Любишь больше жизни, значит?

Звонкая трель мобильного телефона прорезала тишину двухкомнатной московской квартиры, давно ждавшей ремонта. Серо-желтые обои на стенах и запыленные люстры придавали помещению угнетающий вид. Мебели почти не было. Солнечный свет слабо пробивался через плотные гардины, а грязный, засаленный палас поглощал оставшиеся лучи. Со скрипом открыв дверь, из комнаты по направлению к телефону медленно прошла девушка-подросток. Невидящим взглядом окинув коридор, она увидела телефон и потянулась к нему. Старая серенькая Нокиа лежала экраном вниз, поэтому девушка не сразу разглядела ник контакта. Но стоило ей заметить имя звонящего, она тут же подняла трубку и ответила голосом, полным недоверия и счастья: -Алло, мама? Некоторое время из трубки телефона доносились лишь непонятные звуки, но вскоре послышался знакомый женский голос: -Даа, мама. Мы.., ой, я тут подумала вернуться к тебе… Стоявшая до этого момента ровно, девушка облокотилась на зеркальную дверцу шкафа. Пятерней собрала со лба свои короткие рыжие волосы и сильно сжала. Она просто не верила своим ушам, не могла поверить в происходящее. — Ты признала меня? Мама? Ты вернёшься? — Голос девушки взволновано подрагивал — Я обещаю сделать все, что захочешь, я буду лучшей дочерью, мам! Я готова на все, чтобы… — Но тут голос из телефона грубо прервал речь. — Подожди-ка, подожди…Не так все просто…Я не собираюсь просто так признавать тебя… Ты должна это…ну, доказать нам, ой, мне… свою дочернюю любовь, во. Сердце подростка сильно забилось, так и норовя пробить грудную клетку. Она понимала, что мать даёт ей шанс и тут же пообещала себе выполнить все, что та попросит. В ее глазах тлеющий уголек надежды разгорелся до огня предвкушения. Она, слегка сжав мобильник в руке, спросила, чего ждет от нее мама. Но от услышанного ей стало не по себе. Из трубки звучал совершенно иной и нехороший голос, хотя и принадлежащий ее матери. — Ты только что говорила, что, ну, готова на всё. Короче, девочка, …я тут решила, что любовь должна быть крепкой. Крепче любого асфальта, вот… Ты должна ради меня выпрыгнуть… из нашего окна. И я плевать хотела на то, что у нас седьмой, этот, … этаж, и на то, что ты сейчас скажешь. Ты сама говорила, что без матери тебе жизнь не мила, и что ты с ума сойдешь, и что любишь меня больше жизни… да? Так мне не нужна дочь-лгунья и дочь, не … не любящая меня, поняла? Девушка шокировано распахнула глаза и отпустила волосы, которые до сих пор еще сжимала. От ее мачехи можно было ожидать странностей, но чтобы так…жестоко. Подросток понимала, что, возможно, мама пьяна и не понимает, что делает. Однако еще она поняла то, что иначе, как во время пьянки, мама никогда не позвонила бы ей. Возможно, это — шутка, которую придумали мамины собутыльники, чтобы дочь отвязалась от нее. Эти типы легко могли пойти на такое. Ее мачеха была важной особой в их кругах — с деньгами от проданной мебели, с квартирой, пусть не пустующей, и тремя любовниками, которых время от времени видели в этой же компании. От людей подобного круга можно было всякого ожидать — подросток уже испытала это на своей шкуре. Воспоминания заставили девушку содрогнуться и покрепче сжать мобильник в руке. Такой метод избавления от общения с членами семьи напугал, но и удивил ее. Ведь в случае чего, легко можно было обвинить подростка в несерьезном отношении к последнему шансу, который давала ей мать. Но ведь они не серьёзно? — Мам, не надо шуток, пожалуйста. Я очень хочу, чтобы ты вернулась… Не шути так, мам…мне больно это слышать. В трубке раздался шум, после чего раздраженный голос мамы что-то начал доказывать людям по ту сторону провода. Казалось, будто они обсуждают дальнейший диалог, но подросток не стала заострять на этом внимание. Другие голоса в телефоне громко и резво что-то отрицали и подбадривали. Послышалась небольшая заминка, после чего мама ответила: — Я не шучу. Мне не хочется даже говорить с тобой! Не дочь, а кусок лживого дерьма! Мать дала тебе шанс, а ты? А она говорит, что я шучу! Да мне до одури противно, что ты не держишь своё слово, лжешь матери и потом заявляешь, что я тебе нужна больше, чем жизнь! Однако, как только нужно проверить твою любовь, ты отказываешься от своих слов и говоришь, что я шутница! Тьфу! Неблагодарная сволочь! Девушка съехала вниз, едва сдерживая слёзы. С каждым словом матери, брошенным таким пренебрежительным тоном, ей становилось больнее, хуже, противнее от самой себя. Уже не хотелось поверить в то, что мама шутит, в то, что это неправда. Она никогда не отказывалась от своих слов, но неужели по-другому поверить ей нельзя? У ее названной матери нет доверия к ней, только отвращение и ненависть из-за смерти отца. А ведь подросток так любила и любит свою мать. Но мама дает ей шанс, и не важно, какой и каким способом. Это обрадовало и немного подбодрило удрученную девушку. Мамин звонок означал шанс на жизнь с близким человеком, и возможно, шанс на прощение. От подобных мыслей лучше бы избавиться, но ведь ей так хотелось снять с себя весь груз вины и снова почувствовать себя любимой. — Или, может, уже оставишь все эти свои любовные штуки и уберешься из моей жизни? — по ту сторону линии послышался раздраженный вздох и реплика — Ведь ты и так мне жизнь испоганила. — Нет, мам! Я… прости, мам, умоляю тебя… Я правда без тебя сойду с ума! Не смогу, мама… — речь подростка прерывалась всхлипами, голос становился то выше, то ослабевал так, что его было почти не слышно. Девушка возненавидела себя так искренне, что эта ненависть витала в воздухе, душа и изматывая еще сильнее. Что-то в ней надломилось, хотя куда уж хуже? Она действительно говорила, что не сможет без мамы, и это не было ложью. — Правда, я говорила и сейчас так думаю. Нет, я точно знаю, мам! Подросток прекрасно понимала причину своей боли. Это было нежелание принять мать такой, как и нежелание понять и совершить этот выбор. Хотя подобное решение уже казалось ей обоснованным и, возможно, даже продуманным. Девушке необходимы родные или близкие люди рядом. После смерти отца мать бросила ее, а друзей или других родственников у подростка нет. Всю ее жизнь родители были рядом, пусть и не сильно помогая девушке. Но без близких ее ждет одиночество и пустота, благодаря которым она однозначно станет ничем. Безумство — подавление личности в человеке, становление животным, не способным нормально жить как в обществе, так и одному. Подросток боялась и клиник, и детдомов, и плачевного результата ее одиночества. Она не желала оставаться с миром один на один. — Но… я же умру, мам… Ты понимаешь? Я люблю тебя, но пойми… — Эта еще ерепенится! Ты моральная уродка! Я дала тебе нормальную жизнь, могу требовать и уважения к себе! Ты всегда говорила, что я тебе дороже всего. Так сделай же выбор — живи в детдоме в гордом одиночестве, или с матерью! А помрешь — всем пофигу на тебя! Я и мои… друзья приедем к нашему дому сейчас, — по голосу девушка поняла, что ее мачеха поморщилась на слове «нашему» — чтобы посмотреть, ну…, то есть проверить. Если мы не увидим как ты прыгнула, считай, что у тебя нет матери больше! В этот момент девушка осознала, что в действительности по-другому нельзя. Никак больше. Раздались гудки — мать бросила трубку. Подросток окончательно лишилась надежды. Откинула назад голову, ударившись о стену, и плотно сомкнула губы. Она не чувствовала ничего, кроме опустошения и боли. Выскользнувший из рук мобильник ударился о ее ногу. Девушке было все равно. Она обняла себя руками и закрыла влажные глаза. По ее щеке поползли соленый капли, а изо рта вырвался немой крик отчаяния. Ее голову наводняли мысли о смерти отца и ненависти матери. Это она разрушила их счастье! Она корила, упрекала, ненавидела себя так, что почти радовалась от того, что ей больно. Подросток закрыла руками лицо и разрыдалась. Она не видела причин жить. Даже если бы были, ей уже не хотелось. Однако после этой мысли слезы постепенно прекратились. Подросток начала чувствовать в себе решительность. Медленно, ледяными волнами она накрывала девушку, лишая возможности мыслить трезво. С каждым приливом решительности подростку становилось спокойнее, а в голове зрела одна единственная мысль, вытеснявшая все другие — «Шанс есть». От внезапного понимания причины своего спокойствия девушка вздрогнула. Но теперь это не казалось ей бредом воспаленного сознания или шуткой. Этот выбор — именно то, что ей нужно. Мамино прощение или смерть. В миг подростку все показалось таким простым и понятным. От облегчения и предрешенности судьбы она улыбнулась. Ее взгляд, полный понимания ситуации, легкой эйфории от предстоящего выбора и его неизбежности слегка напугал саму девушку, но она тут же отвела глаза от зеркала и нервно посмеялась сама над собой. Пусть за нее все решит судьба. Хотя она не заслуживает ни мать, ни счастливой жизни, шанс на это есть. Нужно всего лишь не разбиться…, а если она разобьется — то ей и, тем более, остальным будет плевать. Подросток встала и, покачиваясь, пошла к окну. Ее ноги запутались в ковре, когда она вошла в комнату, и девушка чуть не упала. Продолжив путь, она подошла к окну и одернула занавеску. В свете вечерних фонарей ей удалось разглядеть дорожку, по которой они с мамой гуляли каких-то полгода назад. Почти облетевшие деревья не мешали ей увидеть ни детскую площадку, ни качели, на которых она качалась раньше. Луна, едва появившись на небосклоне, была закрыта дымчатыми серыми тучками. Начал моросить мелкий дождь, холодный ветер стал обрывать последние листья с берез, которые росли возле дома. Под одним из фонарей подросток заметила нетрезвую компанию. Женщины иногда посматривали на окна квартиры девушки. Заметив, что на них смотрят в ответ, они обратили на нее внимание всей компании. Девушка отошла от окна. Сделав два шага вглубь комнаты, она подавила в себе приступ отвращения и рвоты. Но надо наконец-то действовать, табуретка под стареньким телевизором отлично подходила по высоте для того, чтобы встать на подоконник. Поэтому девушка не церемонясь вытащила табурет, и аппарат с гулким треском провалился на пол. Пальцы не слушались, но она смогла осилить деревянную раму. Подросток судорожно вдохнула осенний воздух и дрожащими ногами встала на подоконник. До ее ушей доносились свистки и крики людей внизу. Она посмотрела на компанию еще раз. Ближе всех стояла ее мачеха. Она неотрывно следила за падчерицей недоверчивым мрачным взглядом. Внутри девушки все сжалось. Она снова глубоко вдохнула, но холод не принес ожидаемого спокойствия, а только неприятно резанул по легким. «Шанс есть». Мысль колоколом била в голове девушки, не желая успокаиваться или отпускать ее. Ладони девушки вспотели, лоб покрылся холодной липкой испариной. Глаза лихорадочно блестели, взгляд перескакивал с предмета на предмет, не задерживаясь ни на чем. Подросток не просто собиралась с мыслями. Она твердо решила — выжить почти невозможно, но если она сможет — то вернется к матери. Как бы та ее ни гнала, подросток будет достойна, если у нее получиться. — Мама! Я клянусь тебе, что вернусь. Я обещаю. Помяни мое слово… Вызвав этой репликой у компании дружный гогот и смех, девушка стерла со своей щеки последнюю слезу. Чуть покачнувшись, она отпустила оконную раму и перенесла вес тела на ногу, занесенную над карнизом. Холодный ветер развивал ее волосы. Падая, она ускорялась, как и мысли, что обуяли ее голову вместо ледяного спокойствия. Подросток не прыгала, чтобы умереть как все самоубийцы. Она чувствовала, что летит навстречу своему последнему шансу.