Я бы провел так вечность

Я нигде не мог его найти. Рудской как сквозь землю провалился. Я боялся, что с ним что-то произошло, краем уха я слышал, как Эд пошутил что-то про алкоголь в рэде Вани и теперь я переживал, как бы они действительно не подлили ему чего, у Рудского непереносимость спиртного и даже пятидесяти грамм хватает, что бы он был очень даже «на веселе». Я нашел его в спальне, он полулежал на полу, оперевшись лопатками на кровать, и тяжело дышал, прикрыв веки. Свет был выключен, и комнату освещала лишь луна, создавая легкий полумрак и делая лицо Вани намного бледнее обычного. — Ты как? Я закрыл дверь и почти вплотную приблизился к другу, присел напротив и попытался устроиться удобней. — Вань. Тот открыл глаза и облизал губы. — Никак, Яникс, мне херово. Я сжал зубы и покачал головой, эти придурки все-таки додумались… — Мне холодно. Неожиданно произнес Ваня, и я снова перевел взгляд на него, на бледном лице отчетливо выделялись губы и зеленые глаза, подернутые пеленой алкоголя. Я сглотнул и прислушался к внутренним ощущениям. Сердце буквально выпрыгивало из груди, а ладошки внезапно вспотели. Отшатнувшись от друга, я упал на спину и поймал удивленный взгляд зеленых глаз. Парень протянул мне руку, что бы помочь встать, но не справившись, повалился на меня, пригвоздив весом к полу. — Вань ты чего, встань. Прошипел я и попытался скинуть с себя парня. Но не тут-то было, он, склонившись над моим лицом, внимательно всматривался в глаза. Я сглотнул и поддался на этот зрительный батл. От Рудского пахло дождем. И я, неожиданно, поймал себя на мысли, что мне нравится этот запах, что в паху приятно ноет, а губы пересохли, и этот поворот событий мне чертовски не нравился. — Вань, — прохрипел я, упираясь руками в грудь друга, — не смотри так. Он наклонился еще ближе и прядки его челки упали мне на лоб, а комната погрузилась в звенящую тишину. Только грохот моего сердца и шум крови в ушах был настолько громким, что мешал думать и я, неосознанно, подался чуть-чуть вперед. Рудской шумно выдохнул и склонил голову набок. — Гордиенко, почему я хочу тебя поцеловать? Как обухом по голове. По спине забегали мурашки, а рот от удивления приоткрылся. — Что блять? Я с силой толкнул его в грудь и отполз на безопасное расстояние. — Что ты мелишь, придурок? — я почти кричал и старался перевести дыхание. Рудской сидел в метре от меня и усмехался. — Прости, сам не понял что сказал. Мне, наверное, что-то подлили. Я запустил пальцы в волосы и подавил смешок. Атева, сука. А если бы он реально поцеловал меня, блять, даже думать смешно. Но где-то в уголочке души, когтями поскреблось разочарование, какая-то часть меня, хотела этого? Твою мать. — Поехали, тебя нужно отвезти домой. Я помог другу встать и поволок его к машине. Атева ответит за это. Спустя каких-то полчаса мы были возле квартиры Рудского. Он отворил дверь и жестом пригласил войти. Недолго колеблясь, я прошел в коридор, а потом в спальню, планируя помочь Ване улечься и убраться отсюда в какое-нибудь тихое место, чтобы все обдумать. Я слышал, как закрылась входная дверь, но упустил момент, когда парень подошел на опасное расстояние. Резко обернувшись, я обнаружил, что тот стоит прямо за мной и, неосознанно, попятился назад. Полумрак комнаты не давал мне хорошо рассмотреть друга, но я понимал, что ничего хорошего с этого не выйдет. Сделав пару шагов, я уперся в кровать и осознал, что дальше бежать было некуда. Я со страхом подумал о том, что у этого ненормального сейчас в голове и предупреждающе выставил руки. — Рудской, ты чего? Парень быстро оказался возле меня и с напором толкнул в плечи, мы упали и он, снова, навис надо мной, нагоняя страх. — Вань прекрати, мы друзья, мы оба парни, ты забыл? Мой голос дрожал, а взгляд лихорадочно метался по лицу парня. — Не надо, — получилось как-то жалобно, — пожалуйста. Одним резким движением он заломил мои руки за спину, я вскрикнул от боли и ошарашено уставился на Рудского. — Прости, Ян, — шепотом, — я так давно хотел это сделать. Я был в шоке и даже перестал сопротивляться, когда его мягкие губы прикоснулись к моим. В паху снова заныло, и я ужаснулся. Я хочу парня. Свободной рукой Ваня провел по моей щеке и слегка надавил на подбородок, приоткрывая сомкнутые губы и углубляя поцелуй. Голова закружилась от этого движения, и я непроизвольно застонал, освобождая руки из ослабевшей хватки. Рудской отстранился и уставился на меня с опаской, руки были свободны и он ожидал, что сейчас ему прилетит по лицу. Не осознавая, я схватил его за затылок и снова вовлек в поцелуй. Его губы были мягкими и терпкими от рэда, прикосновения нежными и плавными, я сходил с ума от этих движений. Футболки покоились где-то на полу, и я сильней прижимал разгорячённое тело парня к себе. Мне хотелось раствориться в нем, не отпускать. Уже было не важно, что мы друзья или парни, что это не правильно. Был только он и его губы, дарящие удовольствие и желание. Рудской прервал поцелуй и опустился ниже, вырисовывая на шее и ключицах замысловатые узоры. Я снова застонал и вцепился в темные волосы, пропуская прядки между пальцев. — Ваня, — хрипящим голосом проговариваю его имя. Он поднимает взгляд на меня и нежно улыбается. — Я хочу тебя. Одними губами произносит парень, но я понимаю, я тоже хочу. Член больно пульсирует, прося разрядки, но я не решаюсь. — Мне страшно, — шепчу и закрываю глаза. Как хорошо, что комнату освещает лишь свет луны, льющийся из окна. Я, казалось, покраснел до корней волос. Он понимает и вовлекает меня в новый, пьянящий поцелуй, прижимает к себе и запускает пальцы в волосы, поглаживая другой рукой спину. Я бы провел так вечность.

***

Я просыпаюсь от того, что рядом кто-то ворочается и томно вздыхает. Открыв глаза я сталкиваюсь со взглядом друга, лицо которого находится в пару сантиметрах от моего. Друга, ну да, как же. — Доброе утро, — шепчет Рудской, улыбаясь, — как ты? — Не знаю, — в горле пересохло, а сознанием медленно завладевает паника. Мы чуть не переспали. Меня чуть не трахнул лучший друг! Ваня, наверное, видит паническое выражение моего лица, потому что в тот же момент я чувствую, как он нежно целует меня, прикасаясь пальцами к виску. — Все хорошо, — шепчет прям в губы, — слышишь? Я киваю и начинаю часто моргать, что бы прогнать непрошеную влагу, какого-то черта скопившуюся в уголках глаз. Рудской сильнее прижимает меня к себе и целует в макушку, шепча какие-то слова, о прошедшей ночи и правильности содеянного. А я пахну дождем, и черт подери, я хочу, что бы это продолжалось вечность.