Сверчковая карма

      За диваном темно. И порой очень холодно.       Люблю ночь. По ночам можно петь.       Ваши биологи и радетели за природу много всего написали о том, зачем сверчки издают протяжные стрекочущие звуки. Но ни одному из них не пришло в голову, что мы, как и двуногие, иногда поем без всяких причин, просто потому что это приятно.       Забавно, не правда ли?       Я обитаю в доме людей, их двое - мужчина и женщина. Она - очень больна, что-то с сердцем, кажется.       Странно, насколько непрочны все эти закутанные в мусор испуганные твари. И еще более странно, что именно они, эти самые непрочные из всех непрочных, самые слабые из всех слабых, повелевают планетой. Нет, я совсем не против человечьего правления. Мне нравится за диваном. Но нужно же знать меру.       Однажды эти двое решили потравить насекомых. Женщине надоели муравьи и тараканы, а о сверчках она даже не подумала.       Тогда умерла вся моя семья, и я, чудом выжив, остался наедине с убийцами.        Часто слушаю, как они любят друг друга. Смотреть неинтересно, но звуки - другое дело. Звуки - это мой мир.       Однако что-то изменилось. Двуногие стали ссориться, чем дальше - тем громче и дольше. По их крикливой ругани я пытался понять, где корень беды. Не случилось ничего необычного. Просто мужчина устал от своей больной женщины.       Я ненавидел ее за то, что она уничтожила всех, кто был со мной. И потому обрадовался: мне казалось - вот, наконец-то, справедливое отмщение, заслуженная кара.       Женщина начала курить. Мужчина уходил из дома, а она вставала у открытого окна с сигаретой в зубах и плакала. Ее руки тряслись, она с трудом прокручивала колесико зажигалки и после первой затяжки всегда кашляла. Сидя за диваном, я слышал, как дым со свистом и хрипом выходит из ее легких, как она давится слезами и противно всхлипывает.       Порой я даже почти жалел ее, но боль утраты близких была еще слишком сильна, и ненависть брала верх.       С каждой ночью мои песни становились все печальнее, тоскливее, тревожнее. Женщине становилось все хуже. Мужчина уходил все чаще. И однажды ушел насовсем.       Она стояла у окна, вцепившись пальцами в подоконник с такой яростью, будто желала искрошить его в пыль. Я слышал, как скрипит ее кожа, как хрустят суставы, как мучительно напрягается каждый мускул - до дрожи, до судорог. Она уже не плакала, а рыдала в голос, с воплями, срывающимися то на визг, то на гортанное рычание.       Было страшно. А потом...       Потом я пополз по стене к окну. Она как раз пыталась вытащить сигарету, но пачка выскользнула из рук и полетела вниз, на улицу. Женщина выругалась, мотнула головой - и увидела меня.       Ей всего лишь хотелось выместить на ком-то свою злость. Она размахнулась и со всей силы ударила ладонью.       Я умирал долго и по частям. Левая задняя нога оказалась особенно живучей, дергалась минут пятнадцать.       Вряд ли женщине стало легче от моей смерти. Просто она опять не подумала о сверчках. Жестокая глупая тварь.        Спустя несколько лет недуг свел ее в могилу. Окончание одной жизни означает начало новой. Теперь она стала обычным поющим сверчком. А я переродилась больной женщиной, которую оставил мужчина. И на смену ненависти пришла черная едкая зависть, избавиться от которой можно только одним способом... Убить. Актеры снова поменяются ролями, все повторится, круг замкнется. И хуже, чем нам, приходится только тому мужчине, который раз за разом уходит прочь, а на деле - всегда остается ни с чем.