Если Пенни встретит Боба

Где-то за месяц до тридцатилетия она начала пить. Кризис двадцати пяти был не таким катастрофически ужасным: к тому времени у неё была хорошая карьера и муж, и ей ещё удавалось отгонять от себя мысли о том, что она делает что-то не так. К тридцати это стало сложнее. Оказалось, что выйти замуж по расчёту — ужасная идея. Муж пилил её и требовал «остепениться и завести детей». Он строил вокруг неё жизнь с картинки — как на фотографиях банков, где молодые пары только-только взяли кредит и теперь белозубо скалят улыбки, заглядывая тебе в душу. У них был очаровательный дом с красивым садиком, гольф-клуб по выходным, посиделки с соседями по вечерам. Покер. Книжный клуб. К тридцати годам Пенни надоело постоянно улыбаться. За месяц до часа икс она начала пить. Она, конечно же, пила и раньше. В университете, до встречи с мужем, до свадьбы, до всего — она отрывалась на вечеринках как могла. После свадьбы она могла позволить себе разве что рюмочку хереса по праздникам. Она не пила очень долго, и ей было что наверстать. Пенни облюбовала самый ужасный бар в мире. Никогда — даже во времена лихого студенчества — она не встречала таких злачных и колоритных мест, чтобы порнушные картинки из журнала «Пентхауз» на стенах, непрошибаемая вонь шмали и периодические потасовки обдолбанных. Ей полагалось бы держаться от такого места подальше, потому что здесь могли ограбить, побить или изнасиловать, а Пенни вроде как была приличной женщиной из приличной семьи. Только вот она такой не была. Поэтому, сбросив шкуру замученной овцы, она делала лицо кирпичом и пила неразбавленный виски. Она надиралась до того, что её не держали ноги, и потом шла домой пешком через весь город, надеясь проветриться на улице и прийти в себя от холода. В той ужасной тошниловке она и встретила Боба. Боб был похож на долбанного хиппи, если не Иисуса вообще, с этими своими кудрями ниже плеч и хлопковыми рубашками. Два-три раза в неделю он приходил в тошниловку с гитарой и голосил с разбитой сцены какую-нибудь «American pie», которую заказывали разные укурки, превращая жизнь Пенни в ещё больший ад. А потом он спел «No time for tears», вместо гитары усевшись за расстроенное пианино — впервые на памяти Пенни вложил в спетое душу, и она продалась ему с потрохами. Но может, конечно, это виски в ней совершил сделку. Пенни дождалась Боба после закрытия бара, пьяная и пошатывающаяся, недовольная из-за необходимости возвращаться домой, к мужу, к скандалу, к «мы должны». Боб собрал волосы в пучок на затылке, как обычно делали девушки на хипстерских фотографиях, и пожёвывал фильтр незажженной дамской сигареты. Выйдя через служебный ход, он закурил и собрался пойти к своему драндулету, но Пенни поймала его за шкирку. — Хочешь, сделаю из тебя звезду? — Э-э-э, что? — Сделаю из тебя звезду. Типа Элиса Купера. Он же тебе нравится. Боб расплылся в улыбке и стал ещё больше похож на Иисуса. — Дамочка, да вы в стельку. — Это ничего не значит. Я и не такие решения принимала, надравшись. — Пенни улыбнулась. — У тебя есть талант и все предпосылки к тому, чтобы прославиться. Боб удивлённо моргнул. Пенни подняла руку, схватила его за подбородок и покрутила из стороны в сторону, заставила открыть рот, потом потянула за резинку на волосах, распуская локоны. Сделала глубокий вдох. — Придётся над тобой поработать. Больше Оззи Осборна, меньше Иешуа. — Я ещё не… — Пенни всегда права. — Пенни развернулась на каблуках и сама пошла к машине. — Заедем в соседний штат к моим родителям. Раздербаню тебе свою детскую тетрадку со стихами… Боб торопливо засеменил за ней, что-то приговаривая и пытаясь оттащить от своего драндулета, но Пенни, одурманенная виски, потенциальным успехом и воспоминаниями юных лет, когда она хотела вертеться в шоу-бизнесе, а не подбивать квартальные отчёты, была непреклонна. — Тебя же Боб зовут, да? — Она одним рывком открыла дверь (машину ей, вообще-то, никто не открывал; это ведро с гайками оказалось настолько ржавым, что удивительно ещё, как дверца не осталась у Пенни в руке) и уселась на пассажирское сиденье. Было слышно, как Боб обречённо вздохнул. — Ага. — Он сел за руль и завёл мотор. Пенни откинулась назад, вдохнула запах ржавчины, пóта и подтекающего масла, и улыбнулась. — Поменяем на что-нибудь попафоснее. М-м… — Она прикрыла глаза, перебирая имена на все буквы алфавита: — Хот Боб! Боб Датский. Джаред Лето? Драндулет дёрнулся, затарахтел и сдвинулся с места. Так Пенни бросила мужа и уехала в новую жизнь. Возможно, это решение было принято не ей самой, а ударившим в голову хмелем. Кто бы мог подумать, что виски её не подведёт.