One night wonder

Ендже вытащил руки из ведерка со льдом. Кожа горела, несмотря даже на то, что из открытого окна тянуло вечерним сквозняком. Ветерок прокатывался по влажным ладоням, и на секунду становилось легче. В квартире Ендже пахло лесом. Он смотрел, как алое солнце уползает за горизонт и думал о том, что надо бы поесть. Голод и боль посылали сигналы в его обессиленный мозг поочередно. Ендже хотелось выть. Он со вздохом поднялся. Достал из ящика пачку сигарет и педантично ровно положил ее на стол. Добавил импровизированную пепельницу из стаканчика от рамена. Если так подумать, еды-то у него и не осталось почти. Болезненно морщась, Ендже помыл яблоко. Пожалуй, хватит до того, как Джинён придет. Он снова уставился на открытое окно. Последние полосы заката под давлением огромного синего купола уплывали за небоскребы. Ендже едва различал черные галочки городских птиц. Он начинал немного волноваться. Пока он чистил и резал фрукт, на подоконник приземлилась крупная черная птица. Ее когти громко заскребли по козырьку. Ендже обернулся. Последние рыжие блики скользнули по перьям ворона, когда он спрыгнул в комнату. Солнце село. Ендже один за другим отправлял в рот кривые куски яблока, стараясь не смотреть в центр комнаты. Затем и вовсе отвернулся, отметив, что его желудок только взбунтовался от скудной еды. За его спиной Джинён прошагал к шкафу. Ендже почувствовал движение воздуха. Он скосил глаза, надеясь, что незаметно. Джинён копался в его вещах деловито, как будто и не стоял в чужом доме полностью голым. Он оделся, молча взял со стола пачку сигарет. Пепельница ему не пригодилась – стоя у окна, сщелкивал горящие в сумерках искры прямо на улицу. Комнату заполнил запах дыма. Ендже морщился и терпеливо ждал, когда на него обратят внимание. – Все другое, – Джинён потянулся грациозно, выбросил окурок ветру и захлопнул окно. – Но улицы с меня достаточно. Ендже, задыхавшийся от тяжелого запаха сигарет, согласен с этим не был. Он взял блокнот и написал пару слов. Джинён сощурился, разбирая почерк Ендже. Они не успели зажечь свет, и ему пришлось подойти совсем близко. – За продуктами? – Джинён распушил свои волосы руками. – Чего сам не сходишь? Полно супермаркетов самообслуживания. Ендже засопел от такой несправедливости. Все же ради него, Джинёна. Ендже каждую секунду напоминал себе, что нельзя издавать ни звука. Он на улицу боялся выйти, забыться и… – Ладно, идем, – Джинён сунул сигареты в карман. По темным улицам Джинён шагал так быстро, что Ендже еле поспевал. Джинёну, наверное, хотелось отдохнуть поскорее – до рассвета у него не так много времени. Ендже оставалось наблюдать за его кружащей под фонарями тенью. Джинён бросал в корзину все, что попадалось под руку, смахивал прямо с полки. У кассы протянул руку, Ендже вложил в нее карту. Он смотрел, как Джинён расплачивается, моргал и повторял про себя бесконечно: молчимолчимолчи. На втором плане крутились смутные мысли о том, что Джинёну одежда Ендже совсем не идет. Ни болтающаяся спортивная куртка, ни штаны не по росту. Но Джинён и в этих бесформенных шмотках не терялся, оставался собой, резким и красивым. Заглядывая дома в пакет, Ендже бесшумно вздыхал: Джинён о здоровом питании не заботился. Лежал перед телевизором, попивая газировку из банки, и посмеивался над новостями легкомысленно по-птичьи. Ендже думал: Джинён что, совсем не боится? Может потому, что летать может. Ендже жевал рис с мясом из консервной банки и потихоньку расслаблялся. Джинён на него не обращал внимания. Развалился на чужой кровати в одежде и, вроде бы, засыпал. Ендже разглядывал щиколотки Джинёна в подвернутых джинсах, белые руки, раскинутые на подушке. Затем встал, взял маркер и левой рукой неуклюже написал на запястье крупными буквами: МОЛЧИ. *** Ендже проснулся от больного клевка в плечо. По кровати прыгал большой ворон, нервно потряхивая головой. Рядом, на простыне, валялись смятые джинсы и футболка. Ендже, потирая руку, поплелся открывать окно. Глядя, как Джинён, хлопая крыльями, улетает, он с холодком по спине подумал о том, что мог вскрикнуть. Кожа на ладонях была воспаленной и чувствительной, но Ендже принялся за работу. Если он закончит скоро, то, возможно, не поседеет в двадцать лет от беспокойства. Прерываясь на еду, Ендже работал до вечера. В окно тянуло прохладой, но он лишь оделся потеплей, хотя и знал, что до заката Джинёна можно не ждать. Дело продвигалось медленно, Ендже представить не мог, на сколько у него еще хватит терпения. Ворон появился, как всегда, за несколько минут до того, как солнце окончательно закатилось за городские высотки. Не обращая внимания на Ендже, Джинён ворошил его гардероб. Выудил тошнотно серую футболку. Джинён мог бы купить себе одежду, которая ему подходит, но продолжал надевать чужую, безликую. Ендже закрыл окно – знал, что Джинён так любит. Когда возвращался, от него сумасшедшее пахло ветром. Ендже, весь день проводивший дома, вдыхал и вдыхал, пока Джинён не уходил в ванную. Они ели перед телевизором, сидя на полу. Джинён двигал руками странно, отрывисто, то и дело расплескивая бульон на пол. Ендже было уютно, хотелось поболтать о какой-нибудь ерунде. Как это – летать? И другие птицы, с ними Джинён общается? За такой вопрос он и убить мог. Ендже улыбнулся сам себе. Он поднялся, растянув затекшее тело, аккуратно сложил свою работу. Джинён курил прямо в комнате, заполняя ее едкой мутью. Он был не в духе с того момента, как появился в квартире. Наверное, людям не нравится быть птицами, даже при всех преимуществах. Ендже забрался в постель и, завернувшись в одеяло, сычиком поглядывал на Джинёна. Тот курил третью подряд, стеклянно уставившись в экран. Затем выбросил сигарету, погасил свет и молча лег рядом. Ендже обволокло запахом табака. Лежать лицом к лицу с Джинёном было неловко, к тому же тот еще и смотрел в глаза, почти не моргая. Ендже завозился и перевернулся на другой бок. Под мерное бормотание телевизора попытался заснуть. Джинён придвинулся к нему вплотную и накрыл своей рукой поверх одеяла. Ендже подавился вдохом. Джинён уткнулся лбом ему затылок, его мелко потрясывало. Ендже стало грустно. Наверное, Джинёну очень одиноко. Единственный его спутник – безмолвный неудачник. – Это что? – в слабом свете телевизора Джинён разглядывал запястье Ендже. Прижался виском к виску, в черных глазах шевелились блики. – Ну ты и дурак, – голос Джинёна звучал тоскливо. Он внезапно отстранился. Ендже в замешательстве потер черные буквы. Джинён вел себя ублюдочно странно. Весь такой отчаянный и непонятый, доверивший свою жизнь едва знакомому парню. Ендже больше не чувствовал чужого тела рядом. Джинён подвинулся как можно дальше, дышал равномерно и спокойно. Вряд ли он успел заснуть. Ендже с тоской подумал о том, как пел раньше. Если сон не шел, к примеру. Да разве такое было когда-нибудь? Ему казалось, что он не издаст больше ни звука до конца жизни. *** Когда Ендже вернулся домой, уже стемнело. Джинён ждал его в сумраке квартиры. У Ендже отлегло – он не забыл открыть окно. Джинён надел чужой черный свитер, его открытая шея белела в полумраке. Он снова курил при закрытых окнах. Ендже глухо закашлялся на пороге. Сегодня он почему-то был не в настроении потакать Джинёну, поэтому широким нервным движением распахнул окно. В свете ночных фонарей Джинён сверкал своими безличными черными глазами, глядя на Ендже. Тот заметил разворошенное вязание – сборище разномастных петель, набранных неуклюжими болящими руками. Он разозлился – Джинён не относился к его труду с должной бережностью. Если подумать, было немного страшно. Джинён все пялился молчаливо, и хотелось закричать на него. Ендже ушел на кухню и, орудуя палочками быстро, насколько жжение в пальцах позволяло, сердито повторял про себя то, что нацарапал на коже – молчи. Хоть ножом вырезай. Ему казалось, что он сходит с ума, и это никогда не кончится, и Джинён ничего не говорит… Ендже вздрогнул и чуть не вскрикнул, когда Джинён навалился со спины. Он даже испытал некое облегчение – напряжение разрешилось вот так. Джинён водил губами по шее Ендже, стискивая руками сильно-сильно. Запах табака и знакомого мыла, которое на чужой коже отдавало горечью. Ендже тяжело дышал. Джинён стянул с него футболку, не позволяя развернуться. Водил носом по коже, вбирая тепло. Ендже, покрываясь мурашками, подумал, что Джинён просто ищет близости, неважно с кем. Он сжимал кулаки до белых костяшек. И поддавался. Глядя перед собой на привычную беленую стену, Ендже плавился от новых ощущений – боли и удовольствия одновременно. Джинён сжимал его рукой, скользя по влажному подрагивающему животу. Ендже тянул ладони ко рту, выдыхая бесшумно, но Джинён убирал их и, тяжело дыша в затылок, шептал что-то. Острота ощущений была невероятной – один стон мог убить. Ендже комкал простыни, поджимал пальцы на ногах, Джинён прижимал его все крепче. В сознании билось только молчимолчимолчи. Он извернулся и поймал рукой лицо Джинёна, умоляюще шевеля губами. Черные глаза смазались лунным бликом. Джинён наклонился, его теплый рот наконец нашел губы Ендже. Джинён доводил его. Ендже в секунды между горячими поцелуями смотрел на влажное лицо, темные волосы и мутные глаза. В них ему чудилась самоубийственная решимость. Затем Джинён снова припадал губами к губам, и Ендже беспомощно открывался, не в силах его остановить. Потом Джинён, тяжело дыша в щеку, убирал его мокрые волосы со лба и вглядывался в лицо. Ендже хотелось сказать ему, какой же он придурок. *** Под их ногами скрипел первый тонкий снег. Джинён шел чуть впереди, оглядывался по сторонам, щурился от слепящего белого. – Не помню здесь магазин… Недавно открылся? Ендже флегматично кивнул. – Ага. При дневном свете оказалось, что волосы у Джинёна не совсем черные, солнце высвечивало в них каштановые пряди. Еще Ендже узнал, что он предпочитает носить рубашки. Ендже потянул Джинёна за рукав – им некуда торопиться. Будто наступление ночи до сих пор что-то меняло. Хотя Ендже все еще было странно слышать свой голос, и перед тем, чтобы сказать что-то, он на несколько секунд спотыкался о ненужную уже мысль, что нельзя. В теплом семейном ресторанчике они ели лапшу, когда Джинён предложил: – Съездим куда-нибудь? В другую страну, подальше отсюда. Ендже звонко рассмеялся. – Знаешь, я ведь не летал никогда, – он с удовольствием наблюдал за кислым выражением лица Джинёна. Ему, наверное, полетов до конца дней хватит. – По морю поплывем. Ендже допил бульон и съежился от охватившего его тепла. Джинён остался. С ним. А он ведь не знает даже, каким Ендже может быть шумным. И еще постоянные пререкания из-за того, что Джинён никак не бросит курить. У него появилась собственная одежда, но он по-прежнему проявлял повышенный интерес к тому, что носил Ендже. Загребал его футболки в кулак и пытался стянуть их с него. Ендже получил свою принцессу без приданого. Он засмеялся, забулькал в чашку с чаем. Джинён покосился на него. Ендже забывал, что можно мысли вслух выражать. Только Джинёну вряд ли понравились бы подобные сравнения. Они вышли на улицу. Город, укрытый снегом, казался Ендже огромной белой подушкой, и они с Джинёном будто падали и медленно утопали в мягкой перине. Ендже нарочно задевал его плечо своим; ловил на щеки крошечные колкие снежинки. Ему нравилось все. Настоящие чудеса начались, как всегда, после.