Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ужасающее по своей жестокости убийство на хуторе выбило Брюса Беннера из колеи. Ничего подобного встретить в мире богов он не ожидал: таинственный преступник расчленил тело мужчины и бросил на растерзание всеядным свиньям. Сенсационный материал, достойный американских трущоб, а никак не благочестивых асов. Совершенно немыслимое преступление на хуторе, где живет одна семья, а до ближайших соседей много миль. По словам местных жителей, ничего такого не происходило никогда, поэтому Беннер согласился помочь найти убийцу.       Первым подозреваемым, без сомнения, был безумец Локи, но Тор ручался за брата головой, подтверждая его алиби, а крестьяне считали, что сын Одина ни в коем случае не совершил бы злодеяние тайно. Если бы Локи решил убить, то убил бы при свете дня, не таясь и объявив об убийстве. Беннера коробила сама мысль о том, что царевич имеет право зарезать любого подданного по собственной прихоти без суда и следствия. Именно такие законы порождают садистов и убийц, не ставящих ни во что чужие жизни. Вместе с крестьянами Брюс осмотрел каждый уголок, каждый выступ, каждую пещерку. Тор несколько раз облетел горы, но ничего не нашел — убийца словно испарился. Его телохранители вместе с домочадцами хозяина обыскивали окрестности.       — А это не мог быть маг с заклятьем невидимости? — спросил Брюс вечером.       — Местные маги не почувствовали никакого волшебства. Локи, правда, говорит, что слабые маги не слишком чувствительны, но...       — Даже если чувствительны, ведь все вчера спали или пили.       Тор неопределенно махнул рукой, не пожелав продолжать разговор. Он принял случившееся очень близко к сердцу. Беннер видел, что на царевича асы смотрят как на воплощение высшей справедливости, который обязательно найдет преступника и отомстит. Брюс после первого же дня поисков уверился, что искать чужака нет смысла, но Тор не терял надежды, а обитатели хутора со всё большей уверенностью говорили о Ниде — смертельном обряде, для проведения которого убивали лошадь, насаживали ее голову на кол и поворачивали в ту сторону, где жил враг, после чего произносили магическую формулу. Жертва в лучшем случае теряла жизнь, в худшем — честь. Беннер не верил в бабьи сказки: все маги поселения твердили ему, что обряды, проводимые на расстоянии в несколько миль, не имеют никакого эффекта, кроме психологического — не распространяется магия так далеко, особенно магия проклятья, требующая непосредственного контакта с жертвой.       — Послушай, — обратился к другу Беннер на третьи сутки. — Ты же сам понимаешь, что никто посторонний тут не замешан — он бы не успел далеко уйти. Это кто-то из своих сводил счеты.       Тор молчал, будто не расслышал обращенных к нему слов.       — Эй! — Брюс дотронулся до его плеча. — Ты меня слышишь? Посторонний тут ни при чем.       — Ты не понимаешь, — нарочито медленно произнес Тор. — В нашем мире есть несколько вещей за гранью нравственности. Первая — это уничтожение еды во время войны, а вторая — убийство родственника. Если мы объявим, что убил кто-то из клана, то это будет внутрисемейное дело.       — И? — спросил Беннер, не уловив сути трагедии. — Что в этом такого?       — Внутрисемейное дело не выносится за пределы семьи. Ни я, ни отец ничего не можем сделать. А я бы предпочел лично разобраться с безумцем. Ас, совершивший такое преступление, опасен.       — Подожди, как это? — Брюс пожалел, что за последние месяцы так и не удосужился разобраться в законах Асгарда, увлекшись проблемами поселения. — Какая разница, кого убил этот псих? Его все равно надо изолировать от общества.       — В дела семьи никто не имеет права вмешиваться. Семья сама решает, никакие законы нашего общества не превышают право главы клана. И убийство — не повод для убийства. Смертью у нас карается изнасилование, кража, мужеложество.       — Как так?       — А вот так.       — Тор, эм, — Беннер постарался сформулировать мысль так, чтобы не обидеть друга. — Тебе не кажется, что это неправильно? Что в вашем мире не хватает основ правового государства, например? Верховенства закона над традициями? Глава клана может сойти с ума или выжить из ума. Что тогда?       Тор только отмахнулся от навязчивого друга, опять сделав вид, что не расслышал. Брюс настаивать не стал, памятуя старую истину, что со своим уставом в чужой монастырь не лезут, но неприятный осадок остался.       Поиски не дали никакого результата, и утром следующего дня друзья двинулись в обратный путь, ведя за собой лошадей Эльмы и Локи. Их провожали всем хутором, но, как показалось Беннеру, немного насторожено. Только местная медичка попрощалась очень тепло во многом потому, что Брюс, несмотря на поиски убийцы, уделил ей время и расспросил о жизни. Выяснил, что карьера целительницы — почти единственный путь для женщины с возможностью получения образования. В столице готовили медичек в течение нескольких столетий, запрещая выходить замуж и видеться с родными. Кроме медицины, девушки изучали прочие науки, ремесла и языки, поэтому Брюс нашел на хуторе книгу на английском — это была одна из нескольких любимых мидгардских книг целительницы. По окончании обучения, которое могло наступить в любой момент, девушек, точнее, к тому времени уже зрелых женщин, распределяли на хутора по всему Асгарду, где они выполняли как роль фельдшера, так часто и единственного образованного аса, умеющего писать и считать. На больших хуторах трудились две или даже три целительницы, и местная ждала, когда кого-нибудь пришлют ей в помощь.       Беннер слушал, наблюдал за жизнью крестьян, и она казалась ему тяжелой и несправедливой, особенно по сравнению с яркой, красочной столицей. Невольно вспоминались многочисленные реформационные идеи Локи, по поводу которых Брюс предпочитал не высказываться. Локи, живя в мире отверженных, только и думал, что о реформах, Тор же, будучи лишь гостем в деревне преступников, ничего менять в устройстве родного мира не собирался.       Дорога обратно заняла много времени, и Беннер таки решился расспросить друга о планах.       — Тор, дело, конечно, не мое, но я посмотрел, как живут обычные асы, и мне кажется, что ты мог бы, взойдя на трон, сделать их жизнь лучше.       — Друг, не об этом нам надо сейчас думать, — откликнулся Тор. — Ты не знаешь, но Асгард на пороге войны. Каждый воин на счету. Возможно, придется объявить всеобщий призыв.       — Какой войны? — Беннер нахмурился. — С кем? Разве в Асгарде живет кто-то, кроме асов?       — Как только восстановят Радужный Мост, на Асгард бросятся полчища иномирцев. Миры, подчиненные нам, готовят армии, и их ничто не остановит…       Беннер с огромным удивлением услышал о том, что война неизбежна, что пять миров нападут, как только починят Радужный Мост, а с ним и тайные тропы. Локи ни о чем таком даже не упоминал. Его приближающаяся война нисколько не волновала, он занимался исключительно благоустройством быта асов. И теперь Брюс не понимал, как младший принц мог быть столь беспечен.       — Можешь рассчитывать на меня и на большого парня, — сказал он, как только Тор умолк. — Мы поможем вам.       — Спасибо тебе, но асы не примут твою помощь, пока не убедятся в твоей силе.       — Ладно, — процедил Беннер сквозь зубы. — Когда приедем домой, я поборюсь с кем-нибудь из ваших воинов, если это так необходимо. Я не хочу оставаться в стороне, когда народ, который так хорошо принял меня, вынужден сражаться.       — Спасибо, друг, — Тор остановил лошадь и склонил голову в знак признательности. — Я думал, ты захочешь вернуться в свой мир, чтобы не участвовать в чужой войне.       — Чужой войны не бывает, — твердо заявил Беннер. Он не желал разорения миру асов, а еще больше не желал расставаться с Эльмой. Она уехала вместе с Локи всего несколько дней назад, а он уже скучал, вспоминал ее горячие прикосновения. Что это, если не любовь?       На третий день пути друзья, спешившись, преодолевали ущелье. Конь Брюса поскользнулся на камнях и чуть не упал. Конь Тора, не отличавшийся крепкой нервной системой, тут же заржал и встал на дыбы, едва не опрокинув поклажу. Тору потребовалось время, чтобы успокоить животных.       — В Асгарде считается, что конь — вещее животное, предсказывающее несчастную судьбу хозяина, — заметил он, проходя мимо Брюса.       — Судя по тому, что мой оступился, но не упал, несчастливая судьба все же обойдет меня стороной и я не убью вашего самого сильного воина, — откликнулся Брюс, отрываясь от ноги коня: вроде бы все обошлось, травмы нет.       Путь обратно занял гораздо меньше времени, чем путь туда, несмотря на то что друзья стали свидетелями нескольких оползней — частых спутников горной местности. То ли Беннер привык держаться в седле, то ли Тор выбрал самую прямую дорогу, но уже пятнадцатого июня Брюс въехал в ворота поселения, чтобы тут же заключить в объятия Эльму. Меньше, чем за дюжину дней, она похорошела. Ее взгляд манил к себе, и Беннер впервые осмелился поцеловать невесту. Эльма ответила без промедления, несмотря на толпу, вышедшую навстречу гостям. Горячий поцелуй требовал продолжения, но Брюс с сожалением прервал его.       — Скоро я буду достоин тебя, — шепнул он на ухо прелестнице. — Я согласился на поединок.       — Ihre Hochheit, — промурлыкала Эльма в ответ и снова накрыла его губы своими: земля и небо перестали существовать. В себя Брюс пришел в покоях Локи, когда обнаружил, что сидит на полу у очага в компании венценосных братьев и незабвенной Эльмы. Тор тихо пересказывает брату события последней недели и безрезультатные поиски убийцы, а тот только кивает и выглядит мрачнее тучи.       — Ваши высочества, — подала голос Эльма, — давайте выпьем за ожидающий нас изумительный поединок!       Она по очереди подала каждому по огромному кубку, а сама ограничилась рогом.       — Верно! — кивнул Локи, принимая чашу. — За победу доктора Беннера и его карманного монстра!       Шпилька прозвучала двусмысленно — Локи был явно не в духе. Брюс не стал комментировать, только чуть пригубил разбавленный мед.       — Отличное вино! — заметил Тор. — С таким привкусом никогда не пробовал.       — Просто за две недели путешествия ты отвык от царского пойла, — бросил Локи, осушая свой бокал. — Моим питанием занимается мать, продукты поставляют из того же Фенсалира, где кормят тебя.       Беннер заметил, что Эльма дрожит от холода. Он взял ее руки в свои — они были ледяные.       — Всё в порядке? — спросил он тихо, так что спорящие о вкусе вина братья его не услышали. Она только кивнула, не сводя глаз с кубка Тора. Когда бог грома осушил его до дна и бросил об пол с криком: «Подай еще, Эльма», она вздохнула с облегчением и немедленно исполнила приказ. Беннер претило обращение с ней, как с прислугой, но ссориться с другом из-за такой мелочи он не желал, особенно накануне поединка, который, по словам Тора, состоится максимум через два дня.              Фену подала Тору еще один кубок, на этот раз не подсыпая туда львиную дозу яда, чтобы Локи, если таки решит попробовать вино братца, не отравился вслед за ним. Всё идет по плану и как нельзя лучше.       Тем же вечером она с трудом перехватила Хагалара, который, вооружившись осколком Тессеракта, шлялся по всем мирам Иггдрасиля, фактически передав обязанности мастера преемнику. Его часто сопровождала жена. По крайней мере, Фену была уверена, что мастер магии и Царица не то Листиков, не то Червячков были либо женаты, либо разведены. В таких вещах Черная Вдова не ошибалась.       — Мой мастер, — склонилась Фену, подчеркнуто игнорируя не в меру красивую соперницу. — Alles ist bereit!       — Чудно! — Хагалар довольно цокнул языком. — У нас тоже. Еще две-три встречи, и можно вести ребенка.       — Миры согласились на твои условия? — эта новость стала для Фену приятной неожиданностью.       — Почти, — подтвердила Царица Листиков. — Как всегда проблемы с Муспельхеймом. Синмара.       — Я с Синмарой еще в юности имел столько дел, что она мне не страшна, — отмахнулся Хагалар. — Главное — убедить Локи не открывать рот и мило улыбаться, желательно без магического кляпа во рту. Любовь моя ненаглядная, закончишь со всеми, кроме Муспельхейма, его оставь мне на сладкое. А я поскачу во дворец. Приближается то, ради чего моя дорогая любовь номер два старалась вовсю.       — Очень интересно, — царица Листиков склонила голову. — И что же приближается?       — Rache, — улыбнулась Фену, призывно облизывая губы. О, как же ей хотелось, чтобы человека потом отдали ей на растерзание.       — Да, месть, — кинул Хагалар. — Этот, прости етуны, смертный посмел оскорбить и унизить нашего юного бога.       — И он еще жив? — притворно удивилась Царица Листиков. — Какое упущение с твоей стороны!       — Я его немедленно исправлю! — заверил ее Хагалар, обращаясь в летучую мышь.              Когда Брюс Беннер говорил про себя, что зол постоянно, он просто не представлял себе, что такое быть всегда по-настоящему злым. Причем не злиться на конкретного кретина, а ненавидеть всё живое. Большинство асов видели жизнь либо в нейтральных тонах, либо в светлых с примесью темных. Но не таков был Гринольв. Он видел мир во тьме. Не было никого, кого бы он любил, не было ничего, чему он бы поклонялся, зато было многое, что он ненавидел. Он был очень честолюбив, поэтому достиг невероятных высот, он был невероятно трудоспособен и верен, а еще обожал всякие правила, которые привносили порядок в его серую тусклую жизнь. Поэтому, несмотря на то что поганый Арнульв пленил его и оставил умирать, вернувшись к жизни, Гринольв не расчленил Хагалара. Он бы не расчленил его, даже если бы ему удалось выбраться из хитроумной ловушки много столетий назад, скорее отстегал бы плетью и научил бы правильно пленять сильных противников. Сейчас же, тысячелетия спустя, мстить былому врагу не было смысла, да и не воспринимал он никогда своего воспитанника врагом. По законам Асгарда ответственность за проступки и преступления несовершеннолетних лежала на плечах их старших родичей, поэтому ребенок был неподсуден, его нельзя было ни пытать, ни убивать, ни даже судить на тинге. Гринольв до сих пор воспринимал Хагалара ребенком, а вовсе не взрослым. Как и прочих воспитанников, которых обнаружил во дворце. Большинство, конечно, уже умерли, но их семьи до сих пор были благодарны Гринольву за устройство хуторов. Во дворце его боготворили. Казалось бы, всеобщая искренняя любовь и большое количество союзников должны были привнести хоть немного света в его черную, мрачную душу, но нет. Он помогал бывшим воспитанникам, если его просили, он очень многое делал для других, очень малое — для себя, но не получал от проявления доброты никакого удовлетворения. За глаза его звали дренгом — совершенным асом, но Гринольв не считал себя достойным столь высокого титула.       А еще его ужасно раздражала молодая жена, которая не желала становиться женой в полном смысле слова. Сиф считала себя сильным воином, и никому не признавалась, что вторая ночь с супругом закончилась дракой. Она заявила, что не возляжет с ним, пока не случится великая битва и Асгард не будет снова верховодить Девятью Мирами. Гринольв высказал свое мнение. Девчонка воскликнула, что он ее не заставит. Гринольв предложил проверить. В ее руке сверкало настоящее копье, с которым она прекрасно управлялась, он же взял первую попавшуюся палку и победил буквально за минуту-другую. Девчонка такого провала не ожидала. Скованная, беззащитная, она ничего не могла сделать, только выкрикивать проклятья, но до такого позора все же не опустилась. Лишь с ненавистью взирала на мужа.       — Я никогда не насиловал женщин, — бросил он прежде, чем уйти. Больше он к жене не приближался, а она избегала его. Так они и жили: на людях — душа в душу, дома — по разные стороны баррикад.       Когда Хагалар незаметно отделился от тени колонны, то получил по зубам. Не со зла, а просто потому, что не надо неожиданно появляться.       — Мой дорогой хозяин жизни моей, как ты прыток! Я едва успел увернуться! — воскликнул он. Гринольв знал, что он не успел увернуться, но позволил сохранить лицо и достоинство. Хагалар должен оценить его доброту.       — Я к тебе по одному малюсенькому делу, которое не займет у тебя много времени, — скороговоркой проговорил тот, вытирая украдкой кровь с губы. — Приятель Тора — маленький такой человечек. Он оборотень и согласился сразиться с нашим сильным воином в своей боевой ипостаси огромного безумного монстра. Все как ты любишь. Твоя задача …       Хагалар умел говорить кратко и по делу, когда на него смотрели глаза, полные ненависти. Гринольв кивнул, подтверждая, что понял поставленную задачу. Человечишка посмел оскорбить царевича. Наказание, выдуманное Хагаларом, еще очень гуманное для Асгарда. Если бы он был на месте поселенцев, то не церемонился бы с человеком и бросил бы его на растерзание морским хищникам.              Слухи разлетаются быстро, особенно во дворце. Так же быстро разнеслась весть и о скором поединке между непобедимым Гринольвом и другом старшего царевича, который вроде как умел превращаться в бессмертное зеленое чудовище. Если бы человек был женщиной, Фригг решила бы, что Тор завел дружбу с ведьмой. У каждой ведьмы был зооморфный двойник, которого мог заметить только обладатель двойного зрения. Появление зооморфного двойника сулило добро и удачу, но распространялось ли давнее поверье на мужчину да еще и из человеческого рода — этого Фригг не знала. Любые поверья оказывались палкой о двух концах. С тех пор, как Всеотцу поднесли великий дар — кольцо Драупнир — символ плодородия, страшного голода больше в Асгарде не было, но вовсе не потому, что бесплодные лавовые поля разом покрылись плодородной почвой, а потому, что расплодились морские животные и речная рыба. То же и здесь — если появление зооморфной сущности — благо, то нужно еще догадаться, на какую сторону жизни оно повлияет.        Весь дворец был взбудоражен состязанием, устроением которого занялась сама царица. Всё должно быть устроено в лучшем виде. На скалистом берегу установили магическую защиту, способную сдержать огромную физическую мощь. Тор утверждал, то его друг никакой магией не владеет, он просто одержимый, так что стена призвана была отражать не магические атаки, а удары огромных кулаков. На лавовые поля навезли кучу булыжников. Из них соорудили укрытия разных размеров и форм. Естественные ямы — провалы в грунте, — и так покрывали лавовое поле. Для зрителей установили полукругом высокие переносные лестницы. Всем жителям столицы не терпелось понаблюдать за поражением страшного монстра, ведь Гринольв — самый удачливый воин всех времен и народов. Ходили слухи, что он отказался от оружия, не возьмет ни топора, ни рогатины, и облачится в легкую одежду, потому что, по словам Тора, ни меч, ни копье не причинят великану никакого вреда.       Фригг не входила во все эти подробности. Вот уже несколько месяцев она не получала вестей от Локи, да и Тор почти переехал в поселение. Хорошо, что он не навещал смертную и не стремился в Мидгард; плохо, что оба царевича не покидают мир отверженных.       — Стоит ли нам перенести магическую деревню ближе к столице и объявить ее свободной? — как-то спросила она у Одина. — Наши дети в ней живут. Это неправильно. Локи ты сам туда отправил, но Тор.       — Подождем, — размеренно ответил Один. — Возможно, ты права, а, возможно, нет. Подождем.       Царице не нравились такие пространные, ничего не значащие ответы. Обычно они предвещали скорый сон Всеотца, но последний был всего два года назад. Пусть дети и прервали его, но повториться так быстро он не мог. На всякий случай царица спросила прямо, но не получила сколь-нибудь вразумительного ответа. Перед сном Один отдавал приказания многочисленной свите, расписывал, как жить ближайшие полторы-две недели, но сейчас ни с кем не обсуждал грядущее. О повторной коронации Тора речь не шла. Один почти не общался с наследником, зато Фригг старалась как можно больше времени проводить с ним, хотя он в последнее время вел себя странно: избегал не только ее общества, но и общества друзей. Он очень уставал после перелетов в поселение, но отказывался ехать на лошади, мол, на молоте гораздо быстрее.       — Мама, я очень жду поединка, — сказал он ей за день до назначенного часа. — Наконец-то вы убедитесь, что мой друг — прославленный воин. И тогда он вернется во дворец как победитель. Наконец-то он покинет деревню Локи, и наш народ его примет.       Тор мечтал о возвращении человека во дворец, но в последнее время говорил об этом без особого энтузиазма: его душой всё больше овладевала апатия — любимая наперсница скуки.              Восемнадцатое июня — эту дату по земному календарю асы выбрали для поединка. В поселении знали о нем, но наблюдать не желали. Как казалось Беннеру, местные жители не одобряли его выбор. Но что он мог сделать? С тех пор, как он переступил порог дворца, ему постоянно твердили о поединке: просили, уговаривали, даже приказывали. Эльма прямо заявила, что отдастся ему, когда он покажет себя бравым воином, а теперь еще и Тор подтвердил, что только поединок позволит Беннеру принять участие в предстоящей войне. Да, в мире богов были свои многочисленные недостатки, оставаться здесь навсегда он не собирался, но все же это была родина его друга и невесты — с недавний пор Брюс мысленно называл Эльму именно так. Ему есть, что защищать, ему есть, за кого сражаться.       За день до поединка он имел длительную беседу с Локи по поводу многочисленных реформ. Идей у принца хоть отбавляй, но воплотить их невозможно. Спорить с Локи он не стал, решил, что уже после поединка обсудит с ним все детали.       Вечером, когда начало темнеть, его неожиданно позвали в дом исцеления. Брюс напрягся: вдруг что-то случилось с Эльмой, — но, войдя внутрь, обнаружил незнакомого аса, лежащего на каменном столе. Мертвого аса.       — Ты хотел узнать, чем отличается маг от человека, — сказал целитель, даже не представившись. Угадать из двадцати четырех имен было сложно, и Беннер не стал пытаться. — Вот умер один из наших магов. Тело в идеальном состоянии. Мы решили показать тебе.       — Именно сегодня? — нахмурился Брюс. — Завтра у меня важный поединок. Не хотелось бы сегодня.       — Завтра тело переработают, — пожал плечами медик.       — Переработают? В каком смысле «переработают»? — Брюс подумал, что ослышался.       — Похоронят. Закопают. Запечатают воском все отверстия, чтобы дух не вышел из тела, проломят стену и вынесут, — тут же поправился целитель, и Брюс облегченно вздохнул. В мире асов он ожидал чего угодно и рад был ошибиться в закравшихся было подозрениях.       — Ладно, давай сейчас, — кивнул он. — Не лучшее, конечно, время, да и залить труп воском после вскрытия будет сложнее, но раз ты столь любезен…       Брюс переоделся в закрытую одежду и надел резиновые перчатки, привезенные с Земли. Подобно человеческому, труп аса походил на восковую куклу, а не на спящее тело. Представить себе, что существо когда-то двигалось и говорило, было невозможно, и Брюс радовался, что с этим поселенцем никогда дел не имел. Целитель предложил осмотреть тело. Беннер нашел на спине только зеленые трупные пятна — никаких отличий от человека.       — У асов показатели острой смерти — это жидкая кровь в сосудах и полнокровие внутренних органов, — сказал целитель.       — У людей тоже, — откликнулся Беннер. — Примерное время смерти вы определяете надавливанием на кожу?       — Нам не нужно определять время смерти. Смотри, такое у вас есть? — целитель надавил на кожу вокруг глаз, потом отпустил — роговица пришла в движение.       — Есть.       — Что ж, посмотрим, что ты скажешь про мозг.       Целитель несколькими профессиональными разрезами оголил череп, спустив верхнюю часть кожи головы к носу и рту. Беннер внимательно рассматривал гладкие черепные кости, но много времени ему не дали: несколько взмахов пилой — во все стороны полетели осколки. В образовавшееся отверстие целитель вставил железную палку и ударил по ней несколько раз — крышка черепа слетела.       — Доставай.       Беннер с величайшей осторожностью вынул то, что еще недавно составляло личность аса. Форма, размер, примерный вес — всё совпадало с человеческими показателями. Мозг был обычного красно-серого цвета, покрытый тонкой оболочкой. Продолговатый мозг переходил в спинной там же, где и человеческий.       — Хочешь что-то изучить в голове или перейдем к грудной клетке? — спросил целитель.       — К грудной клетке, — Беннер приготовился к тому, что тошнотворный трупный запах усилится многократно. Целитель сделал на груди пять надрезов и снял кожу, словно распахнул куртку. Обнажились ребра с мясом и жиром.       — Где двойная система сосудов?       — Вот, смотри, — врач указал на самый большой пласт кожи. — Видишь, красные капилляры, а рядом с ними тонкие сосуды с белой жидкостью?       — Не вижу, — ответил Брюс, всматриваясь в идеально красную поверхность.       — Вот. Здесь и здесь. Магические сосуды очень тонкие, гораздо тоньше сосудов кровеносной системы. Присмотрись.       Беннер сощурился и, преодолев брезгливость к кошмарному запаху, сунулся в труп чуть ли не носом. Едва заметно сверкали серебристые тонкие нити магических сосудов. Поверить невозможно, что по ним текла разрушительная сила. Целитель достал шприц и с трудом набрал в него серебристую жидкость.       — Магическая энергия. У нее постоянный химический состав, а для того, чтобы магия в сосудах проецировала магию во внешнем мире, нужно живое тело. Иначе никак.       Беннер рассматривал серебристый шприц и упустил момент, когда целитель выломал грудину и выковырял на поднос внутренние органы. Кишечник напоминал сосиски разных видов, почки походили на бобы-переростки, а красно-синие легкие — на огромные мешки. Всё как у людей. Беннер очень надеялся на сердце, и оно не подвело. К нему подходил дополнительный сосуд — тот самый с магической энергией. Он входил в левое предсердие, в полость, отделенную перегородкой от потока очищенной крови из легких, по клапану поступал в левый желудочек, а оттуда магия выбрасывалась в сосуд, расположенный прямо под аортой. Ни в одном месте кровь с магической энергией не смешивались. Вот оно — главное отличие мага от не-мага, и неважно, аса или человека.       Ничего более интересного обнаружить не удалось: селезенка, желудок, поджелудочная железа ничем не отличались от человеческих. Беннер почувствовал разочарование. Он был уверен, что маги изнутри совсем другие, что, по крайней мере, вторая система сосудов легко различима, но нет: он специально попросил расчленить руку, поскольку к кистям магические сосуды подходят очень близко и магия просачивается на поверхность через железы, напоминающие потовые и сальные. Но и тут ничего сенсационного не нашел. Быть может, потому что был физиком, а врачом работал только в Калькутте и Африке.       Настроение перед поединком было испорчено, одежда провоняла трупным запахом, так что даже обычно молчаливые рабы посоветовали принять ванну и выстирать одежду. Беннер вспоминал давнишние слова Локи про муравьев и сапоги. На деле оказалось, что между сапогами и муравьями никакой разницы нет, а по уровню развития люди давно превзошли не только асов, но и, похоже, все народы Девятимирья.