Один день Евгении Эдуардовны

Столетнюю тишину сургутской глубинки нарушил пронзительный вопль. Габи подавилась дымом и спешно убрала окурок в рукав, разогнав облачко дыма. Приближавшийся источник рева намекал, что без боли и страданий не обойдется. — Мама! Ма-а-а-ама-а-а! — шалаш едва не рухнул ей же на голову. Габи высунулась наружу, недовольная и слегка помятая: до ее дежурства оставалось полтора часа. — Не ори, враг услышит! Олег вытаращил и без того огромные глазищи, испуганно зажав рот руками. Игорь ткнул его под ребра с ехидным выражением на физиономии: «А я тебе что говорил?» — Мама… — Неправильно говоришь, — строго осадила Габи. — Товарищ мама, разрешите доложить, — перехватил инициативу Игорь. — В два пятнадцать по местному времени нами были обнаружены вражеские агенты. — Сколько? — кряхтя, Габи выпуталась из ельника, заменявшего ей постель. — Трое, — отрапортовал Игорь. — Потери? — С нашей стороны — одна простреленная шапка-ушанка для ловушки, — Олег стыдливо потер рукавицами красные от мороза уши. — Враг обезоружен, связан и допрошен. Это те, которые со Свердловска за нами тащились, — не удержался Игорь и сплюнул, — придурки. — Не выража… — Мама! Мам! Мама-а-а-а, — заканючил Олег, — а можно допросить их еще раз? Вдруг они знают что-нибудь ва-а-ажное, ну ма-а-ам. Если Габи и колебалась, то не дольше секунды: Олег еще до рождения так пинал по почкам, что после этого жить если и хотелось, то недолго. — Разрешаю. Про Женевскую конвенцию помните! — крикнула она вслед старшенькому, но тот уже скрылся за ближайшим сугробом. Игорь остался, переминаясь с ноги на ногу в валенках себе не по размеру и шмыгая красным от морозца носом. — Товарищ мама, докладываю, что еще вот чего, — он гордо сунул ей под нос липкий от пота кулак. Наметанным глазом Габи оценила: шифрограмма, которую кто-то не успел прожевать (и, зная Игоря, за одну попытку уже расстался с парой зубов). — Молодец. Дяде Паше отнеси, он посмотрит. Игорь просиял и усвистел в направлении соседнего шалаша-сугроба даже быстрее, чем Олег. Габи умылась свежим, нетронутым снегом, пожевала его, чтобы взбодриться. Закурила остаток сигареты, прислушиваясь к голосам из шалаша: «дядя Паша» объяснял Игорю систему шифров Синельникова. Где-то вдалеке вопили «коллеги» ее мужа, из которых Олежек вышибал дурь не хуже, чем его отец. Прямо у нее над головой надрывался придурковатый снегирь. Очередное утро обещало быть томным. Когда текущее начальство вызвало Габи «на ковер», у той зародились самые мрачные подозрения, только оправдавшиеся при виде сальной физиономии нового «члена партии». «Член-то ты член, да не слишком большой», — со скукой подумала она, выслушивая мягкие намеки, в которых фигурировали иголки под ногти, выкалывание глаз и пытки электротоком, которых «Евгения Эдуардовна» легко могла бы избежать. И она же понимала, что для этого необходимо сделать, не так ли? Габи улыбнулась: само собой, не первый год в Комитете. Она встала и обошла стол «начальства». Наклонилась к нему. И поцеловала. В ушко. Тремя минутами спустя она уже была на четвертом этаже здания на Лубянке. — Павел Александрович, вас на минутку можно? — многозначительно ухмыльнувшись, она всунулась в кабинет по пояс. На топот позади Габи внимания не обращала. Все топавшие были заботой Соло, который как раз смотрел ей за спину. Полчаса спустя они уже были на Трех Вокзалах вместе с детьми. И выход этот в доме на Лубянке не могли забыть до сих пор. — Я все забывал спросить, — Наполеон протянул ей обжигающе горячую жестяную кружку с ядрено заваренным шишковым чаем. — За что его на этот раз репрессировали? — Написал жалобу в профком, — Габи с аппетитом отхлебнула. Где-то за ее спиной отчаянно сражались с не по возрасту талантливыми отпрысками их семейства незадачливые агенты КГБ. И терпели сокрушительное поражение. — Да ну? — без особого удивления протянул Соло. И тут же чуть уклонился влево: от криво пущенного метательного ножа. — Ага. Мол, батареи в кабинете не топят третью неделю и ему починить не дают, потому что чинить должен завхоз. А завхоз в запое. Раздался грохот автоматной очереди. Судя по звуку — ушедшей в небо. А потом сдавленный крик и звонкая тишина. — А раз стучишь на пьяного завхоза, завтра донесешь на начальство, — хмыкнул Наполеон. — А там и до шашней с ЦРУ недалеко. И что они?.. На три часа тихонько тренькнула струна. И сорвалась с толстых веток замаскированная ловушка — огромная сосна-таран. Повезет, если просто напугает и просвистит над головой. Хотя не было похоже, что кому-то кроме них светила удача. — Да как всегда, в общем-то. Носок с песком, пара контрольных проходов по печени. Терпел молча, как настоящий мученик. Все подписал, во всем раскаялся. Рванула растяжка. Габи машинально прикрыла ладонью от комков земли и снега свой чай. — Все как и год назад, — тяжело вздохнул Наполеон. И машинально дернулся в сторону своего шалаша, из которого донесся тихий, чуть слышный за стонами и треском потревоженных сосен всхлип. — Погоди, я сейчас. Софья распереживалась. Зная капризный характер Софьи, можно было предположить, что это надолго. Еще бы, ребенка не разбудили, когда все самое интересное началось, теперь одними трофейными погонами не успокоить. Габи удобно пристроила кружку в подтаявшем снеге. Достала из рукава окурок и втихаря, чтобы Соло не видел, закурила в сторону. Курение во время беременности он страшно порицал, как, впрочем, и Илья. Она изучала карту, на которой химическим карандашом был помечен очередной очень секретный ГУЛАГ. Не для агентов КГБ секретный, само собой. И до него оставалось порядка двухсот километров. «Тоже мне, диссидент нашелся, — подумала она мрачно, сунув в рот кислую и вкусную еловую иголку, — со всем он согласился, как же». Слушая гиканье Олега и завывания Софьи, которой «не дали дядю пому̀тить», Габи все сильнее убеждалась, что Илья просто решил устроить себе внеочередной отпуск, сославшись на специфику Конторы. Слабак. Вон, «дядя Паша» уже три года вместо отпуска возит детей в Артек, и ничего. Ох и вздуют же они его за дезертирство: Олег месяц секцию самбо не посещал! У Игоря три линкора не склеенные! И первый балет Со̀фы пропустил! «Одним ГУЛАГом ты у меня не отделаешься», — Габи мрачно кивнула самой себе и тут же кинулась набок от вспышки справа. Проводив взглядом подброшенного к соснам лейтенантика, она с неудовольствием подумала, что эти горлопаны точно не дадут Со̀фе уснуть. Она решила прогуляться, тем более что разминка ей не повредила бы. Да и повод был. — Кис-кис-кис, — тихонько обратилась она в сторону сухого малинника, откуда на нее третий час пялился медведь-шатун. Наполеон проводил ее взглядом, но очередную шутку про то, что беременность делает Габи втройне кровожадной (и очаровательной), придержал при себе, тем более что он знал отличный рецепт отбивной из свежей медвежатины. Снегирь продолжал надрываться. Олег и Игорь пересчитывали трофейные погоны и перечитывали по пятому разу шифровку. Софья засыпала у него на руках и почти перестала спрашивать, «де дядя Илюса». Жизнь определенно была неплоха.