«- Смерть приятна. - Мелодично разливается в моих ушах голос Ганнибала. Спокойный, вибрирующий тон. Нож выходит из моего живота и я прижимаю ладонями рану, чувствуя, как ноги у меня подкашиваются.»
Не помню, чтобы я так сделала. Мои руки были на плечах Лектера, когда он нанёс удар, я думала, что сумею — успею оттолкнуть его. Я распахиваю глаза и вижу, что ванна полная.«- Не сопротивляйся, Уилл. - Продолжает голос доктора в моей голове. - Ты скользишь в тёплую ванну.»
Я снова закрываю глаза и постепенно погружаюсь. Сначала плечи, голова, затем я убираю под воду локти, кисти рук. Вскоре всё моё тело скрывается под прозрачной толщей воды. Тепло окутывает меня.«- Ты была такой стойкой, Грэм. Пожалуй, - Лектер тянет, поднося окроплённый моей кровью нож к своему рту, - я съем твоё сердце. Я лежу на полу и не свожу с Ганнибала взгляда. За фигурой доктора видно полуоткрытую дверь в его кабинет. Слышны гудки в трубке. Я успела позвонить Кроуфорду, он и полицейские едут сюда. Протяну ли я до их приезда? Нужно любым способом задержать доктора Лектера, не дать скрыться, и не вырубиться от потери крови. - Ты прятала его ото всех. Хранила, как недоступную тайну. А мне готова была открыть, это так?»
Писк автоответчика отвлекает меня от воспоминания, граничащего с фантазией. Я не успела записать приветствие, поэтому за звуком сразу следовало сообщение. Звонили мне не часто, обычно Джек. - Грэм, это Блум. Я уже в аэропорту. Буду через час. Открыв глаза, я приподнимаюсь. В ванной воды нет, а по моим пальцам и вымокшей вконец футболке бьют ледяные струи душа.***
- Ты спала? Я не... - Когда я распахиваю перед ним дверь, спрашивает доктор Блум, но тут же осекается, заметив на мне мокрую одежду. По моему виду можно сказать, что я, решив сэкономить время, стирала и принимала душ одновременно. - Шланг оборвался и обрызгал меня. - Как-то по-оправдательски произношу я. И почему я оправдываюсь? - Входи. Я переоденусь. - Так мне, может, помочь? Или вызвать сантехника? - Нет, всё в порядке. Я починила. Проходи на кухню. Снежинки падают с пальто Блума и остаются мокрыми точками на полу. Я слышу, как чмякают грязные комки снега под подошвами его ботинок, когда он идёт к вешалке. После того, как он разувается, «чмяки» прекращаются. Я прикрываю дверь спальни. Переодевшись, я захожу на кухню и предлагаю гостю чего-нибудь выпить. Он соглашается на чай. Похоже, после неких проблем с градусными напитками в прошлом, Блум не пьёт ничего крепче чая, даже на кофе, к своему удивлению, я слышу отказ. Я завариваю слабый раствор и разливаю его по двум чашкам, одну ставлю перед Блумом и сажусь. Мы делим общую на двоих тишину. Я, глядя через стекло веранды на двор засыпанный снегом, ожидаю со стороны гостя первого вопроса. Минут через десять, в течении которых он не сводит с меня глаз, Блум делает глоток из чашки и говорит: - Какие лекарства ты принимаешь? Ты ведь принимаешь их? Беспокойство, с которым он это спрашивает, казалось бы, клеится к нему, как этикетка, при каждой нашей беседе, проявляется в каждом его обращении ко мне за все года прошедшие с нашего знакомства. - Принимаю. - Медленно поворачивая голову, отвечаю я. Виднеющийся до этого за влажными волосами профиль полностью сменяется на фас. - Ты спрашиваешь из-за моего неподходящего для приёма гостей вида, там, в прихожей? - Я переживаю за тебя, Уилл. Что тебе назначили? - Господи... Блум, ты не мой лечащий врач. Могу я сохранить хоть каплю загадочности? Мужчина кивает, соглашаясь. - Твой телефон бывает выключен. - Это из-за Джека... - Выдыхаю я, и хочу поскорее сменить тему. - А ты часто звонишь мне? Звонки Кроуфорда действительно начинали немного раздражать, а наше общение походило на монолог, я молча сидела, уткнувшись затылком в стену, а он говорил. Говорил обо всём, о своей жене, сломанных электроприборах. Обо всём, но только не о работе. Эту тему он старательно избегал. - Всегда, когда есть возможность. - Говорит Блум, как мне чудится, сухо. - Джек волнуется за тебя не меньше меня. Я бы приехал раньше, но никак не могли найти того, кто бы замещал меня на лекциях и заменил на семинаре. - Ерунда! Мне не нужна нянька. Ты носишься со мной, как... Я задумалась. - Как? - Спустя минуту переспрашивает Блум. - Как двоюродный брат что ли. - В это мгновение я задерживаю на нём взгляд. Я никогда не думала о развитии отношений с Блумом в другом направлении, помимо дружеского русла. Даже просто приятельского. Мужчина чуть заметно улыбается, но его глаза. Глаза его всегда грустные, серо-голубые, как осенняя река, готовящаяся к слёзам дождя по ушедшему лету. - Кстати, о лекарствах. Мне пора принимать некоторые таблетки. Я тебя оставлю на минутку? - Да, конечно. Я поднимаюсь и направляюсь в ванную комнату, она расположена за углом, дальше по коридору, ближе к спальне. У большого зеркала, прямо у двери, я останавливаюсь. Боль в области живота. Я собиралась надеть другую пижаму, однако решила, что разгуливать так перед моим гостем будет не совсем уместно, поэтому натянула спортивные штаны и блузу, поверх которой добавила трикотажную светло-синюю кофту. Было прохладно. Я задрала блузку и посмотрела на шрам.«- Ты была одинока и непонята до встречи со мной. Я твой близкий контакт за сколько? Пять? Девять лет?»
Голос Лектера преследует меня, настигает в тёмном коридоре. Я вздрагиваю и опускаю край блузы. Вытащив нужные капсулки из цилидрообразных баночек, я отправляю их в рот и запиваю водой прямо из под крана, а затем умываю лицо и возвращаюсь в кухню. Блум не тронулся с места, содержимое его чашки так же не убавилось, словно он, как фильм, «встал на паузу», когда я ушла. Встречаясь с ним взглядом, я вдруг вспоминаю, что мы никогда не оставались наедине, с нами в помещении всегда был кто-то третий. Теперь, когда мы одни, я понимаю, что Блум всё же имеет ко мне профессиональный интерес, а он понимает, что я понимаю. Нам двоим становится неловко, а мне вдобавок неприятно, я сознаю, что самый честный человек из моего окружения был не так-то честен со мной. Я уважала его за то, чего не было. - А это кто? - Разглядев за стеклом на пороге пса, интересуется мужчина. - А-а, это, Винстон. - Я подхожу к стеклянной двери и, отворяя её, впускаю собаку. - Нашла его тут неподалёку. Решила, потерялся. Но хозяева не откликнулись на объявления. Появился «тот самый третий», и нам обоим становится спокойнее. Потрепав животное за ухом с нежностью, я сажусь обратно за стол. - У тебя доброе сердце. - Говорит Блум. - Сердце... - задумчиво повторяю я.«- Я съем твоё сердце.»
- Сердце? Что-то не так с сердцем? - Доктор Блум замечает, что я уже не здесь, и тактично пытается вернуть меня из очередного наплыва фантазии в реальность. - Что? - Очерчивая взором его кругловатое лицо, я ощущаю, что Винстон трётся о ноги, и опускаю руку под стол, чтобы погладить животное. - Нет, всё в порядке. Ты не хочешь есть? У могу сделать тосты и положить на них сыр. - Тосты? Отлично! Я встаю, перешагнув прилёгшего у ножек моего стула Винстона, иду к холодильнику, достаю хлеб и сыр и кладу их на кухонную тумбу. Взявшись за нож, я замираю и рассматриваю широкое, по сравнению с ножом для резки линолеума, лезвие, смотрю, как оно блестит, при поворотах одной или второй стороной. Почти так же блестел нож в руке доктора Лектера в тот вечер.«- Если бы было что-то другое, что могло остановить, спасти тебя от одиночества. Что-то, кроме стали. Если бы ты приняла меня, этого бы не случилось, Грэм.»
- Грэм. - Звучит другой голос. Голос принадлежащий Блуму. - Как ты себя чувствуешь? - Лучше. - У тебя не кружится голова? Выглядишь растерянной. - Я просто устала. Совсем не выспалась этой ночью. - Кошмары? - Что-то вроде того. Я не могу сказать Блуму, что мои сны путаются у меня с реальностью. Нет, это расстроит его. В голове у меня выстраивается целая цепочка, следуя по звеньям которой, я могу аккуратно избежать правдивых ответов доктору. Настаёт момент, когда я впервые вру Блуму. - Знаешь, я почти не вижу снов. Это очень хорошо. Физическая боль покинула меня, и вскоре, думаю, по её примеру поступит душевная. Моя восприимчивость направлена не только на плохое, поверь. Мне нравится, что Блум слушает, не перебивая, не возражает мне и даёт время помолчать, пока я отрезаю от сыра куски и запихиваю хлеб в специальные отверстия тостера. Зачастую молчание куда лучше разговоров, можно ощутить в воздухе его излечивающий от тревог аромат. Щёлкает таймер на тостере. - Ну, вроде, готово. - Я достаю тарелку с нижней полки ящика наверху и оборачиваюсь к Блуму. Но его нет за столом. Я оглядываю кухню. Его нет. - Алан? - Зову я. Я редко называю доктора по имени. Его не оказывается во всём доме. Я возвращаюсь на кухню. Две чашки одиноко стоят на столе. Винстон растянулся во весь свой собачий рост, сунув хвост и задние лапы под стул. Я чувствую одиночество. Сейчас очень отчётливо. Оно, как невидимая, тяжёлая перина, накрывает меня, но не греет. Нисколько. Мне холодно. Так холодно, что плечи дрожат. От спазма в груди, мне кажется, я не смогу вдохнуть воздух.«- Твой последний сон близок, моя милая Уилла. Пожалуйста, закрой глаза и насладись им.»
Я в спальне, лежу на полу рядом с кроватью. Давление в грудной клетке исчезло. Поднявшись, я совершаю повторный обход по дому. Пусто. Моё отражение промелькивало в зеркале коридора неоднократно. Некогда привлекательное тело, прячущееся на работе за строгими брюками, пиджаками им в тон, и клетчатыми или одноцветными рубашками, сильно исхудало, а моя бледность походила на бледность покойника. Хлеб засох, а на сыре давно образовался толстый слой зелёной плесени. Память и протухшее содержимое холодильника подсказывают мне, что я ничего не ем вот уже недели две с половиной, если не дольше. Полная до краёв чашка, поставленная мной для Блума, сообщает, что гостя не было. Споры в голове начинают терзать мозг. Я облокачиваюсь на тумбу и краем глаза замечаю выпуск «ТЭТЛЕР». На раскрытой странице снимок моего обнажённого тела на больничной койке с трубкой торчащей из живота, рядом фото Фредди Лаундса и обширная статья самого журналиста. Я пробегаюсь взглядом по первым строкам, написанным крупным шрифтом. «МАНЬЯК-УБИЙЦА ГАННИБАЛ ЛЕКТЕР ПОЙМАН! СПЕЦИАЛЬНЫЙ АГЕНТ ФБР ГРЭМ В ТЯЖЁЛОМ СОСТОЯНИИ!». Я ещё раз смотрю на свою фотографию. Издательская цензура не пропустила оригинал. «Лаундс. Подонок.», - злобно думаю я, хватаю газету, комкаю её и отшвыриваю к плите. Винстон поднимает морду, прослеживая за моим действием. Я решаю принять предложение врача из больницы и лечь на время в отделение, какое нередко называют «Домом скорби». Джек, чувствуя вину за то, что произошло со мной, соглашается взять Винстона к себе до моего возвращения. Блум так и не приезжал с момента моей выписки.