Сентябрьские розы

Я стояла на балконе и лениво выпускала сизый сладковатый дым, отдающий паленой вишней. На сигарете остался яркий след от помады. Стоило слегка тряхнуть рукой, и пепел осыпался вниз, на влажный асфальт, впрочем, не долетев до него, сорванный порывом ветра. Мой взгляд равнодушно проследил за пеплом и соскользнул ниже, к первому этажу, на небольшое оживление у подъезда - там дюжие парни таскали мебель в прозрачных чехлах и большие картонные коробки. Видимо, наш "дурдом" ожидало пополнение. Я уже хотела было уйти, так как сигарета дотлела почти до самого фильтра, а еще невыносимо хотелось кофе, настоящего ароматного кофе из турки, с щепоткой соли, без сахара и молока, но тут грузчики начали выносить кадки с цветами, и моя бровь сама собой иронично дернулась. Надо же, похоже, у кого-то в квартире настоящий ботанический сад. Воображение тут же нарисовало образ женщины преклонных лет с седыми волосами, в строгой гульке и взглядом школьной учительницы, отчитывающей детишек за разбитое окно. Я даже немного свесилась через перила, стараясь разглядеть мою новую соседку, — внезапный и совершенно не свойственный мне приступ любопытства. И надо же было Игорю появиться именно в этот момент! Балконная дверь хлопнула, и в поле зрения нарисовалась конопатая физиономия. По его широкой улыбке во весь рот захотелось пройтись кирпичом, так, чтобы она напоминала клавиши моего заезженного пианино, которое я, признаюсь, ненавидела всей душой за "счастливое" детство. - Жан, ты чего тут?.. Я резко отвернулась и посмотрела вниз. Так и есть, соседка уже ушла. От досады я потушила бычок о перила, проигнорировав стеклянную пепельницу, и, медленно обернувшись, постаралась максимально точно телеграфировать взглядом, как я хочу разбить эту самую пепельницу о чью-то не очень светлую голову. Игорь вжал голову в плечи и с извиняющейся улыбкой промямлил: - Я там это... кофе сделал. Зная Игорька, можно смело сказать, что все его «деланье» заключалось в том, что он заварил кипятком растворимую бурду, гордо носящую имя благородного напитка. Еще и пол-сахарницы высыпал наверняка. Я вообще искренне не понимала, как можно пить этот глюкозный-молочный сироп, но Игорь с завидной регулярностью опустошал мою сахарницу. - Пошли, - отозвалась я, махнув рукой, и Игорь засиял, как начищенный пятак. Как мало человеку надо для счастья. Уходя, я заметила краем глаза, как в окне напротив на подоконник поставили герань. *** Питерская осень это что-то такое слякотно-мерзкое, с затхлым привкусом накатывающей депрессии или едва ощущающимся ароматом фатальной влюбленности, время, когда нестерпимо хочется курить на балконе, мысленно цитируя Блока, или кормить жирных уток на мосту, а потом с этого же моста отправиться в полет. К осени я была готова загодя - свои последние сбережения с подработки были потрачены на новые наушники, клетчатый шарф и пачку антидепрессантов. Где-то в комоде был спрятан до лучших времен коньяк пятилетней выдержки - царская роскошь для бедных студентов. С того дня, как я выперла Игоря из свой прокуренной комнатушки, прошла неделя. Я все так же курила по утрам, соседка напротив все так же не появлялась в поле зрения. Почему меня это беспокоило? Да черт его. Возможно, дело в том, что смотреть на кислые рожи соседей, с печатью неистребимого питерского коммунального быта на лице, уже откровенно тошно. Громкий и наглый стук в дверь — я даже не открывая дверь могу сказать, кто это. Поспешно тушу сигарету и плетусь к двери — за ней необъятных размеров тетка с манерами доярки, тщетно пытающаяся выдать себя за коренную петербурженку. Ее густо намазанные дешевой малиновой помадой губы недовольно скривились, и я не смогла сдержать ухмылку. Ту самую, что приводила абсолютное большинство людей в бешенство. - Жанна! Опять дымишь в доме, ну как так можно! - Машка всплеснула полными руками, унизанными кольцами, так близко от моего лица, что чуть не заехала по носу, пришлось отклониться назад, вжавшись спиной в дверь. Это была моя соседка, Мария Степановна Ерохина, в простонародье Машка. Та еще сучка, скажу я вам. Выглядело это чудо лет на тридцать пять при паспортных двадцати шести. Главным хобби этой мадам, помимо слезливых отечественных сериалов, были нескончаемые попытки сбросить вес и найти мужа. И то и другое без особого успеха, надо заметить. Сейчас Машка смотрела на меня особенно злобно, скорее всего, видела Игорька, который в принципе был симпатичным малым, хотя и болтливым и легкомысленным сверх всякой меры. Из того, как Машка уперла руки в бока и приосанилась, я сделала вывод, что театр одного актера займет минимум минут тридцать и пожалела, что нельзя почитать, пока соседка наконец перейдет к делу. Голос ее доносился как сквозь вату, и смысл ее монолога доходил до моего сознания выборочными кусками. Суть его сводилась к тому, что Валька-алкаш опять занял тысячу и уже полгода не отдает, к Людке из третьего подъезда стал ходить весьма импозантный мужчина (вот дурак, все знают, что Людка — шалава, не то что сама Машка), а в тридцать седьмую заселилась какая-то девица... Так, стоп. - Какая девица? - я прервала этот поток сознания, с трудом вычленив из него интересующую меня информацию. Машка осуждающе захлопала накрашенными ресницами, явно недовольная, что меня больше заинтересовала соседка из квартиры напротив, а не свеженькие сплетни про Людку и ее хахаля. Но до ответа все же снизошла. - Да там мышь какая-то серая. Все цветы свои в дом таскает. Вот же дура, лучше б мужика нашла... В итоге все, что Машка знала о ней, — ее зовут Нина и она на третьем курсе психологического. Я мысленно приплюсовала любовь к цветам и, кажется, отсутствие парня, так как выгружаться ей помогали нанятые мужики весьма помятой наружности (среди которых я приметила нашего дворника). Почему-то мысль о том, что, возможно, ее парень был просто занят или в отъезде, показалась мне не слишком приятной. - …Жанна! Я сфокусировала взгляд на Машке, которая, видимо, уже не в первый раз пыталась дозваться меня и возмущенно уперла руки в бока, обтянутые леопардовой кофточкой. Выжженные перекисью и хим завивкой волосы были подвязаны цветастым платком, а на шее болтались, чуть слышно позвякивая, многочисленные бусы, и от этого попугайского обилия красок в глазах зарябило. Я поморщилась и потерла переносицу, а Машка презрительно скривилась. - Что, квасила всю ночь? Отоспись давай! Закрывая дверь в свою комнату, я услышала, как она бормотала под нос что-то про "всяких алкашек". Вообще, если послушать Машку, то в доме алкаши поголовно все, кроме нее самой и забитого интеллигентного Эдуарда с влажным и несчастным взглядом бездомного щенка, которого Машка безуспешно пыталась окольцевать вот уже года три, не меньше. Эдик, может, и был затюканным властной мамашей в край, но от Машки умудрялся отделывался каждый раз, предпочитая вздыхать по Марине Сергеевне, библиотекарше из двадцать первой квартиры. Видавший виды диван жалобно скрипнул, когда я завалилась на него почти с разбегу, и в отместку впился пружинами в бока, но за время моей бытности студентом я разве что на лавочке на вокзале не спала, так что попытка с треском провалилась. Среди подушек обнаружилась давно потерянная флешка, на которой, кажется, были какие-то методические материалы от Фильки. Вот он обрадуется, что его малышка больше не числится пропавшей без вести. Старые, как сама коммуналка, часы с кукушкой — гордое наследие советской эпохи — показывали одиннадцать утра. На первые две пары я безнадежно опоздала, но на третью можно было успеть, если выползти прямо сейчас. Чувствуя себя человеком-тюленем, я неохотно поднялась с дивана и попыталась привести себя в божеский вид. Зеркало ехидно показало мне помятое бледное лицо со следом от подушке на щеке. Крашеные рыжие волосы спутались, и я, забив на них, просто убрала отросшие пряди в куцый хвостик. Чисто на автомате мазнула пару раз уже порядком подсохшей тушью по ресницам, после чего натянула черную толстовку и, закинув за спину рюкзак, куда не глядя стряхнула ручки, обкусанные карандаши и какие-то бумажки со стола, выскочила из комнаты. На улице было на удивление прохладно, хотя отголоски лета еще ощущались в воздухе. Наушники, предусмотрительно захваченные с собой, привычно нашептывали что-то из репертуара Земфиры. Мерзкие жирные голуби так и норовили кинуться под ноги. Некоторые из них, как настоящие камикадзе, налетали на облезлого рыжего кота Ваську, которого подкармливал наш дворник и половина соседских старушек. И я иногда, хотя, признаться по чести, питался этот кот явно лучше меня. Уже сворачивая к арке, через которую можно было выйти сразу на оживленный проспект, я ощутила, как порыв ветра донес до меня запах земляники и каких-то цветов. Свежий и чистый, как сама весна. Резко затормозив, я оглянулась и успела разглядеть только длинные русые волосы и бежевую юбку ниже колен.