Hurts like hell

Дорогая, Эстер, ты помнишь меня того – другого? Настоящего. Тот дождливый день в Дамаске, летние лучи призрачного солнца и шум ветра? Я помню только тебя. Вижу далекий и мутный образ в своей голове, но это уже не ты, а память. Остров впитал память, но не боль. Я блуждаю здесь, среди скал и забытых книг. Ты знаешь, я видел Пола и пастуха Якобсона. Со мной был Доннели. Он рисовал на скалах странные монограммы. Нечто подобное я уже видел на стенах в нашем доме. Ах, Эстер, если б ты только знала, как я устал возвращаться. Всякий раз, разлетаясь на мелкие кусочки и склеиваясь в нечто своеобразное, я понимаю, что меня того – настоящего – больше нет. Прошлое умирает со своими свидетелями. Пола уже давно нет, но я видел (или вижу) его за решеткой, всякий раз, стоит мне подняться и ухватиться за свой последний шанс. Кости пастуха давно покоятся на дне ямы. Я видел их. И его. Эстер, я – это уже не я. И я все же я. Я помню, как целовал тебя висок в холодную ночь. Как бешено колотилось в твоей груди сердце, отдаваясь эхом в моей голове. Дорогая, тебя всегда было слишком много. Больше, чем меня самого. Ты была всем. Ты была островом. Знаешь, Эстер, больше всего на свете я боялся остаться один в своем маленьком Рае. Остаться на острове… Тебя всегда было слишком много… Ребенок был бы продолжением нашего счастья, нашего будущего, если бы не… Я помню, как дрожали твои руки, когда ты меня обнимала. Или я сам дрожал. Моя кожа впитала в себя дождь и одиночество покинутых улиц Дамаска. Наш Рай стал нашим Адом и от пачки сигарет в цветочных горшках мы избавились, как и от квартиры. Я помню твой взгляд. Если раньше я видел в черном небе белые звезды, то теперь там был тот самый первый день нашей с тобой встречи. Пасмурный летний день в Дамаске и пестрое солнце. Не было больше багрового заката и свежего морского бриза. Ветер не играл на твоих волосах, а песок не скользил по белоснежной коже. Наша жизнь сменилась парой мерзких обыденных объектов. Еще несколько дней и конец, но конец только начало. Я помню, как свет резанул по глазам с той легкостью с какой ты режешь масло ножом. Дальше была только боль. Ритм бешенной птицы. Чайки в клетке. Сердце бешено билось и мир побледнел, остановился. Я помню, как открыл глаза и увидел твое бледное лицо. Черные волосы уже пропитались кровью, как и твоя одежда. И почему я снова вспомнил про Дамаск? Про ту самую летную ночь и дождь? Ты знала, что у Пола была жена, но она умерла? Мы с ним говорили, но на дне кружки я видел только числа и воск в своих легких. Я снова начал курить. Теперь мне никто не мешал это делать в прохожей. Время тянулось тугой резиной, сумерки сменились сладкой ночью, а я все слушал, пропуская все мимо ушей. Блуждал на дне ямы, в поисках останков Доннели. И как человек, в кругу людей может оставаться по-прежнему одиноким?.. Новый город приелся, как дешевая мелодрама на одну ночь. Я видел солнце, хотя спал с закрытыми глазами. Я чувствовал песок, но это было всего лишь одеяло. Утро и день бывают вечными, когда в жизни больше ничего нет. Был ли я Доннели? Украл ли книгу и прибыл на этот остров, чтобы снова увидеть тебя?.. Мертвым ведь не нужны письма, ведь у прошлого нет обратного адреса. Прошлое это дорогое вино, от которого во рту всегда остается слабое послевкусие. В сознании взорвалась осколочная граната. Плохо. Тоска. Время рассекает меня, выдирает самые гнилые больные куски моих измученных воспоминаний и с усмешкой сует их мне в глаза. Я слышу все чаще и чаще тот же шепот: - Вернись… Вернись… И всякий раз понимаю - спасения нет. Болит не тело - душа. Свинцовые небеса усиливают ощущение краха. Я почти забыл тебя. Любил, люблю, но кого - не знаю. Наверное, ЕЕ, но где ОНА, кто ОНА - мне неизвестно. Это только усиливает болезненные ощущения. Призраки сна не хотят уходить, и я не могу понять, что же хочет от меня мое подсознание. Я болен, но чем... Прохладно. День и ночь - эти понятия ничего не значат здесь, ибо времени не существует там, где властвует забвение. В любом случае, я знаю, чувствую, что тебя тут больше нет, как и меня. Точнее ты тут, но несколько в иной плоскости... не знаю, как это объяснить, да и ни к чему, похоже. Здесь никто не требует от меня объяснений, мотивации поступков... Я уверен только в одном: дождь в Дамаске все также идет летом. И кто-то, как и мы, встретится в старой беседке и проживет за нас светлую жизнь. Ты знаешь, прошлое начинается со сказки, будущее с конца. Мое время кончается. Я в третий раз опоздал... Я всегда прихожу через мгновение после катастрофы. Всегда опаздываю только на секунду... мой путеводный огонек погас... пора заканчивать. Весь этот бред не привел ни к чему... я вернулся туда, откуда начал. К мосту, к Якобсону, к Полу. Моя сказка началась с тебя и закончилась тобой. Страницы книги пожелтели, слова размылись. Раньше я был один, но теперь со мной еще несколько одиночек. Но они забыли зачем остались, а я помню. Я совместил в себе их всех. Стал общей оболочкой для воспоминаний, но так и не стер себя, свою суть. Дорогая Эстер, мы встретимся вновь, но это будешь уже не ты и не я… В моем начале - мой конец, в моем конце мое начало… Доннели.