Ульма

Щебень в массы Девочка лет тринадцати попросила меня купить ей сигарет в ларьке. Минус остановок вот в таких вот просьбах. Мне все равно на ее здоровье и мнение бабульки справа, когда передаю пачку в руку с обкусанными ногтями, мне не все равно на лень и «спасибо». Горло сдавило, не люблю контактировать, молча отхожу от нее, продолжает смотреть. Минус остановок вот в таких вот взглядах, в таких вот тупых благодарностях. Понимаю, что уже не хочу никуда ехать, но обещал. Звонок на разбитый телефон, отвечаю и бубню, что скоро буду. Девочка уже уехала. В кармане денег только на автобус, да может на путь обратно, как повезет. Ночью, сидя в ее квартире и пялясь на пятно от жира на стене, перебираю оставшуюся мелочь. После недолгого молчания она говорит, наливая мне в стакан какую-то муть: — Представляешь, какой-то урод сегодня купил моей сестре на остановке сигареты, дома скандал был, вот что значит не вовремя приезжать повидаться.

***

Сегодня я иду стричься В последнее время не хватает чего-то особенного, способного разжечь хотя бы ненависть внутри полого сосуда. Жечь. Знаете как пахнут сожженные волосы — я знаю. Ноги утопают в грязи внешних улиц, коты принюхиваются к свертку у мусорки. Высокие люди смотрят на меня сквозь пленку окна парикмахерской, недовольно поджимая губы. Прохожу, сажусь в кресло, прошу убрать все лишнее. Высокие люди недоуменно смотрят на голову в ожогах, предлагают обработать раны. Отказываюсь. Вижу как коты разочарованно отходят от свертка. Помню в детстве меня всегда стригла мать. Действия, действия, действия. Пора возвращаться домой, высокие люди куда-то зачем-то звонят. Бросаю деньги на столик за так и не сделанную стрижку, быстрыми шагами покидаю целлофановую коробку. Волосы нужно подстригать раз в три месяца. Скорее, скорее, скорее. Дома все пропахло сожженными волосами.