Больно цель хороша

— Папочка… Ты стонешь и суешь голову под подушку. Может быть, если вести себя тихо и не двигаться, то он оставит тебя в покое, переключившись на что-то более интересное. Ведь маленькие дети, словно все эти Ти-Рэксы из дурацкого фильма Спилберга, реагируют на движение и совершенно беспощадны. А еще и те, и другие рычат. Очень громко. — Папочка, вставай… Ты разгорячен. Ты счастлив. Тебе снился потрясающий сон с участием Джастина, ванильного мороженого и 12-ти дюймового дилдо… сон, который действительно не должен был прерываться. Бессознательно трешься стояком о простыни. — Папочка! Давай! Замираешь. Не стоит травмировать психику ребенка в таком нежном возрасте. Ты дождешься, пока ему исполнится хотя бы восемь. — Сынок, папочка устал. Зачем мне вставать? Вытаскивая голову из мягкого плена подушек, прищурившись, смотришь на него, прежде чем снова закрыть глаза, прижавшись щекой к дорогущим простыням из тончайшего хлопка. Господи, он так быстро растет. Глаза как у Линдси, твое лицо и волосы... Будет чертовски обидно, если он окажется натуралом. Однажды он превратится в потрясающе красивого мужчину… и ты будешь гордиться, престарелый отец, все так же сидя в этой гребаной закусочной, попивая все тот же дерьмовый кофе, и… — Просыпайся, старик. Глаза резко распахиваются, и сердце замирает. — Гас говорит, что ты просил его приготовить завтрак самостоятельно, чтобы выспаться с утра. Что ж, поздравляю, мистер Кинни. Он единственный, кто слушается тебя беспрекословно… и из-за этого твоя кухня сильно пострадала. Твоя голова так стремительно взлетает с простыней, что впору получить травму шеи. Тебя встречает яркая улыбка, и ты скользишь взглядом от этого греховного рта по царственным скулам и безупречной коже к охуенно-фантастическим глазам, обрамленным золотом. Джастин стоит у подножия кровати, скрестив на груди руки. Гас висит на нем, как маленькая обезьянка, обхватив всеми конечностями его ногу. — Какого хуя ты тут делаешь? У Гаса буквально глаза чуть ли не вываливаются из орбит, и это выглядит ужасно: — Папочка, не ругайся! — Да, папочка, — соглашается Джастин, и слова сочатся приторно-сладкой фальшью. — Не ругайся. Губы искривляются в улыбке, прежде чем ты можешь остановить себя. — Ты вернулся. — А ты все такой же наблюдательный, как и всегда, — он прыгает в постель и ползет по тебе, тянется губами к твоим губам. Ты целуешь его, как никогда и никого в жизни не целовал. Бывают моменты, когда это ощущается именно так. Иногда ты задаешься вопросом, а если кто-нибудь сказал бы тебе за десять минут до того, как ты покинул «Вавилон» и рассеянно взглянул на уличный фонарь, что закончится все тем, что ты влюбишься в светловолосого парнишку, который проведет тебя через Ад, Рай и обратно, ты бы пошел за ним? Джастин отстраняется. Улыбается. Светится. И ты дотягиваешься подушечкой большого пальца до его щеки и больше не борешься с нарастающим в груди чувством. Ты не уверен, что выбрал бы его, зная то, что ты знаешь сейчас, но очень, блядь, надеешься, что все-таки выбрал бы. — Я даже не заслужил простого «Привет»? Меня не было два месяца. — Два с половиной, — бормочешь ты, сталкиваясь с ним носами. Его лицо озаряется, и ты проклинаешь себя за такой промах. Не то чтобы ты считал дни с момента его отъезда. Лежа по ночам без сна, боясь, что он никогда не вернется, даже если обещал обратное. Уставший от того, что его игнорируют, Гас взбирается по кровати и падает пластом между вами, сияя от радости, глядя на тебя и Джастина: — Джастин сделал мне блинчики, потому что я разлил кашу. Ты чувствуешь, как лицо искажается ужасом: — Ты что? — Я все убрал, — заверяет Джастин, улыбаясь, а Гас хихикает над тобой, похлопывая тебя по щекам. Ты приподнимаешься на локтях, поворачиваешься в сторону и начинаешь бодаться с Гасом, упираясь головой ему в животик, ухмыляясь, когда он повизгивает и извивается от смеха. — Папочка! Я хочу пойти в парк! — заявляет Гас с сияющими глазами. И ты не можешь не улыбнуться в ответ своему мальчику. — Хочу кормить уток! — Гас, надевай ботинки. — Джастин посмеивается и усаживается напротив тебя. Гас резво бросается исполнять просьбу, громко рассказывая про лебедей, поселившихся в парке, которых показывали в «Новостях». Ты обхватываешь ладонью голову Джастина и тянешь его вниз для очередного поцелуя. — Ты должен был вернуться не раньше, чем через три недели, — бормочешь ты, с каждым словом прикусывая его за нижнюю губу. Джастин усмехается, и его язык выскальзывает, чтобы очертить контуры твоего рта. — Почему ты вернулся так рано? Прошло почти два года с тех пор, как Джастин уехал в Нью-Йорк, чтобы закрепиться в мировом искусстве. И у него это получилось даже лучше, чем ожидалось. Конечно, из-за занятости у него было время лишь для скоротечных визитов домой, которые длились не больше недели. Все же этого недостаточно. Каждый раз, когда он выходит за дверь, у тебя создается ощущение, что это в последний раз. — Ты против? — интересуется он, изображая обиду. Ты протягиваешь руку между вашими телами, чтобы ущипнуть его за сосок. — Совсем нет, — ворчишь ты, пока он надвигается на тебя. — Просто я думал, что… — Я дома, — Джастин выдыхает тебе прямо в губы, нежно потираясь своими. — Насовсем. Сердце замирает у тебя в груди: — Что? — Я сделал все, что мог. Теперь я могу рисовать здесь, уезжая только по необходимости. Я дома. Дома. Он, блядь, дома. Он остается. — Паааааапочка! — Гас, раздражаясь, штурмует ступеньки спальни. Джастин поднимает голову и лучезарно улыбается малышу. — Мы опоздаем! Как, черт побери, можно опоздать в парк? — Пошли, — торопит его Джастин, перекатываясь и вылезая из кровати. — Мы будем поздно. И по дороге домой нам нужно зайти за покупками. Правда нужно? Вероятно, от него не ускользает твой смущенный вид, потому что он вспыхивает этой своей солнечной улыбкой и говорит: — Если я хочу приготовить охуенно сказочный приветственный ужин в честь своего возвращения домой, я это сделаю. Ты ошеломленно наблюдаешь за ним, пока он плавно уходит. И прежде чем дотронуться ногой до ступеньки, он поворачивает голову и ухмыляется: — Я так и не получил свой «Привет». О, он получит свой «Привет». С театральным ревом, правда, недостаточно громким, если сравнивать его с тем, что издает твой сын в шесть утра, когда начинается «Спанч-Боб», ты выпрыгиваешь из кровати и мчишься за ним, прищурив глаза, наблюдая, как он убегает, повизгивая и покатываясь со смеху. И Гас устремляется за ним, крича, что он поймает его для тебя. Все эти годы Джастин преследовал тебя. Этим утром ты решаешь, что теперь твоя очередь. Уж больно цель хороша!