать очень важное дело. Бэкхён было поник, но Чанёль потрепал его широкой ладонью по волосам и снова улыбнулся, чтобы сорвать с губ Бэкхёна первую улыбку, обнажившую ряд ровных, пусть и не идеальных зубов. Если бы Чанёль был живым, она бы смогла его очаровать, а, возможно, и чуть больше.***
Бэкхён появился на месте встречи с всполохом первой звезды. Чанёль заметил мелькнувшее смущение на его лице, но оно осталось столь же мимолётным, как и одиночество первой звезды, к которой в скором времени стали присоединяться остальные. — Ты всё-таки сидел и наблюдал? — не смог не подшутить Чанёль, когда между ними осталось всего несколько шагов. Бэкхён промолчал и прошествовал мимо. Ни один мускул не дрогнул на его лице, что заставило Чанёля тихо присвистнуть и пуститься следом. Всего какой-то час с кусочком отделял его от момента настоящего триумфа над неосмотрительностью доверчивого мальчика по имени Бэкхён. Они шли вглубь леса молча. Иногда Чанёль для большей убедительности дёргал Бэкхёна за рукав тряпки, которая служила Бэкхёну лёгкой курткой, и говорил, что тот идёт не туда. Хотя никакого "туда" и не было. Цель Бэкхёна весь день находилась у того под носом, и внезапно Чанёль действительно испытал какую-то жалость к нему. Или ему это показалось. Скорее всего. — Ты как-то неразговорчив, — наконец проговорил Чанёль, когда они продвинулись достаточно глубоко. Бэкхён остановился и посмотрел на него, и Чанёль понял, что тот волновался. — Что случилось? — Какое-то странное чувство не даёт мне расслабиться, — Бэкхён приложил ладонь к груди. Эти слова стали для него настоящим откровением, которого он почему-то опасался с того самого момента, как увидел Чанёля у опушки леса. — Правильно ли мы поступаем? — Почему ты сомневаешься именно сейчас? Где-то невдалеке хрустнула ветка, и Бэкхён дёрнулся на месте, прикусывая губу изнутри. Он боялся, и Чанёль понимал, почему. Луна почти взошла на своё небесное место, ослабляя его дневной лик. Кожа на его руках уже посерела и начинала казаться прозрачной, хотя Бэкхён этого не замечал. Или не хотел замечать. Неизвестный порыв подтолкнул Чанёля вперёд, ближе к Бэкхёну, который спустя мгновение оказался в его холодных объятиях. Чанёль чувствовал, как живое тело дрожит в его руках, и в какой-то мере его опаляла мысль, что вскоре это тело станет его. Чанёлю стало странно, что он осознал свои возможности лишь спустя пять столетий. — Чанёль, ты чувствуешь? — Что? — Запах. Гнилой запах. — М? — Пахнет смертью, Чанёль. — А ты знаешь, как она пахнет? — Чанёль не выпускал Бэкхёна из объятий, и, похоже, того это немного напрягало. Бэкхён надавил на грудную клетку Чанёля и постарался отстраниться, но Чанёль не позволил. Он обнял крепче, причиняя боль своими деформирующимися руками. — Чанёль, что происходит? — испуг в голосе Бэкхёна заставил Чанёля почувствовать себя взбудораженным. Ему не впервой было забирать жизнь у кого-то, кто должен был ещё жить не один день, не один месяц, не один год, но. Ещё никогда он не хотел настолько сильно уловить последний вздох своей жертвы. — Не волнуйся, Бэкхён. Я позабочусь о тебе, — и это был второй раз, когда Чанёль не врал. Бэкхён постарался вырваться из объятий в очередной раз, и Чанёль ему позволил. В тот момент, когда лунный свет только что взошедшей луны осветил его истинную личину, повергшую Бэкхёна в ступор. Растерянность. Предательство. Обида. Злость. Бэкхён рванул с места, убегая то ли от "монстра", то ли от разрывающих эмоций. Чанёлю не было это интересно, он просто неторопливо ступил следом за ним. Бэкхёну было некуда бежать. Отмеченный проклятьем, куда бы он не гнался, по желанию Чанёля он окажется перед ним. Бэкхён петлял между деревьями, спотыкался и всячески удерживал в себе слёзы. Ему было одиннадцать. Он не обязан был сталкиваться с настолько пугающими и сложными препятствиями. Хотя его погибший на войне брат стал мужчиной в его возрасте. Должен ли был Бэкхён испытывать стыд? — Я же говорил, что тебе не убежать, — Чанёль возник из-за ближайшего дерева, и Бэкхён врезался в него, не успев затормозить. Страх и могильный холод окутал тело Бэкхёна с головы до пят. Он попытался вырваться, но длинные и кривые пальцы Чанёля уже скрутились вокруг его локтей, крепко удерживая. Или это страх мешал его ногам двинуться с места? Язык Бэкхёна не поворачивался, он не мог издать и звука. Только смотрел в пустые глаза перед собой, понимая, что его кинжал не нанёс Чанёлю никакого урона. — Не волнуйся, Бэкхён. Не волнуйся, — вновь проговорил Чанёль и склонился над мертвенно бледным лицом Бэкхёна. Тот всё ещё продолжал слабые попытки вырваться, но мерцающий в глазах огонёк жизни медленно угасал. — Всё будет хорошо. Чанёль сократил между ними расстояние, скрепляя их губы поцелуем. Глаза Бэкхёна расширились в ужасе и он задёргался сильнее, но было уже поздно. Жизненная энергия покинула его, а тело, выпущенное из рук Чанёля, рухнуло безвольным мешком на холодную землю, усеянную сухими ветками и бесформенными камнями. В руках Чанёля забилась светлая, не омрачённая грязью душа, и взрывной смех Смерти разлился внутри него. Но Чанёль не испытывал уже ничего, кроме слепого торжества.***
С рассветом, раскачивающаяся на неглубоких дорожных ямках, из лесу выкатила повозка, которую тащили за собой облезлые уродливые лошади. Поводья были натянуты и прикреплены к деревянной перегородке, но место извозчика пустовало. Первые лучи солнца игриво скользнули по сену, которым было устлано дно кузова, и задержались на длинных ресницах спящего мальчика. Родинка над его губой улыбнулась лучикам холодной улыбкой, прогоняя их прочь. Его звали Бэкхён. Лик Смерти.