Гений в пейзаже и вне его

Ханна подняла голову, прислушиваясь к доносящимся из соседней комнаты звукам рояля. — Гас снова играет? — Как видишь, — довольно равнодушно ответил Валентайн, не отвлекаясь от работы – он что-то увлеченно высчитывал на портативном компьютере. – То есть, прости, слышишь. Ханна нахмурилась. — Что это за тон? Ты, кажется, в последнее время в плохом настроении. Это из-за Бернарда? Валентайн нервно стукнул по клавише. — Твой приятель из Сассекса здесь ни при чем. Признаюсь, он весьма раздражает своим… чрезмерным энтузиазмом и кичливостью, но я давно приучился не обращать на таких личностей внимание. — Нашел мне приятеля, — рассердилась Ханна. – Это что, ревность, Вал? — Отнюдь. Джарвис бросила на своего собеседника гневный взгляд. В последнее время ее так называемый «жених» раздражал писательницу немногим меньше, чем Бернард Солоуэй, своим странным поведением, непонятными, туманными речами, главной темой которых были математические вычисления увеличения численности популяции не то лесных зайцев, не то прудовых рыбок, и почти пугающей, несвойственной ему меланхоличностью. — Валентайн Каверли! Будь добр изъясняться понятнее!! – зло произнесла Ханна, вставая с кресла. Гас, закончивший играть и как раз в этот момент робко приоткрывший дверь в комнату, вздрогнул, вжал голову в плечи и, опустив глаза, бросился вон. — Ханна! – укоризненно произнес Валентайн, поднимаясь из-за стола. — Прости, — несколько смущенно сказала писательница, — я его не увидела. Я не хотела его пугать. Валентайн, вздохнув, решительно направился следом за братом, но в дверях, к своему крайнему неудовольствию, столкнулся с Бернардом, который, против обыкновения, выглядел несколько растерянным. — Его только не хватало, — пробормотала себе под нос Ханна. — Гм, прошу прощения, — кашлянув, произнес Бернард. – Валентайн, кажется, твой брат чем-то расстроен. — Я повысила голос, — смущенно призналась Ханна. – А Гас не выносит крика. — Позвольте, — Валентайн решительно отодвинул Солоуэя с пути и вышел из комнаты. Бернард посмотрел ему вслед и задумчиво потер нос. — Хм-хм, жаль… А я хотел, чтобы он выслушал мою теорию… — Нашел еще какое-то письмо Байрона, или Ходжа, или Чейтера? – поморщилась Ханна. – Сделай одолжение, уволь меня от выслушивания твоих безумных идей. Все равно все они притянуты за уши. — Нет, ты послушай! – воодушевленно воскликнул Бернард, шурша бумагами. – Байрон гостил в имении Каверли и охотился с сыном хозяина, Огастесом Каверли… Ханна с измученным видом закатила глаза. Валентайн нашел брата там, где и думал его найти – в самом дальнем углу комнаты с фортепьяно. Гас сидел на полу, обвив руками колени и уткнувшись в них лицом. Старший Каверли мягко, без лишнего шума закрыл за собой дверь, но Гас все равно вздрогнул и сжался еще больше. — Гас, — невозмутимый Валентайн подошел к брату. – Гас? Юноша не шелохнулся. Вздохнув, Валентайн присел рядом с братом и положил руку ему на голову. — Гас. Все хорошо. Ханна не сердится на меня, она случайно повысила голос. Не бойся, никто не ссорился. Гас, помедлив, неуверенно поднял голову, вглядываясь в лицо брата и словно пытаясь что-то прочитать по его глазам, и наконец робко улыбнулся. Валентайн кивнул, продолжая гладить брата по волосам. — Успокоился? Молодец, — он коротко поцеловал Гаса в лоб. – Поиграй пока еще, а мне нужно… Гас! Договорить старший Каверли не успел – юноша, внезапно подавшись вперед, крепко-крепко обнял его и прижался к нему всем своим дрожащим тщедушным телом, спрятав лицо у него на груди. — Гас, — Валентайн попытался смягчить звучащее в голосе недовольство, но вышло не слишком удачно. – Отпусти, мне нужно возвращаться к делам. Гас! Младший Каверли вздрогнул и, отстранившись, посмотрел на брата полными недоумения влажными глазами. На лице его проступила обида, губы задрожали, и юноша, медленно разжав пальцы, отпустил брата и снова вжался в угол и опустил голову. Валентайн, мысленно обругав себя, решительно выскреб младшего из угла, в который тот забился, и прижал к себе. — Ну прости, Гас. Я в дурном настроении из-за этого Солоуэя, который рыщет по всему имению в поисках информации, как шакал. Я не хотел на тебе срываться. Гас, услышав извинения из уст брата, просиял и с любовью посмотрел на него. Не приходилось сомневаться, что, несмотря на обиду, он мгновенно простил брату его холодность и сдержанность. Валентайн, желая загладить вину, ласково провел пальцами по щеке младшего и невольно залюбовался им. Гас был прелестным юношей – его красивое, открытое, по-детски нежное лицо с большими карими глазами и чувственными, капризными губками, не могло не вызывать безотчетного умиления этим очаровательным, робким, пугливым мальчиком и не пробуждать в окружающих страстного желания защитить это хрупкое, ранимое создание с ангельским ликом и ангельской душой. Не просто же так Валентайн спросил у только что приехавшего Бернарда о его ориентации. Многие из гостей семьи Каверли, причем относящиеся к сильному полу, весьма двусмысленно поглядывали на младшего сына Крумов, но Валентайн неусыпно следил за каждым их движением и не отходил далеко от брата, не позволяя дорогим гостям даже приближаться к Гасу и объясняя это тем, что его младший чересчур пуглив и робок после испытанного в пятилетнем возрасте шока. Гости расстраивались, сочувствовали, но лезть к младшему Каверли не решались – опасаясь не столько чужих подозрений и возможных слухов, сколько убийственно мрачного, угрожающего взгляда Валентайна Каверли, которого прежде считали мирным ученым, поглощенным своими исследованиями в области биологии. Гас приник к ладони брата, жадно ловя эту ласку, и вдруг, осмелев, потянулся к старшему, неуверенно приоткрыв нежные, чуть припухлые детские губы. Валентайн вздохнул и со смиренным видом склонился над братом, мягко, бережно целуя его. Гас тихонько застонал и требовательно обнял его за шею, углубляя поцелуй, еще сильнее прижимаясь к старшему, пытаясь забраться ему на колени… — Гас, — Валентайн мягко отстранился. – Не здесь и не сейчас. В глазах младшего выступили слезы разочарования, но он закусил губу и послушно кивнул. «Да, я знаю, у тебя дела», — говорил его взгляд, в котором обида, подпитываемая желанием, безжалостно топила робость и послушание. Валентайн снова вздохнул и, не выпуская брата из объятий, вместе с ним поднялся на ноги. — Хорошо, Гас. Как хочешь, — шепнул он на ухо младшему. Гас удивленно распахнул глаза, но Валентайн этого не увидел. Взяв брата за руку, он решительно повел его за собой на второй этаж особняка Каверли. Он почувствовал, как радостно и взволнованно затрепетал Гас, когда понял, что старший привел его в свою комнату. Валентайн отпустил брата, чтобы запереть за собой дверь, но в этот момент Гас, дрожащий от желания, прижался к спине старшего и обнял его за талию, уткнувшись носом куда-то ему в лопатку. Валентайн накрыл ладонь брата своей, сжал и, потянув на себя, заставил Гаса развернуться лицом к нему. Наклонился, чтобы мягко коснуться губами щеки младшего, но тот внезапно повернул голову и жадно впился в его губы, обвил длинными тонкими руками его шею, блаженно прикрывая глаза. Несколько опешивший от такого самоуправства обычно робкого и стеснительного брата Валентайн помедлил и неуверенно обнял младшего за талию. — Ты хочешь? – отстранившись, тихо спросил старший Каверли, пытливо заглядывая брату в глаза. Гас залился краской и, потупившись, коротко кивнул. — Уверен? Юноша низко опустил голову. — Гас? Вместо ответа младший Каверли вдруг подался вперед и снова прижался всем телом к брату, крепко обхватив его руками и вцепившись пальцами в его пиджак. — Хорошо. Он мягко поднял его на руки – худенький и стройный Гас весил как пушинка – и перенес его на кровать. Не успел он сам присесть рядом, как брат бросился ему на шею, да с такой силой, что чуть не опрокинул его на спину, и приник губами к его губам. Валентайн, едва успевший подставить руку, чтобы не рухнуть навзничь, начал подозревать, что что-то не так. — Гас, — он мягко отодвинул брата и, крепко взяв его за плечи, посмотрел ему в глаза. – Что случилось? Младший Каверли вздрогнул и жалобно взглянул на него – он понял, что брат о чем-то догадался, но явно не хотел отвечать на этот вопрос, однако врать или уходить от ответа не мог и не умел. — Гас, — настойчиво повторил Валентайн. Юноша сжал дрожащие губы и бросил взгляд на дверь и куда-то вниз. Валентайн уже давно научился понимать брата без слов и достиг в этом нелегком искусстве не меньших успехов, чем Валентина де Вильфор, без особого труда угадывавшая все, что хотел ей сказать ее парализованный дед, и потому сообразил, что взгляд этот предназначен кому-то, кто находится этажом ниже. — Ханна? – Валентайн удивленно вскинул бровь. Гас, густо покраснев, кивнул. – Но я думал, она тебе нравится. Гас подтвердил слова брата очередным кивком, но потом так выразительно посмотрел на старшего, что Валентайн, поняв его мысли, от удивления опустил руки. — Ты… Ты думаешь, что я ухаживаю за Ханной? Гас так сжал губы, что они побелели. — Ох, Гас… — Валентайн тяжело вздохнул. – Ханне приятно мое общество, а я люблю беседовать с ней и работать в ее компании, но это вовсе не значит, что между нами что-то есть. Ханна – самая потрясающая женщина из всех, что я знаю, но о любви речи и быть не может. Да даже Хлоя уже поняла, что я называю ее своей невестой в шутку. И потом, она сама говорила, что ни за что не выйдет замуж. Гаса, судя по всему, эти слова ни капли не успокоили. Он тихо всхлипнул и прижал руку ко рту, словно сдерживая рыдания. — Гас, Гас, — Валентайн, взволнованный и почти напуганный, пересел поближе к нему, обнял брата одной рукой и прижал к себе, заставив его опустить голову ему на плечо. – Перестань. Ты же знаешь, что я тебя люблю. Гас сгреб в кулак ткань рубашки на груди брата и потерся щекой о его плечо. Валентайн со всей возможной лаской погладил его по волосам и, удостоверившись, что брат больше не дрожит, как осиновый лист, взял его за плечи. — Гас… Младший безропотно дал уложить себе на кровать и с беззащитным, умоляющим видом, как ребенок, просящий, чтобы его взяли на руки, протянул ладони Валентайну, склонившемуся над ним и расстегивающему свою рубашку. Старший Каверли перехватил его запястье и нежно поцеловал бледную тонкую ладошку. Запоздало он вдруг вспомнил, что оставил свою черепашку Молнию в гостиной, что она наверняка снова заползет куда-нибудь и ему в очередной раз придется искать ее по всей комнате. Но сердиться на Гаса за такую мелочь было невозможно. Валентайн давно заметил, что в принципе не может злиться на младшего брата. Более того – на его памяти никто, за исключением отца, не вымещал гнев на Гасе – слишком он был хрупким, слишком чувствительным, слишком ранимым… Впрочем, главу семейства Каверли все его отпрыски в той или иной мере старались избегать. Гас, видя промедление брата, жалобно застонал и схватил его за рукав. — Да, Гас, сейчас… — пробормотал Валентайн, сдергивая с себя пиджак и рубашку. Младший обвил руками его шею, исступленно, как умирающий от жажды, припал к его губам. Он был слишком тороплив, слишком поглощен желанием, чтобы думать о насущных вещах вроде снятия одежды или удобной позы – это Вал понял уже давно. Гас всегда был не от мира сего – и мать называла его гением всерьез, Хлоя – в шутку, а некоторые знакомые семьи считали его просто душевнобольным и не брали в расчет. Но грань между гениальностью и безумием порой очень тонка… Ведь сам Валентайн – талантливый ученый, биолог, естественник, — поначалу думал, что сходит с ума. Иначе как еще объяснить его ненормальное, немыслимое, безумное поведение в отношении младшего брата? — Гас, потерпи, — прошептал Валентайн, отстраняясь, чтобы приняться за одежду младшего. Гас послушно приподнялся, чтобы позволить брату снять с себя рубашку. Он дрожал – не от страха, он никогда не боялся делать этого с Валентайном, — а от нетерпения, и, едва брат стянул с него брюки, потянулся к нему за новым поцелуем. Вал мягко, но настойчиво уложил младшего обратно и привычным движением раздвинул ему ноги. Даже после многих их ночей Гас оставался неумелым и зажатым – и потому нужны были долгие ласки, чтобы он расслабился. Он был узким, тесным – и ему всегда было больно, как бы тщательно Вал его ни подготавливал. Но Гас прощал ему любую боль – в конце концов, это было его желание… И когда они занимались этим, Гас – безмолвный, боязливый, робкий Гас, от которого трудно было ожидать какой-либо страстности или требовательности, — стонал под ним в полный голос, бился, выгибался, отчаянно, судорожно хватался за брата, словно боясь упасть с неведомой высоты, плакал, вскрикивал от особенно сильного или резкого движения, но никогда, ни разу не жаловался на боль и не просил остановиться. Он отдавался с болезненным, сладким упоением, самозабвенно и в то же время как-то требовательно – и Вала поражала эта способность брата дарить себя и одновременно каким-то неописуемым образом властвовать, как поражала мать его так называемая «гениальность», которую сам Валентайн считал тонким, острым чутьем находящегося на грани душевной болезни, отточенной интуицией умного и проницательного юноши, которому свойственны внезапные озарения. С этой точки зрения Гас был намного мудрее и его, и Ханны, и Бернарда… Валентайн сделал последний толчок, кончая в брата, и торопливо накрыл его губы своими, заглушая пронзительный крик. По телу Гаса пробежала судорога, он изломался всем телом, кривясь и жмурясь от боли, а потом с облегченным вздохом упал на кровать. Грудь его часто вздымалась, слипшиеся от слез ресницы дрожали, а на губах, безмолвных и немых, коротким выдохом застыло имя. Вал. Валентайн наклонился, целуя засыпающего брата в губы, и накрыл его одеялом, а сам встал. Он бы с удовольствием прилег рядом с Гасом, но у него еще остались дела на сегодня. И потом, его ждала Ханна… — Вал, ты здесь? – раздался из-за двери голос Джарвис, заставивший Валентайна вздрогнуть. – Я вхожу. — Ханна… Писательница действительно отличалась непосредственностью – а может, считала себя достаточно близким другом Вала, чтобы входить в его комнату без разрешения. Вал едва успел накинуть на себя рубашку, как Ханна распахнула дверь. — О, вот ты где! Извини, ты переодевался? Слушай, этот Бернард… Но тут взгляд ее зацепил макушку спящего в постели брата Гаса, и она осеклась. Валентайн замер и сжал губы. Выглядел он на удивление спокойным. — Гас? – Ханна неуверенно подошла к кровати. – Почему он здесь? Ему плохо? Она осторожно отогнула краешек одеяла и отшатнулась, заметив на шее юноши ярко-красный след от засоса. Джарвис переменилась в лице, бросила потрясенный взгляд на полуодетого Валентайна и приоткрыла рот, словно собиралась что-то сказать, но не произнесла ни слова. А потом в глазах ее проступило понимание. — Вал… Старший Каверли с невозмутимым видом застегнул рубашку. Ханна тяжело дышала; лицо ее покраснело от гнева, пальцы судорожно сжались. Если бы взглядом можно было убить, от Валентайна уже осталась бы горстка пепла. Ханна была в такой ярости, что не могла выдавить ни слова. Наконец, взяв себя в руки, она глубоко вздохнула и мрачным, тяжелым тоном произнесла: — Вал, кажется, нам нужно поговорить. — Ну ты и гад, — шипела Ханна, нервно меряя шагами гостиную. – Ублюдок, подлец, скотина, мерзость, тварь, су… — Милая, ты мне это твердишь уже добрых десять минут, — невозмутимо заметил Валентайн, как ни в чем не бывало печатающий что-то на ноутбуке. – Кажется, ты хотела поговорить, но награждение меня разной степени оскорбительными эпитетами под определение высокоинтеллектуальной беседы мало подходит… — Вал, ты сволочь! – рыкнула Ханна, резко разворачиваясь и всплескивая руками. – Черт тебя побери, ты еще большее дерьмо, чем Бернард! А я считала тебя самым приличным и благородным человеком из всех моих знакомых! Но такого… господи ты боже, я и подумать не могла! — Что именно? – уточнил Валентайн, не отрываясь от компьютера. — Что ты трахаешь своего младшего брата! – рявкнула Ханна, напрочь забыв, что их могут услышать. — Хм, — задумчиво хмыкнул Каверли. – Я, конечно, знал, что ты не стесняешься грубой лексики, Ханна, но чтобы до такой степени… — А как, КАК это еще назвать? – Ханна зло ударила ладонью по столу. — Любой язык богат синонимами, не говоря уже об эвфемизмах, кои вполне можно было использовать вместо только что употребленного тобой выражения, — преспокойно ответил Валентайн. Ханна изумленно округлила глаза – она не понимала, издевается он или действи-тельно не считает свое отношение к брату чем-то из ряда вон выходящим и не видит себя обязанным оправдываться. Джарвис, внезапно почувствовав упадок сил, медленно опустилась на стул. — Вал, — медленно произнесла она, — ответь мне: какого черта ты творишь? Ты ведь… ты ведь не такой человек! Я ни за что не поверю, что ты затащил в постель своего собственного брата лишь ради получения извращенного удовольствия. — Я рад, что ты обо мне такого мнения, Ханна, — кажется, впервые за время разговора в голосе Валентайна прозвучала искренность. – Однако ж… — Вал, черт тебя дери, да он же еще мальчик! – воскликнула писательница, хватаясь за голову. – Ему пятнадцать лет! Пятнадцать! Ты старше его в два раза!! — Мне двадцать семь, — как бы невзначай заметил Каверли. — Да какая разница! – Ханна резко встала, с шумом отодвинув назад стул. – Он еще ребенок! У Вала дернулась щека, и пальцы его споткнулись на клавиатуре, но он ничего не ответил и продолжил печатать. Ханна, замолчав, прищурилась, пристально вглядываясь в его лицо. — Ты же не хочешь сказать, что это он тебя?.. Губы Валентайна дрогнули, но он снова промолчал. — Вал, твою ж ***, я никогда ничего не спрашивала про вашу семью и до сих пор не считаю себя вправе вмешиваться в ваши личные дела, но это уже слишком!! Каверли с такой силой захлопнул ноутбук, что Ханна вздрогнула от неожиданности. — Хочешь знать? – язвительно спросил Валентайн, пытаясь скрыть раздражение. – Ну так я расскажу. Помнишь, я упоминал, что Гас говорил, пока ему не исполнилось пять? – и, едва обратив внимание на кивок писательницы, продолжил: – Когда ему было пять, отец пригласил к нам в гости одного из своих коллег. Они как раз работали над каким-то важным проектом и нуждались друг в друге, так как результат обещал быть грандиозным. Этот педофил начал засматриваться на Гаса, едва переступив порог нашего дома, и… — О боже, — прошептала Ханна, прижимая руку к груди и медленно опускаясь на диван. — Отцу тогда пришлось ненадолго отлучиться по какому-то делу, мать уехала за семенами для сада и потащила с собой Хлою, я же учился, хотя и должен был вот-вот вернуться домой на выходные, и гость очень выручил всех, сказав, что посидит дома вместе с маленьким Гасом, — Валентайн мрачно усмехнулся – не то собственным воспоминаниям, не то полному ужаса лицу побледневшей Ханны. – Я успел в самый последний момент. Мне повезло, что я попал на более ранний поезд, а иначе… — он тяжело провел рукой по лицу. – Я услышал крик уже у порога, бросил вещи у двери и ворвался в комнату Гаса. Опоздай я хоть на несколько секунд… — лицо его исказилось. – Я буквально вырвал плачущего Гаса из его объятий. Я был в бешенстве, я кричал, что он за это поплатится, что я все расскажу отцу, — он брезгливо скривил губы. – Но этот червяк вывернулся. Преимущество было на его стороне: отец скорее бы поверил ему, чем нам, не говоря уже о том, что ему отнюдь не хотелось терять такое выгодное сотрудничество. А внезапную немоту Гаса он приписывал его своенравию и упрямству, коими, надо сказать, Гас никогда не отличался. Но отец всегда ставил работу на первое место, и я не уверен, что семье в его маленькой иерархии ценностей когда-нибудь удавалось пробиться хотя бы на третье. То же касается и матери. Она милая женщина, но весьма недалекая… Только Хлоя жалела Гаса, хотя и не знала, что произошло. Ханна, во время его рассказа яростно кусавшая губы и судорожно сминавшая полы пиджака, приподняла очки, чтобы вытереть глаза, и шмыгнула носом. — И какое… — несколько придя в себя, произнесла она хриплым, напряженным голосом, — какое, позволь узнать, отношение это имеет к тому, что вы сейчас… Валентайн, не глядя на нее, нервно куснул костяшку пальца. — После этого происшествия Гас не только перестал говорить. Из прежнего жизнерадостного, энергичного мальчика он стал замкнутым, пугливым, робким… Мы надеялись, что со временем это пройдет, но лучше не стало. Краем глаза заметив сами собой шевелящиеся на столе бумаги, Вал невозмутимо вынул из-под них Молнию и посадил ее на ноутбук. — Лишь с твоим появлением он стал чуть смелее. Ты ему понравилась, и стремление завоевать твою симпатию заставило его быть общительнее и активнее. Но еще до этого, — Валентайн задумчиво погладил черепашку по панцирю, — он пришел ко мне. Ханна вздрогнула. — Сам?! Каверли слегка сдвинул брови. — Он случайно застукал Хлою с ее парнем в гостиной. Ну и ты сама должна пони-мать, что… — Что у него как раз завершалось половое созревание, а подходящих для первого опыта девочек поблизости не наблюдалось? – не без ехидства закончила за него Ханна. Валентайн, не обратив на ее подкол ни малейшего внимания, потер подбородок. — Не уверен, что его так уж привлекают девочки. Хотя, судя по тому интересу, который он проявлял, а может, и до сих пор проявляет, к тебе… Но, в общем, да, ты права. И он пришел ко мне. Ханна пожевала губами. — Ну-у, это понятно. Он всегда был к тебе особенно привязан… — Даже не представляешь, насколько, — Вал качнул головой. – Он нуждался в защите, в опеке, в заботе, но он побаивался отца, а мать никогда не была к нам особенно близка и очень редко проявляла свою любовь. А я спас его в тот раз – и естественно, что никто не пользовался большим его доверием, чем я. — И что, он пришел к тебе, смущенно показал на выпуклость на штанах и с невин-ным видом попросил его отыметь? – Ханна снова завелась. — Если ты думаешь, что я мгновенно согласился и радостно завалил его на кровать, то ты ошибаешься, — Валентайн снова пропустил ее ехидство мимо ушей. – Я говорил ему, что он должен либо найти себе девушку, либо заняться самоудовлетворением, но первый вариант привел его в ужас, а второй в недоумение. — О-о, и ты поспешил просветить его относительно самоудовлетворения? — А можно я не буду рассказывать тебе подробности своей сексуальной жизни? — Ты сейчас говоришь не о себе, а о своем брате. — Тем более, — Валентайн откинулся на спинку кресла. – Но если тебе так неймется знать – то да, я его, как ты сама выразилась, просветил. Но его это не удовлетворило, как ни двусмысленно это звучит. Он хотел не секса; он хотел меня. — Чудно, — на лице Ханны отразилось омерзение. – И ты из большой любви к братику согласился его трахнуть. — Я всего лишь исполнял его желание, Ханна, — невозмутимо ответил Вал. – Я не мог ему отказать. — Прекрасная отмазка, Вал, просто прекрасная! – Джарвис порывисто встала. – «Я трахаю своего любимого младшего брата, потому что он хочет меня, а я ни в чем не могу ему отказать»! — Вроде того, — подтвердил Каверли, хотя в глазах его на мгновение промелькнули обида и возмущение. – Ты же знаешь, Ханна, я не интересуюсь мужчинами, и уж тем более я никогда бы не запал на собственного брата-подростка. Ханна грязно выругалась. — Это самая большая мерзость, с которой я когда-либо сталкивалась в своей жизни! Меня тошнит от тебя, Валентайн Каверли! Входная дверь негромко скрипнула, и Ханна торопливо оборвала себя. На пороге стоял Гас – встрепанный со сна, красный, с жалобными, полными слез глазами, рассеяно теребящий рукав куртки. Джарвис охнула, прикрывая рот рукой – она помнила, как влияет на юношу громкий крик. — Гас, — обескуражено произнес Валентайн, вставая, – он тоже никак не ожидал появления брата. Младший Каверли вдруг сорвался с места и бросился к брату, обнял его, прижался к нему, уткнувшись носом ему в грудь, глухо всхлипнул, а потом обернулся, бросая на Ханну просящий, жалобный взгляд. Не ругайте его. Он ни в чем не виноват. — Гас… — выдохнула Ханна, опуская руки. — Гас, — Вал погладил брата по голове. – Все хорошо, не бойся. Мы просто разговариваем. Пожалуйста, иди в свою комнату. И он, и Ханна ожидали, что юноша беспрекословно выполнит просьбу, но, к их крайнему изумлению, Гас вдруг протестующее замотал головой и поднял на брата грустный взгляд. — Гас, — настойчиво произнес Валентайн, — иди к себе. Младший Каверли закусил губу и снова прижался к нему, да с такой силой, что Вал пошатнулся. Ханна заметила, что Гас дрожит. — Гас, — в голосе Валентайна появилось раздражение, — я сказал: иди в свою комнату. Гас! Он силой оторвал от себя брата и слегка встряхнул его за плечи. Юноша, не ожи-давший такого, поднял на него испуганный, затравленный взгляд. У Ханны сжалось сердце. — Вал! Валентайн отвлекся на ее оклик, и Гас, воспользовавшись этим, вырвался из его рук, отступил на пару шагов, а потом, судорожно всхлипнув, бросился вон. Валентайн обессилено упал в кресло. — Вал… — дрожа от ярости, выдохнула Ханна. – Ты действительно самая большая сволочь, которую я встречала в своей жизни. Каверли со вздохом прикрыл глаза рукой. — Приветик! – сияющая Хлоя заглянула в гостиную и, увидев одинокую Ханну за работой, удивленно вскинула брови. – Ой, а Вал где? — Напился как свинья и отсыпается в своей комнате, — мрачно ответила Ханна, зло черкая бумагу. Хлоя округлила глаза. — Вал? Напился?! Да не может быть! — Почему не может? Помнишь, как он надрался во время карнавала? – буркнула Джарвис. — Ну так то во время карнавала! А Вал кроме как по праздникам и капли в рот не берет! Что-то случилось? – забеспокоилась девушка. – Его опять Бернард довел? – она решительно сжала кулачки. — Спроси у него сама, — Ханна подняла голову, заслышав скрип лестницы. – А вот, кстати, и он. Валентайн, кряхтя, спустился по лестнице. Испуганная Хлоя посторонилась, про-пуская брата в гостиную. Старший Каверли, держась за голову и едва не вписавшись лбом в косяк, похромал к стулу и с коротким стоном упал на него. — Опохмелиться? – ехидно предложила Ханна. Валентайн только отмахнулся. — Вал, что с тобой? – Хлоя бабочкой закружилась вокруг брата. – Ты же никогда не пил! И вдруг… — Хло, угомонись, — поморщился Валентайн. – От твоей трескотни голова раскалывается… Ханна со злорадством понаблюдала за ним и переключила внимание на Хлою. — Хло, ты что-то хотела? – вспомнила Джарвис, закрывая очередную «садовую книгу». — Ах да, — встрепенулась девушка. – Вы Гаса не видели? Нигде не могу его найти. — Я его со вчерашнего дня не видел, — простонал Валентайн, откидывая голову назад. Хло удивленно посмотрела на него. — Как это не видел? Разве он не у тебя ночевал? Вал отнял ладонь от лица. — Что значит – у меня? – недоуменно спросил он. — Ну-у, Гас же иногда приходит спать к тебе, — беспечно пожала плечами Хлоя. Ханна чуть не выронила книгу из рук – наивная девочка явно и не подозревала, что на самом деле подразумевается под этими невинными «ночевками». – У него постель не тронута, он точно не спал в своей комнате. Так что я подумала, что он заночевал у тебя… Ханна побледнела. Похмелье Вала как рукой сняло. Он резко вскочил и бросил взволнованный взгляд на Джарвис. — Ты его видела после… ну, сама знаешь… — Нет, — та помотала головой. — Хло, когда ты видела его в последний раз? – Валентайн быстрым шагом подошел к сестре и взял ее за плечи. — А… — Хлоя захлопала глазами. – Вчера часов в пять, когда он играл в музыкальной комнате… «Как раз перед тем, как Гас пришел к нам», — поняла Ханна. — Черт! – Валентайн сжал виски. – Черт, черт, черт! — Вал, что случилось? – жалобно спросила Хлоя. Глаза ее расширились от испуга, когда она начала понимать. – Гас… Гас пропал? — Вал, не начинай истерику раньше времени! – прикрикнула Ханна, вставая со стула. – Он может быть где-то в доме… — Его нигде нет, — Хлоя, осознав наконец серьезность ситуации, всхлипнула. – Я везде его искала… — Это я виноват, — выдавил Валентайн, падая на стул. – Я на него накричал… Я никогда прежде не повышал на него голос… Наверняка он испугался и убежал… Черт! Вот черт! – он зло ударил кулаком по столу. — Но… куда он мог деться? – беспомощно произнесла Хлоя. – Гас никогда не убегал из дома, да в округе и идти-то некуда. Только поместье и сад… — Сад! – Валентайн взвился на ноги. – Ну конечно!.. — Эрмитаж! – охнула Ханна, но старший Каверли, едва ли услышав ее реплику, уже выбежал вон. Валентайн напролом пер сквозь кусты шиповника, не обращая внимания на испачканные по колени брюки – его угораздило провалиться в одну из вырытых миссис Каверли борозд, и что сталось с его ботинками, страшно было представить, но его самого это нимало не заботило. Цепляющиеся за пиджак ветки деревьев он безжалостно ломал, досадливо встряхивая руками, и на рукавах у него уже зияло несколько живописных дырок, в волосах запутались мелкие сухие веточки, а на щеке алела короткая царапина. Следующие за Валом Хлоя и Ханна ступали аккуратнее и шли по уже проторенной дороге и потому выглядели на порядок лучше, хотя тоже успели хорошенько испачкаться и несколько раз споткнуться о незаметные в густой траве кочки. Вал перешагнул через глубокую грязную лужу, возле которой лежали лопатка и опрокинутая набок лейка – видимо, лужей стала раскопанная леди Каверли ямка, за ночь наполнившаяся водой, — и замер. Чуть было не налетевшая на него Хлоя ойкнула, схватилась за рукав брата, чтобы не упасть, и выглянула из-за его спины. Выбравшаяся из кустов следом за ней Ханна остановилась слева от Вала и впилась взглядом в маленькую серую фигурку, сидящую на земле около домика отшельника. — Гас… — прошептал побледневший Валентайн. Ханна прижала руку ко рту. — Гас! – Вал сорвался с места, упал на колени рядом с юношей и схватил его за плечи. – Гас! Младший Каверли с полминуты не реагировал. Он сидел, прижавшись спиной к стенке домика, подтянув колени к груди и обвив их руками, сжавшись в комочек, очевидно, в попытке сохранить жалкие крохи тепла. Ханна ужаснулась – неужели он просидел здесь вот так всю ночь? Наверняка ведь продрог до костей!.. — Гас! – Вал в очередной раз встряхнул брата, и юноша наконец слабо шевельнулся. Пальцы его дрогнули, он медленно поднял голову, с трудом открывая слипающиеся глаза, и его сонный, ничего не соображающий взгляд остановился на Валентайне. — Гас… — всхлипнула Хлоя. — Гас… — Вал судорожно сдернул с себя пиджак и накинул его на плечи брата, закутал, прижал к себе, согревая теплом своего тела. – Гас, ты меня слышишь? Юноша несколько раз моргнул, приходя в себя, и в глазах его медленно проступило понимание. Он жалобно, непонимающе взглянул на брата и рассеянно сжал пальцами края пиджака. — О, Гас… — почти со слезами выдохнул Вал, гладя его по щеке. — Ну надо же, — пробормотала Ханна, наблюдавшая за этой сценой. – Прямо новый отшельник… Юноша виновато изломал брови и опустил глаза, кажется, стыдясь нежного взгляда Валентайна, но тот внезапно схватил его за подбородок, заставляя поднять голову, и жадно впился губами в его губы. Ошарашенный Гас застыл, но, разморенный жаркими поцелуями и трепетными ласками брата, расслабился и в ответ доверчиво потянулся к нему. Хлоя пискнула, зажимая рот руками, и изумленно вытаращилась на целующихся братьев, которые явно забыли о присутствии зрителей. Ханна выразительно покашляла, но кашлять ей пришлось довольно долго, прежде чем старший и младший Каверли соизволили оторваться друг от друга – точнее, Валентайн оторвался от Гаса, после чего тот уткнулся носом в его шею и затих. Перехватив пораженный взгляд шокированной Хлои, Вал явно смутился, но его тут же отвлекла реплика Ханны. — Кхм, Вал, — окликнула его Джарвис, — тебе не кажется, что Гаса нужно отвести в дом? Словно в подтверждение ее слов, Гас звонко чихнул. Валентайн, встревожившись, положил ладонь ему на лоб. — И как ты только просидел тут всю ночь… — пробормотал он. – Хло! – крикнул он сестре. – Приготовь горячий чай и одеяла и поищи в аптечке жаропонижающее… Хло? Хло! Ханна встряхнула остолбеневшую и явно ничего не воспринимающую Хлою за плечо. Девушка вздрогнула, словно выходя из транса, и с диким видом начала озираться. — А? Что? — Хло, — настойчиво повторил Валентайн. – Чай и лекарства. — А… ага, — Хлоя мотнула головой, что, видимо, должно было означать кивок, и, спотыкаясь и то и дело цепляясь за ветки кустов и деревьев, неровной походкой поковыляла к дому. — Доигрался? – с мрачным злорадством спросила Ханна. — Хло поймет, — отмахнулся Валентайн, поднимаясь и помогая встать брату. – Во всяком случае, я надеюсь… Джарвис только фыркнула. Быть может, Хлоя и поймет, но далеко не сразу… Вал повел Гаса к дому, Ханна же, задержавшись у эрмитажа, задумчиво посмотрела на домик, в котором жил и работал ее «гений в пейзаже». — Гений… в пейзаже… — пробормотала она. – Гений… безумный гений… Безум-ный… Она вздрогнула, точно ее ударило током, широко распахнула глаза и приоткрыла рот. Внезапное озарение заставило ее бросить возбужденный взгляд вслед братьям Каверли. — Гениальный… — выдохнула она. Что ж, если ей не удастся изучить безумного отшельника, жившего в Сидли-парке двести лет назад, то у нее всегда есть возможность сделать объектом своего внимания более «наглядного» и более близкого ей гениального безумца. Впрочем, так ли уж важно это исследование, если этот ее новый гений в пейзаже стал для нее не романтическим образом, вписанным в эпоху Просвещения, а родным и дорогим существом? «Я думала, мой отшельник – идеальный символ. Идиот в пейзаже. Но так еще лучше! Эпоха Просвещения изгнана в пустыню Романтизма! Гений Сидли парка уходит жить в хижину отшельника…» — Идиот в пейзаже, — с глуповатой улыбкой повторила писательница. – И как я сразу не догадалась… — Ханна! – раздался из темноты голос Вала. – Где ты там? Ты идешь? — Иду, — машинально откликнулась она, проводя рукой по стене домика отшельника, словно пытаясь прикоснуться к той жизни, к тому духу, к тому таинству, что царило здесь двести лет назад, когда Септимус Ходж ушел в выстроенный для декоративных целей скит в саду, дабы посвятить всю оставшуюся жизнь алгебре и провести остаток дней в полубезумных в своей гениальности исследованиях. Ханна вздохнула и направилась к дому. Валентайн сидел у Гаса: младший Каверли все-таки умудрился простудиться. Хотя температура у него было не очень высокая, он то и дело чихал и хлюпал носом, и Вал, разумеется, винивший во всем себя, не отходил от постели младшего. Хлоя, то ли в порыве беспокойства за брата, а скорее всего, от злости, натащила в его комнату кучу одеял и перетрясла всю аптечку в поисках противопростудных средств – а заодно, похоже, и умыкнула себе пару бутылочек валерьянки и настойку пустырника. Ханна, убедившись, что Гас относительно в порядке, вернулась к работе. Из гостиной она слышала, как Хлоя носит в комнату младшего брата лекарства, изо всех сил стараясь сдерживать раздражение и не греметь дверьми – это напугало бы Гаса. Ханна усмехнулась, догадываясь, что после Валу достанется от разъяренной сестренки: такой злой она не видела Хлою даже тогда, когда та защищала от их нападок Бернарда. В очередной раз хлопнула дверь на втором этаже; тихонько заскрипела лестница – это спускалась Хлоя. Через минуту девушка показалась на пороге гостиной. — Снова работаешь? – она прошлась по комнате и села на стул напротив Ханны. От нее ощутимо пахло лекарствами. — Работаю. Как там Гас? – Ханна подняла голову от бумаг. — Дремлет. Вал сидит с ним, — Хлоя зло скривила губы. – Вал, вот сволочь… А ты… — она пристально посмотрела на Джарвис. – Ты знала, что они… ну… — Знаю со вчерашнего дня. В этом знании ты ненамного меня опередила, — вздохнула писательница, закрывая «садовую» книгу. — И они… — девушка помялась. – Ну… эти ночевки Гаса у Вала… то есть они… — Да. — Ну Вал… — Хлоя сжала кулачки. – Ну, ты у меня еще получишь… — Только родителям не вздумай рассказывать, — поспешно предупредила ее Ханна. — Что я, совсем дура?! – девушка уставилась на нее как на помешанную. – Папа их убьет: он люто ненавидит гомиков… А мама не поверит, а если поверит – у нее будет инфаркт… — Я догадывалась, что ваш отец гомофоб, — проворчала Ханна. – Бернард вовремя избавился от своей «мазды», а то мистер Каверли и его мог заподозрить… — Бернард не такой! – взвилась Хлоя, но Джарвис только устало отмахнулась: меньше всего ей сейчас хотелось спорить о Солоуэе. Хлоя вдруг хмыкнула, обхватывая себя руками за плечи. — А знаешь, я ведь его к тебе ужасно ревновала, — призналась она. – Гаса. Он был тобой так очарован… Оказалось, не к той ревновала, — угрюмо усмехнулась она. – Но Вал… я и подумать не могла! Вот гад! – она всхлипнула. – Гаса… ему же всего пятнадцать! — Я ему то же самое сказала, — Ханна отложила книгу. – Он тебе позже все объяснит, Хло. Девушка шмыгнула носом и упрямо поджала губы. Валентайн держал в руках хрупкую ладошку Гаса и рассеянно гладил ее, с нежностью и тревогой наблюдая за братом. Сонный Гас смотрел на него из-под полуопущенных век; длинные пушистые ресницы его слабо вздрагивали. Вал шумно вздохнул, прижимаясь губами к тонким бледным пальчикам. — Ты простишь меня? – тихо спросил он. Гас широко распахнул глаза, в которых отразилось неподдельное изумление. «За что?» — Я накричал на тебя. – Валентайн нежно погладил его по щеке. – Напугал… оби-дел… из-за меня ты простудился… Младший несогласно покачал головой. «Я сам виноват. Ты не сделал ничего плохого…» Вал, не сдержав теплой улыбки, внезапно потянулся к Гасу. Тот с готовностью приоткрыл губы для поцелуя, но вдруг, опомнившись, вжался головой в подушку и испуганно посмотрел на старшего. «Не надо. Я заражу тебя». Валентайн, которого такая мелочь не только не тревожила, но даже, кажется, привлекала, молча поцеловал его. Гас с какой-то неуместной, но так свойственной ему беспомощностью схватился рукой за его рубашку, скомкав пальцами ткань на груди. — Я люблю тебя, малыш, — шепнул Вал, покрывая мимолетными поцелуями лицо брата. Гас залился краской и опустил глаза. Валентайн улыбнулся; младшему незачем было знать о том, как его терзает чувство вины и как он ненавидит себя за грубое обращение с братом. Гас в любом случае видит виновным себя – по той простой причине, что других винить он не умеет. Вал пощупал стакан с лекарством; настой, заваренный в крутой кипяток раздраженной Хло, остыл настолько, что теперь его можно было пить. Старший Каверли заставил брата приподняться и поднес к его губам стакан. — Вот. Выпей и попытайся уснуть. Гас захлопал глазами, но послушно выпил настой до последней капли. Валентайн поправил ему подушку, подоткнул одеяло и, не удержавшись, погладил по растрепавшимся черным волосам. — Спи. Я буду рядом. Гас слабо улыбнулся и закрыл глаза. Он заснул быстро – через несколько минут Вал различил его глубокое, спокойное дыхание. Валентайн поцеловал брата в лоб и бесшумно вышел из комнаты. Ханна и Хлоя подняли головы, услышав тяжелые шаги спускающего по лестнице Валентайна. — Он заснул, — сообщил Вал, проходя в комнату. Его несколько пошатывало. – Я дал ему жаропонижающее, так что температура должна спасть. — Прекрасно, — Хлоя с угрожающим видом поднялась. – Значит, ты наконец можешь мне объяснить… — Хлоюшка, может, позже? – с измученным видом спросил Вал. — Ну уж нет! Ты мне немедленно все расскажешь! – Хло как фурия налетела на брата и без особого результата начала мутузить его кулачками. – Какой же ты гад, Вал! Гад, гад, гад! Как ты мог?! Гас ведь… он же наш брат! И ему всего пятнадцать! Ты… ты на него позарился, потому что он красивый? Да? Он ведь очень красивый! И совершенно беззащитный и не умеющий отказывать! И ты этим воспользовался! Ты его совратил, да? Затащил в постель собственного брата, который и слова поперек не посмеет сказать, потому что немой! Сволочь, гад, подлец… Валентайн устало улыбнулся наблюдавшей за сиим действием Ханне. Обвинения Хлои его, похоже, забавляли – а может, ее клокочущая ненависть притупляла его чувство вины, которое только раззадоривала нежность Гаса, даже не мыслившего, что он должен за что-то прощать брата. Хлоя внезапно прервала свою обвинительную речь, как-то сразу обмякла и, всхлипнув, уткнулась лицом в грудь Валентайна. Плечи ее задрожали, и девушка, уже не сдерживаясь, в голос заревела, цепляясь пальцами за одежду брата. Вал одной рукой погладил сестру по голове, а другой обнял, прижимая к себе, и посмотрел на Ханну. Та кривовато улыбнулась, разводя руками – мол, я в ваши семейные проблемы ввязываться не собираюсь. Валентайн усадил плачущую Хлою на диван и сам сел рядом. Ханна задумчиво повертела в руках одну из «садовых» книг леди Крум и вдруг зацепилась взглядом за строчку в раскрытом охотничьем журнале, который Вал оставил на ее столе. «10 апреля 1809 года, утро. Ясно, сухо, временами облака, ветер юго восточный. Я, Огастес, лорд Байрон. Четырнадцать голубей, один заяц (Лорд Б.)» «Огастес?» Ханна протянула руку и взяла журнал. «Огастес… Гас…» Она наморщила лоб. Так безумный гений, отшельник в пейзаже, или просто немой мальчик, отпрыск семейства Каверли? «Займусь этим позже», — решила Ханна, закрывая журнал. Сидли-парк действительно оказался прекрасным местом для работы.