Нет

      Когда исчезают родители, а вслед за ними пропадает маленькая принцесса, с рук Фобоса спадают все оковы. Его переполняют идеи: надев корону, он перекраивает государственный аппарат, ссылает большую часть аристократии в пустынные земли на окраинах, а самых непонятливых развешивает на виселицах вдоль дорог. Фобос не ищет друзей и не нуждается в советах, и постепенно в Меридиане не остается никого, способного повлиять на его решения. Каждую секунду, проведённую на троне, Фобос упивается абсолютностью своей монархии.       А потом случается это.       Однажды он просыпается и понимает, что не может встать с постели. Его выкручивает на простынях — вот-вот порвутся связки. Запахи свежего хлеба с кухни, чистых наволочек под головой, распускающейся в саду сирени бьют в нос наотмашь. И что-то течёт по бёдрам. Запуская трясущуюся руку под одеяло, он надеется, что увидит кровь, что его отравили, ранили… Но на ладони лишь прозрачная смазка. Фобос растирает её между пальцами, отказываясь верить своим глазам. А потом кричит. Слуги вбегают в комнату, топчутся вокруг, кудахчат, словно перепуганные куры. Кто-то приносит теплую воду, полотенца, и воздух наполняется горьким ароматом целебных трав. Глаза слезятся, но Фобос фиксирует в памяти чужие лица: он ненавидит каждого их них. Все они поплатятся за то, что видят.       Потом начинают действовать успокоительные зелья, снимают судороги, притупляют сознание, но ничто не может унять жара, терзающего плоть. Сгорая в беспамятстве, Фобос шепчет про себя одно и то же: «Никто не должен знать».       Так выглядит его первая течка: три дня, слившиеся в беспробудный кошмар. Но самое страшное не боль, не гудящая голова и даже не тело, которое невидимая сила вертит из угла в угол. Самое страшное — это желание. Возле Фобоса дежурят только женщины: те провонявшие пылью времен старухи, которые знают всё на свете. Они заставляют его пить настойки, касаясь головы короткими, сухопарыми пальцами, и только гордость удерживает Фобоса от жалкой мольбы. Он до дрожи в коленях хочет, чтобы его перевернули на живот и взяли, как базарную девку: костлявой рукой, ступкой, которой растирают травы, длинным толстым подсвечником со стола, чем угодно! Когда необходимость вставить в себя хоть что-то становится невыносима, безумие вдруг отступает. Фобос поднимает веки и смотрит на мир по-новому — отчаянно и зло. Его сознание ясное, а сердце стучит ровно, будто и не было мучительной лихорадки. Только неудовлетворённое желание ещё зудит под кожей, но с этим он может справиться.       Он сможет справиться со всем.       В тот же день, смыв трёхдневный пот и подсохшую смазку, он идёт в библиотеку. К сожалению, Фобос знает больше из смутных слухов и собственного опыта, чем находит в книгах: это проклятие, древнее как мир, неизлечимо и покрыто мраком тайны. Но самое главное: магические манускрипты говорят, что с ним можно сражаться. До следующей пытки есть ещё месяц, и Фобос бросается в работу, забыв обо всём. Он не покидает лабораторию ни днём, ни ночью, чтобы ко второй течке быть во всеоружии.       Его труды окупаются сторицей. Шептуны, беспрекословно верные, позволяют ему не сойти с ума, холодными лозами притупляют жар лучше любых наркотиков. Но в глубине души Фобос боится, что рано или поздно все меры окажутся напрасны. В книгах упоминается «истинная пара», с притяжением к которой бесполезно бороться, и он не может перестать думать об этом. Фобос не романтичная девица, он уверен, что «любовь с первого взгляда» его не коснется. Уверен, что никакое проклятие не сломает его настолько, чтобы превратить в безвольный придаток другого человека. Он успокаивает себя тем, что, возможно, со своей парой даже не встретится никогда.       Каждый день Фобос смотрит в зеркало, на корону, для которой рождён, и чувствует, как от страха холодит в солнечном сплетении.       Он старается выходить из дворца как можно реже, а позже перестаёт совсем: ростки Шептунов пронизывают Метамир — князь узнаёт всё, не выходя из тронного зала. И постепенно длинные коридоры дворца пустеют: слабости правителя не должно быть свидетелей. Любая сплетня карается смертью.       Вскоре Фобос зарабатывает репутацию жестокого и безжалостного тирана, в силе которого не смеет сомневаться никто. В его постыдную тайну остаются посвящены только самые доверенные лица. Точнее — одно лицо.       Змеиный запах Седрика чужд человеческому, и не тревожит Фобоса даже во время лихорадки.

***

      Есть две главных проблемы. И у обеих пока нет решения. К тому же, есть тысяча мелких: бунты в Метамире вспыхивают, как лесные пожары. Седрик носится из провинции в провинцию, в безуспешной попытке успеть везде. Ему почти удаётся уничтожить базу повстанцев, когда принц врывается в его голову и приказывает вернуться. Седрик подчиняется: голос, разрезающий мысли, непреклонен.       А вот его обладатель измучен и бледен. Сколько Седрик помнит, Фобос всегда был худощав, с черными тенями, залегшими у глаз, но в такие дни он похож на мученика, только сошедшего с дыбы. Сгибаясь в поклоне, Седрик радуется, что явился в змеином обличье. Кто бы мог подумать, что эта форма пригодится ему не только своей мощью, но и своим уродством.       — Он в Меридиане, — говорит Фобос.       Седрик сразу понимает, кто такой «он». Потому что две главных проблемы, которым посвящена вся служба Седрика, это «Он» и «Она».       — Он тоже меня чувствует, так что будет где-то рядом. — Фобос бросает Седрику розу, и тот ловит её, влажную, словно от росы, осторожно обхватывает пальцами изящный стебелек. — Приведи его сюда.       Седрику не хочется думать, что дрожь в голосе принца — от предвкушения.       Покинув тронный зал, Седрик подносит цветок к носу, глубоко вдыхает и не чувствует ничего. Никакого запаха. Седрик не тронут проклятием (или даром, как говорят некоторые). Ему хочется раздавить треклятый бутон, поэтому он прикалывает розу к мантии. Истинная пара Фобоса — какой-то незнакомец, с которым они и не виделись ни разу. Бессмыслица! И Седрик должен помочь ей сбыться.       Впервые на его памяти задание выполняет себя само: альфа приходит уже на следующий день. Рыщет возле стен дворца и раздувает ноздри словно собака, почуявшая след. В каком-то смысле так и есть. Едва завидев Седрика, он несётся к нему и бесцеремонно сдирает цветок с мантии, прижимает к губам. Похоже, огромный змей-оборотень его ничуть не пугает: парень счастливо прыгает вокруг.       — Откуда, откуда это у тебя?!       Седрику становится мерзко. И от чужой радости, и от чужой привлекательности. Альфа перед ним высокий, широкоплечий. Дорогая одежда говорит о благородном происхождении. Правильные черты лица обрамлены тёмными кудрями, будто картинка рамкой.       Хотя будь он даже распоследним нищим уродом — всё равно получил бы свою омегу, ведь так?!       Разговаривать не хочется, и Седрик бросает только:       — Следуйте за мной.       Он ведёт парня во дворец по петляющим мрачным коридорам. На любого посетителя они производят гнетущее впечатление, но альфе всё равно — он несётся чуть впереди, безошибочно находя путь. На крыльях, мать его, любви. Седрик не может отказать себе в удовольствии придержать зарвавшегося щенка за шкирку: он не позволит кидаться на принца с объятиями, пока тот сам не разрешит. Седрик кусает щеку изнутри, сдерживая шипение, готовое сорваться с губ. А что ты будешь делать, когда разрешит? Когда этот смазливый паренёк наденет корону консорта и станет принцу ближе всех? Заменит целый мир, как это бывает у пар такого типа? Седрик знает точно, ведь всё, что написано об альфах и омегах, он прочёл давным давно.       Он едва ли не вносит парня в тронный зал, крепко держа за загривок. Фобос уже на троне, ждёт, и Седрик радуется, что за чешуёй легко скрыть эмоции. Маска почтительности трещит по швам.       Когда они подходят ближе, Фобос подается вперед всем телом, приоткрыв рот. Его глаза широко распахивается. В них столько желания, что Седрику хочется перевоплотиться и скрыться за портьерой. Парень дергается в его руках, улыбается по-дурацки и смотрит точно так же, хмельно. Говнюк. Седрик прикидывает, как бы скрыться быстро и незаметно, когда от взглядов эти двое перейдут к действиям. Приказа можно и не дождаться: после стольких лет мучений, Фобосу будет не до приличий. Почему было не назначать свидание прямо в спальне, чтоб вас...       Не отрывая глаз от своего альфы, Фобос пытается встать, но его руки вдруг обхватывают черные лозы, шипами впиваются в запястья, пригвождая к месту. Судорога боли проносится по бледному лицу, смывая вожделение, серые глаза проясняются. Фобос делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду.       — Убей его.       Седрика не нужно просить дважды: человеческая шея ломается в лапе с тихим хрустом, парень даже не успевает вскрикнуть. Но от высоких стен отражается стон: Фобос горбится, длинные волосы падают на лицо. С подлокотников трона капает кровь. Седрик отводит взгляд и ждёт долгую, томительную минуту, пока его повелитель справится с собой.       В тишине труп медленно сползает на пол.       Когда Фобос выпрямляется, Седрик вновь видит знакомый стальной взгляд.       — В следующий раз это должна быть моя сестра.       Лозы отпускают израненные запястья. Он уходит, держа спину идеально ровно, укутанный в свою гордость как в бархат. Седрик почти видит, как за ним тянется тяжелый шлейф.       А потом подносит пальцы к губам и касается их кончиком языка.       Сладковатый запах смерти он чувствует прекрасно.