Хуже, чем ты думаешь

Фиона аккуратно разбивает яйца в более-менее чистую миску (воду-то вчера опять отключили) и добавляет туда сахар. Вообще-то для ее любимых гренок по-французски нужна сахарная пудра, но таких излишеств они не покупают, а кофемолка опять сломалась. Правда, никто даже не помнит, когда эта штуковина работала. – Йен, иди сюда, а? – немного виноватым и смущенным голосом она окрикивает своего брата, услышав, что он возится где-то в гостиной. – Что там? – меланхолично звенит голос младшего брата. – Я хотела сказать, не хочешь ли ты сходить к доктору? – все слова Фионы звучат все так же виновато. – А-а, что-о? К какому доктору? – Йен искренне не понимает. – Слушай, где моя шапка? – Понятия не имею. Фиона находит, хоть и не с первого раза, пакетик с корицей. Естественно, самой корицы там нет. Она вздыхает и закатывает глаза. –Дебс! Выкидывай пакеты из-под продуктов, которые закончились в следующий раз, ладно? – девушка шумно вздохнула. – Йен, может быть, ты этого не замечаешь, но твое поведение… Оно меняется. – А-а. Ага-а. – абсолютно безразлично протянул рыжий. Именно то, чего его сестра так боялась, хоть и не надеялась на другую реакцию. Фиона открывает дверцу холодильника, находит остатки молока и искренне радуется, хоть и не подает виду – может быть, ей все же удастся сегодня приготовить гренки. – Боже! Черт! Йен! Черт! Взявшись просто из ниоткуда младший брат ее толкает, и открытый тетрапакет падает на пол, попутно обливая Фиону и джинсы Йена. – Да что ты тут носишься, мать твою! – раздраженно кричит девушка. – Б-боже, Фиона, прости, я в-все уберу. И Галлагер, не долго соображая, начинает вытирать пол найденной горе-шапкой. – Черт! Йен! – она начинает кричать теперь не столько от раздражения, сколько от страха. – Я уберу. – Да отдай сюда, ты больной что ли? – Я уберу. – Йен! Фиона, наклонившись, тянется к шапке, дабы не дать брату совсем испортить ее; не он же, конечно, будет стирать. – Я уберу! – он срывается на крик, больно хватает свою сестру за запястье и до смерти пугает ее. Костяшки пальцев рук побелели; хоть он и изрядно похудел и давно не тренировался, десантником он все-таки остался. Затем парень цепенеет, заглянув в ее испуганные глаза, и уже через секунду, вырывая мокрую шапку из ее рук, уходит. Он увидел свое отражение. – Я к Микки. – бросает рыжий, хлопая дверью.

***

– Лип, слышишь, а ты не знаешь адрес парня Йена? – не прожевав свои гренки, начинает разговор Фиона, завидев своего второго брата. – Эм. Да вроде на Лоуренс возле склада, а что? – Хочу поговорить с ним о Йене, а то он совсем какой-то невменяемый становится. – Думаешь, он на него повлияет? – ухмыляется Лип. – Без понятия. Но хоть познакомлюсь.

***

Теплая кровать, мягкая подушка, любимый человек. Микки опять включил касету с «путешествием по космосу» Сагана, или как там эту передачу, хотя они ее смотрят уже по третьему кругу и знают все фразы этого популиста-космолога наизусть. – Я сегодня видел, как Фиона смотрела на меня. Мик, они боятся. – Йен первым отвлекается от передачи, рассматривая как красиво в пыльном воздухе вьется дым от сигарет Мика. – Че бля? В смысле боятся? – Она уверена, что я болен, как и мать. Микки обращает свои бездонные голубые, глаза к лежащему рядом парню и пристально в него всматривается. Пытается понять и найти, что же поменялось. А что-то все же поменялось. Замечая этот взгляд, Йен меняется в лице. –Только не говори, что и ты мне не веришь. Черт, Мик, только не ты. Микки медленно прокручивает в голове все новые странности Йена: его сбивчивою речь, перемены настроения и просто жесткое ПМС. Милкович не привык быть многословным, он не привык говорить красиво. Микки умеет обнимать и трахать Йена, чем он сейчас и воспользуется. – Так, а ну иди сюда, рыжий лобок. Темноволосый Милкович укрывает одеялом замерзшего Йена (тепло ведь отключили) и крепко его обнимает, надеясь что это физическое тепло каким-то чудесным образом трансформируется в ментальное, душевное или еще хрен пойми какое. Это, кстати, так и работает. – Слышишь, я тебе верю Йен. Верю. – Микки сам сейчас не знает, врет он или нет, но он считает, что поддержка не обязательно должна правдивой. – Я всегда буду с тобой. – а вот в искренности этих слов ему сомневаться не приходится. – Обещаешь, что будешь? – наивно и еле слышно произносит Йен. – Обещаю.

***

Они стоят посреди улицы и родственников в них можно узнать уже даже по одинаково нахмуренным бровям. – Слушай, это что, притон какой-то? Я не понимаю, чего окна-то заколочены. – Черт его знает, надеюсь, это я адрес перепутал. Старшие Галлагеры нервно переглядываются и уже начинают подозревать в странности своего брата вовсе не биполярное расстройство, а героиновую зависимость. И кто его знает, что из этого хуже. Зайти внутрь было совсем не сложно – дверь открыта нараспашку и от холода в доме у ребят изо рта идет пар, а Фиона потирает руки, надеясь хоть немного согреться. Что не стена – то прогнивший кусок дерева и ободранные обои с какими-то желтоватыми разводами. Наверное, все протекает. На полу валяется старая одежда, изношенная, грязная, кровавая. Под ней погнутые иглы из-под шприцов. Наверняка, наркоманы на системе здесь все же ночуют. Пройдя чуть дальше, в подобие гостиной, они застывают от ужаса. – Подожди секунду – шепчет Лип, придерживая Фиону легким движением за полупальто. – Тише. Слышно только как капли с потолка разбиваются о деревянный пол и тихое бормотание Йена. Свернувшись в позе эмбриона, он лежит на старом матрасе и повторяет по кругу одни и те же слова: – Только не говори, что и ты мне не веришь. Черт, Мик, только не ты. Обещаешь, что будешь? Немой крик застревает в горле у Фионы; она понимает, что все еще хуже, чем они думали.