Клетка Люцифера

«Пластмассовая жизнь» — Сплин Но что мне остается? Вызвать Билли и отказаться? Вообще кинуть ее с вознаграждением? А что если она, как Смерть, решит отомстить? Убьет Люцифера? Или все же доберется до моих братьев? Или, еще хуже… Что если она в силах помешать моему ребенку родиться на свет? Нет, со Смертью шутки плохи, и подставы она не потерпит. Такая бессердечная сука, как Билли, ни глазом не моргнувшая, когда ставила меня перед таким ужасным выбором, не оставит все это просто так. Ей нужна будет расплата, и уж лучше умру я, чем кто-то из тех, кого я люблю. Ведь если я откажусь умирать, мне остается только выполнить другой вариант сделки — убить братьев. Но я не могу! Пусть наша семья развалилась, пусть убивать мне не в первой, пусть я и так собираюсь навсегда с ними расстаться — все это не умоляет того, что я по-прежнему люблю их. Пойти на подлость, на предательство, очернить свою совесть — все это выше моих сил. И пусть я знаю, что пострадают Люцифер и ребенок, пусть Падшего и малыша я люблю больше братьев, но убить ради них свою семью… Я не могу. И все же… С Винчестерами мои пути и так расходятся. Люцифер… да, он любит меня, но… Настолько ли сильно и безбашенно, как я люблю его? Может быть, он все же, как архангел, не так подвержен чувствам? Конечно, его чувства не такие, как у меня, ведь мы существа совершенно разные… Он сильнее меня. Он пережил миллионы лет одиночества, пережил все наказания судьбы, он не сломался, а стал только сильнее. В прошлый раз он был совершенно один, но сейчас… у него будет ребенок, частичка меня. В мой последний час я попрошу его, чтобы он перенаправил свою любовь и заботу на малыша. Люцифер не будет один. И ребенок тоже. Я попрошу Гавриила и Кастиила приглядывать за ними обоими. Да, это будет верное решение. Гавриил, опять же, потерял свою любимую, так что он сможет понять Люцифера, как никто другой. И как человек, который потерял свое дитя, Трикстер может стать именно тем, кто поможет Люциферу воспринять ребенка, как бесценное утешение и подарок судьбы. Гавриил и Кастиил — ангелы с добрым сердцем. Если вдруг Люцифер и падет в бездну отчаяния, они не дадут ему уволочь туда ребенка. Они дадут своему племяннику достойное воспитание, заботу и уход. Я в этом уверена. Да, Люцифер, определенно, сможет пережить это. Он же архангел, одно из самых могущественных существ во вселенной. Он сильный, я верю в это. Я хочу в это верить… Да… Как бы мне ни хотелось, другого выхода у меня нет, нет спасения из этой ситуации. Единственное, что может радовать в подобных обстоятельствах — наличие отсрочки. Когда у меня будут роды — неизвестно. Но будь то пара недель или пара месяцев — это все, что мне осталось. И сейчас, когда Люцифер, наконец, на свободе, когда я рядом с ним, я обязана провести каждую секунду с пользой, должна быть счастлива каждый миг из оставшегося мне времени. Подобное видение возникает у людей, которые больны раком. Некоторые сдаются и впадают в депрессию, и мучительно ждут своего последнего часа. Другие же не теряют веры в то, что все можно исправить. Но порой из их стараний ничего не выходит: болезнь прогрессирует и убивает их, а последние дни и часы таких пациентов прошли в больничных стенах, в муках от химиотерапии, в поглощении таблеток и тд. Третий тип больных раком примиряются с мыслью, что их время на исходе и проводят каждый новый день так, как будто он последний: путешествуют, признаются в любви, занимаются любовью, едят любимые блюда, общаются с семьей и друзьями, а не чахнут беспомощно на больничной койке в тщетных попытках спасти жизнь, когда надежды почти нет. У меня тоже есть три варианта развития событий. Первый — сдаться и каждую секунду мучиться от того, что умру. Это мне сразу же не подходит! Я не стану отравлять свои последние часы ни себе, ни Люциферу. Нет уж, не стану. Второй — бороться со Смертью. Но, как я уже говорила, она может взять на тот свет кого-то другого вместо меня, а я не хочу строить свое счастье на несчастье других. Лучше умру я, чем Люцифер, Гавриил, ребенок или еще кто-то. Плюс, если бороться со Смертью, нужно рассказать о контракте Люциферу. Вообще-то еще полчаса назад я была готова сделать это, но сейчас, поразмыслив… Я поняла — это та же химиотерапия. Вместо того, чтобы последние часы жизни наслаждаться любовью Падшего, нежиться с ним в постели, читать в обнимку с ним у камина или гулять по лесу, я буду сидеть одна и смотреть, как Дьявол будет охотиться на Билли, как он будет искать в древних книгах оружие, как он будет метаться в поисках спасения, которого нет. Я дам ему ложную надежду, и он же еще будет чувствовать себя виноватым в моей смерти, когда это совершенно не так. Он будет корить себя, что он не смог меня спасти и так далее. Его страх потерять меня, его отчаяние — все это отравит мои последние дни. А мне это тоже совершенно ни к чему. В мои последние дни я хочу наслаждаться, хочу быть счастлива и видеть любимого счастливым. Я не хочу, чтобы он ежеминутно думал о том, что я скоро умру. Не хочу все испортить. Поэтому я отнесу себя к третьему типу обреченных на смерть и возьму от остатков жизни все, что только возможно. Как говорится: умирать — так с песней! Я встала с пола, пошла в ванную, умылась, привела себя в порядок и успокоилась. К возвращению Люцифера я хотела выглядеть абсолютно довольной жизнью. Я собиралась начать жить каждой секундой. И для начала я составила список дел, которые нужно успеть закончить: 1) попрощаться с Винчестерами 2) поговорить с Кастиилом и Гавриилом насчет опеки над ребенком и Дьяволом 3) Обустроить детскую комнату Как видно, список небольшой. Но и времени у меня критически мало, так что необходимо заняться этим сразу же, как только Дьявол вернется домой. А с детской комнатой я и без него могу справиться. Дом, напомню, был совсем небольшой — одноэтажное здание из бруса, меблированное и украшенное со вкусом, с очень уютным интерьером и множеством интересных деталей. Состоял он из гостиной, спальни, кухни, ванны и гостевой, которой мы с Люцифером обычно не пользовались за ненадобностью. Вот в нее-то я и направилась. Стены и пол в гостевой, как и во всем доме, были деревянные. Меблирована она была комодом и книжной полкой из светлого дерева и мягким двухместным велюровым диваном светло-серого цвета. Украшали ее и торшер с серым абажуром, и светло-серый однотонный ковер с длинным, мягким ворсом, и такого же оттенка шторы, и коллаж из фотографий природы на стене над диваном, обрамленных в рамочки все той же анахромной окраски. В данной дизайнерской интерпретации серый не был унылым колером, в который окрашены типичные слякотные будни с блеклым небом, бетонными многоэтажками и асфальтом. Напротив, здесь этот цвет был нежным и уютным, как кошка породы Британец. Эта комната была довольно милой, так что, однозначно, детской быть здесь. Только я пришла к такому умозаключению, как услышала скрип половиц за своей спиной. Я испуганно обернулась и с облегчением для себя увидела Дьявола, опирающегося спиной на косяк двери, скрестив руки и склонив голову чуть в сторону по своей характерной привычке. — Не скучала? — поинтересовался он. «Скучала, ага, как же!» — мысленно хмыкнула я с ноткой грусти, вспомнив, какими мыслями была занята в последние полчаса, но в ответ сказала без всякой иронии и грусти: — Скучно мне не было, но тебя мне не хватает всегда и везде. — Прости, пришлось отлучиться. В Аду нужно навести порядок. После Кроули там все идет через одно место. — Главное, чтобы не через «Почту России», — усмехнулась я, подходя к любимому, обнимая его за шею и легко целуя в губы. — Чего это тебя занесло в гостевую? — поинтересовался Денница, сменяя тему. — Да я тут подумала… — начала было я, но Люцифер тут же понял по моему взгляду то, что я хотела сказать, и опередил меня предположением: — Устроить здесь детскую? Разумно. — Ну, у меня особо и выбора нет, это — единственная не используемая нами комната. Впрочем, она подходит. Здесь уютно и тепло. Мне нравится. — И что ты хочешь здесь изменить? — спросил Дьявол, оглядывая комнату. — Ну, есть у меня тут парочка идей… Собственно, я изложила свои задумки Сатане, и он пообещал в ближайшее время воплотить их в жизнь. На этом обещании мы с ним вернулись в гостиную. Стрелки часов на стене едва перешагнули отметку в четыре часа дня, но мне показалось удивительным, как быстро пролетело время. Еще недавно мы с Дьяволом целовались в лучах рассвета, а теперь близился вечер. Неприятная мысль о скоротечности времени указала мне на неприглядную истину: я и оглянуться не успею, как и отведенный мне срок подойдет к концу. Осознание этого больно задело мое настроение, и без того не радужное. Мы с Дьяволом сели на диван напротив камина, который тут же вспыхнул по щелчку пальцев архангела. Сатана обнял меня правой рукой, прижав к себе, а я положила голову ему на плечо. Это была удобная поза, так как Люцифер не видел моего лица, и мне было проще не подавать виду, что у меня на душе что-то не так. -… тебе-то, к сожалению, отсюда пока выходить нельзя, потому что это опасно в твоем положении, но я могу принести тебе лучшие каталоги детской мебели и игрушек, чтобы потом я все это достал сюда. И вообще, ведь тебе нужна одежда, еще какие-то вещи: ноутбук, телефон, может, мольберт с красками, кистями и холстами, или гитара, или… — с энтузиазмом перечислял Сатана, мысленно составляя список грядущих подарков для меня. Я не останавливала его, а просто кивала и непринужденно отвечала, словно вела светскую беседу с малознакомым человеком, а-ля «да, давненько я не рисовала» или «было бы неплохо, конечно» и все в этом ключе. — А как все устроится… когда появится ребенок, мы сможем выбираться куда угодно, путешествовать и так далее. — С малышом? — Надеюсь, что и это будет возможно. Я приказал Эвану Питерсу создать какой-нибудь защитный амулет, чтобы скрыть ребенка с небесных и демонических радаров, но я не уверен, что даже у него выйдет. Энергия нефилима чересчур мощная, чтобы вот так просто спрятать ее. — А если не выйдет? Как же ты хочешь путешествовать? Мы же не можем оставить ребенка одного, — резонно удивилась я, — и вряд ли ты найдешь ему няню, которая согласится сидеть с ребенком Сатаны. — Ну, у нас есть Гавриил, — пожал плечами Дьявол, — да и потом, если у Питерса и выйдет сделать для ребенка защиту, я не собираюсь брать его всегда и всюду. — Это еще почему? — недоуменно поинтересовалась я. — Потому что нам обоим нужно иногда оставаться наедине, — с двусмысленной ухмылкой ответил Люцифер, — сама представь: мы отправимся в Париж, будем гулять по уютным улочкам, пить кофе с круассанами в кофейнях, пройдемся по картинным галереям, будем пить вино на вершине Эйфелевой башни… Красота! Какой же там ребенок, а? Нет, Париж — обитель любви, романтики и секса, нам там скучать без малыша не придется. — А я думала, что обитель секса — это Амстердам, — подметила я, стараясь думать о «будущем», как о теоретически возможном развитии событий в условиях моей вечной жизни, а не как о том «будущем», которого у меня заведомо не будет. — А мы и в Амстердам прокатимся, об этом не беспокойся, — с подтекстом пообещал Падший, поглаживая меня по волосам, — но вообще-то есть тысячи мест, куда мы могли бы отправиться. Взять хотя бы Замбию с ее водопадом Виктория или… Дьявол долго вещал о каких-то увлекательных местах, а я поддакивала, что это было бы круто, здорово, классно и все в таком духе. Но было нелегко продолжать радостные разговоры и мечты о будущем, которого не будет. Я, конечно, согласно своему решению об умолчании о сделке, пыталась не подавать виду. Но пусть я нежно целовала любимого, пусть я говорила максимально радостно и непринужденно, все же в любую минуту, когда Люцифер не смотрел на меня, напускное довольство и улыбка сползали с моего лица, обнажая обеспокоенность и озабоченность. Я часто впадала в задумчивость, была рассеянна и иногда теряла нить разговора. И конечно, я была не подвластна скрыть грусть и печаль из своих глаз, ведь глаза — зеркало души. Но я правда очень старалась делать вид, что все более чем в порядке, чтобы не омрачать Дьяволу наши последние часы. Благо, пока я сидела возле Люцифера, положив голову ему на плечо, моих опечаленных глаз не было видно. Так что он пока не замечал, что со мной что-то не так. Но когда у меня предательски заурчал живот, и стало ясно, что я хочу есть, нам пришлось сменить эту замечательную позу, встав с дивана и отправившись на кухню. Люцифер заварил мне ароматный латте, выудил из холодильника каким-то чудом пакет из ресторана с салатом Цезарь и пастой Карбонара внутри и усадил меня за стол для ужина. Пасту любезный и заботливый архангел тут же подогрел в микроволновке, таким образом за пять минут устроив мне ресторанный ужин, которого было даже втрое больше, чем мне было необходимо. — Какой ты предусмотрительный, — довольно и приятно удивленно воскликнула я, утолив голод, сидя напротив любимого и попивая кофе. Настроение заметно повысилось, но легкая грусть все еще оставалась на задворках души. — Ну, а как же иначе? Последним, от чего ты можешь умереть в моем присутствии, будет голод, — усмехнулся он, на что я чуть вздрогнула, так как не рассчитывала услышать… нечто настолько актуальное и болезненное для себя. Но понимая, что это лишь шутка, что я должна усмехнуться, я усмехнулась. Слова Дьявола были совпадением, я это понимала, но холодок по коже все равно пробежался. — Ты же говорил, что последним, от чего я умру, будет секс, — припомнила я, старательно отгоняя неприятные мысли. — А я смотрю, у тебя это нынче — больная тема, — парировал Дьявол, ухмыльнувшись. — Уж какая-какая, а эта тема точно не больная и не болезненная, — возразила я, устало вздохнув. — Насчет болезненности не зарекайся, — хитро прищурился Падший, — я ведь тебе обещал: накажу по полной программе. — За что? — За все хорошее! И не делай вид, что не за что. Я тебе после родов все припомню, — в глазах Дьявола снова вспыхнул адский огонек. — Там и посмотрим, — пожала плечами я, словно тема вопроса нисколько меня не волновала. Сатана только еще раз посмотрел на меня с прищуром, отвечать на это ничего не стал. И пока воцарилась тишина, я, видимо, опять невольно задумалась. Я смотрела в сторону, в окно, где на переднюю кромку леса уже опускались вечерние тени сумерек. Не знаю, насколько затянулось мое молчание, но Дьявол, видимо, заподозрил что-то неладное в моем затуманенном взгляде и спросил: — О чем ты думаешь? — Что? — переспросила я, вздрогнув и выходя из оцепенения тяжелыми, нерадостными мыслями. — С тобой явно что-то не так. Тебя что-то угнетает, я вижу. Колись, что случилось? — пояснил и спросил Сатана, склонив голову чуть на бок. — Со мной… все в порядке, — рассеянно ответила я, пытаясь придумать тему, чтобы сменить разговор. — Уверена, что не хочешь мне ничего рассказать? — поинтересовался Дьявол с интонацией искреннего сопереживания, а не нажима, что свидетельствовало о том, что он не допрашивает меня, а именно беспокоится. Это значит, он не в курсе о причине моей печали. И тем для него лучше, пусть так все и останется. — Уверена. Все в порядке. Просто… никак не могу отделаться от мыслей. — От каких? — Думаю о том, как разорвать общение со своей семьей. Что сказать, как сказать… когда сказать, опять же. Это напрягает меня. Мне хочется просто быстрее с этим покончить, разорвать мосты и больше никогда об этом не вспоминать. — Как-то дюже радикально для тебя, не находишь? — нахмурившись, предположил Падший, — я, конечно, всеми руками «за», но… Ты сама-то не пожалеешь? — Если и пожалею, пути назад не будет. Все, чего я хочу — быть с тобой и с ребенком. А где Винчестеры, там постоянная опасность, проблемы и так далее. С меня хватит. Так что я хочу покончить с этим, и чем скорее, тем лучше, пока я не передумала. — И когда же ты планируешь это сделать? — Когда ты позволишь, — пожала плечами я, — по мне, так хоть завтра, хоть сегодня. Дьявол призадумался и минуты через две сказал: — Ладно. Сегодня, так сегодня. Только переоденься. Намек на мою белую пижаму был принят, так что я под покровом сумерек вошла в спальню, отрыла в шкафу свои джинсы со свитером, кеды и переоделась. Как только я была готова, Дьявол положил мне руку на плечо и мы переместились. Мы оказались у самой входной двери в бункер летописцев. Я оглянулась вокруг и, заметив корпус Импалы в сотне шагов от нас, решительно постучала в дверь. Пока мы ждали ответа, я спросила у Падшего: — Я могу поговорить с ними наедине? — Нет, — сухо и чуть раздраженно ответил Сатана, которому происходящее совершенно не нравилось. Он хотел поскорее с этим разделаться и вернуться домой. Единственное, что сподвигло его пустить меня поговорить с братьями в последний раз, было желание после этого прощания вернуть меня в свои владения, запереть на замок и никогда не делить ни с кем из ныне живущих. — Ладно, как хочешь, — покорно кивнула я, не споря. Спустя секунду за дверью послышались шаги и знакомый голос спросил: — Кто? — Это я, Дин, — ответила я старшему брату, зная, что это именно он. Дин открыл дверь и, увидев Дьявола на собственном пороге, широко раскрыл глаза от удивления, но тут же возмущенно воскликнул, посмотрев на меня: — Какого хрена? — Я тоже крайне «рад» тебя видеть, Винчестер, — с сарказмом ответил Сатана, скрестив руки, — как братец? Как матушка? Как охота? — Дин, я пришла поговорить, — не дожидаясь, что на реплику Дьявола ответит охотник, сообщила я, — это важно. — Ладно, заходи, — хмуро ответил парень, — но Он останется здесь.  — Нет. Иначе я ее не пущу, — строго возразил Дьявол. — А я не пущу ТЕБЯ в мой дом, — так же уперто ответил Сатане Дин. -Люцифер, ну можно я быстро зайду? — еще раз попросила я, смотря на Дьявола самым молящим взглядом, — я быстро! — Нет, — еще раз отказал Падший, но, будучи не в силах сопротивляться моему взгляду, все-таки недовольно согласился, — ладно! У тебя десять минут. Мы вдвоем с Дином спустились в военную комнату, где Сэм, сидящий за столом, встретил меня удивленным взглядом: — Эмма? Куда ты пропала? Мы даже не заметили, как ты ушла… — Да, мы волновались вообще-то, — хмуро подтвердил Дин и, кивнув в сторону входной двери, поинтересовался, — это что вообще значит? — А что там? — непонимающе уточнил Сэм. — А там Сатана во плоти! Живой, здоровый, полный сил, да еще и в своем старом костюмчике. — Так, короче, времени у меня мало, — подняв руки, чтобы все замолчали, начала говорить я, — Дьявола мы спасали с Гавриилом и Касом, так что вот у них потом все подробности и спросите. Я здесь не по этому поводу, — я помолчала, собираясь с мыслями, — Короче. Люцифер нас не слышит, и знать ему не нужно, НО! Вам я скажу все, как есть. Жить мне осталось от пары дней до пары месяцев максимум. Тихо, Дин, не перебивай! — опередив ошарашенные расспросы брата, сказала я, — тут дело такое. Непоправимое, в общем. Я пришла не для того, чтобы просить вас о помощи и посвящать в свои проблемы. Я вам просто говорю: мне осталось не долго. Поэтому я пришла. Я пришла попрощаться. В военной комнате минуты на три повисла гробовая тишина. Сэм и Дин смотрели на меня с ужасом и растерянностью в глазах, не зная, что и сказать. — Эмма… — начал было Сэм, но Дин, выпав из оцепенения, перебил его, говоря взволнованно и серьезно: — Что происходит? Что с тобой? С чего ты взяла, что умрешь? — Я просто знаю. Я не буду рассказывать вам суть, потому что тогда вы попытаетесь все исправить, а это может навлечь на вас огромную опасность. Я этого не допущу. И я прошу вас не лезть в это. Если я для вас хоть что-то значу, если вы хоть чуть-чуть меня цените и уважаете — никому больше не говорите. Ни Касу, ни Гавриилу, ни, тем более, Люциферу. — Да почему же?! Мы, наверняка, можем все исправить! — воскликнул Дин. — Потому, что исправить ничего нельзя. Я знаю это на сто процентов. И поэтому я хочу провести последние дни своей жизни с любимым человеком в счастье и радости. Ясно? Я не хочу, чтобы в мои последние часы Люцифер метался по всем уголкам планеты в поисках спасения, чтобы каждый миг, смотря на меня, он думал о моей грядущей смерти! Я не хочу умирать в окружении людей, убитых горем и отчаянием! Вам все ясно? Я хочу умереть счастливой, в объятьях любимого человека, который до конца не подозревал бы о моей обреченности! Снова повисла тишина. — И ты действительно уверена, что на этом — конец? — разбитым голосом спросил Дин. — Да, — кивнула я, — поэтому я пришла к вам. Вы — моя семья, и я не могла не попрощаться. — Эмми… — горько вздохнул Сэм, встав из-за стола и заключив меня в крепкие объятья. — Ребят, спасибо вам за все, что вы сделали для меня. Вы спасли мне жизнь не единожды, вы дали мне новый смысл жизни, стали моей второй семьей. Мы прошли с вами через огонь и воду, и это реально были одни из лучших моментов моей жизни! Я очень, очень люблю вас! А все прошлые ссоры и обиды хочу оставить в прошлом. Простите меня за все. Я же вас за все уже давно простила. Я… — Нам нечего тебе прощать, Эмми! Мы очень любим тебя, правда… — растроганно заверил Сэм. Дин, шокированно опустившийся на стул, уронивший голову на руки, не двигался и ничего не говорил. Я выскользнула из объятий Сэма и подошла к старшему брату, положила руку ему на плечо. Парень вздрогнул и поднял лицо от ладоней. На его скулах и щеках поблескивали влажные дорожки слез. — Неужели ничего нельзя исправить?! — исступленно проговорил он хриплым и ослабевшим голосом. Я только сокрушенно покачала головой. — И это — конец? Мы больше никогда не увидимся? — ужасаясь, Дин смотрел на меня большими зелеными глазами, полными боли и отчаяния, — этого просто не может быть! — Прости, Дин. Но это так… — едва удерживаясь от слез, подтвердила я. Старший брат с секунду сокрушенно смотрел на меня, а потом резко встал и заключил меня в крепкие-крепкие объятья. В такие родные и любящие, в которые он заключил меня когда-то давно в самый первый раз, когда спас меня от вервольфа. Как и в ту ночь, я почувствовала себя под защитой верного и близкого человека. Но теперь я не могла вручить свою судьбу в его руки. Теперь я должна была навсегда разорвать наши судьбы и навеки покинуть этот дом. Сэм обнял нас обоих, и так мы и стояли втроем, обнявшись, объединенные одним общим горем расставания. Спустя минуты три Сэм все же отпустил нас, а Дину пришлось разжать свои объятья, потому что Люцифер забарабанил в дверь, мол, время вышло. — Прощайте, парни. Я люблю вас, — сказала я и, быстро поцеловав каждого в щеку, взбежала по лестнице к двери, и, не оглядываясь, покинула бункер. На выходе Люцифер, заметив в лунном свете мои блестящие от слез глаза, не стал упрекать меня за задержку и расспрашивать, а просто положил мне руку на талию, и мы переместились обратно домой. «L'Amoureuse» — Carla Bruni С того дня прошло две недели. Каждое утро я просыпалась, благодаря судьбу за то, что дает мне еще одни сутки на счастье. Я пробуждалась в мягкой постели, в теплой и тихой комнате, а рядом со мной неизменно лежал Люцифер. Ему не требовался сон, поэтому по ночам он мог спокойно заниматься своими делами; но Дьявол нередко предпочитал обязанностям охрану моего сна. Он мог лежать и рассматривать меня спящую долго и неподвижно, иногда с серьезным и задумчивым выражением лица, размышляя о наших нелегких жизнях и о том, что мы оба пережили, иногда с тенью заботливой улыбки и ласки. Дьявол в принципе крайне редко говорил мне, что любит меня. Реально, такие случаи можно по пальцам одной руки пересчитать. Но его чувства выражались в поступках, а не в словах. Падший заставлял меня тепло одеваться, ради чего раздобыл мне два чемодана одежды из лучших домов моды. Мне, конечно, было бы достаточно свитера из секонд хенда да джинсов из магазина Colin's, но Люцифер не разменивался на дешевые вещи. В принципе, оно и понятно, ведь деньги у него появлялись буквально из воздуха, что, скорее всего, играло на руку инфляции и заставляло недоумевать Федеральную Резервную Систему Соединенных Штатов. Кроме одежды, архангел не скупился еще на многие факторы. Холодильник, например, был до отказа забит самыми полезными и вкусными блюдами, которые я когда-либо пробовала. Фрукты, овощи, шедевры разных кухонь мира, — все это таинственным образом появлялось за белой дверцей холодильника, как будто персональный шеф-повар то и дело нарезал салаты да жарил сырнички, пока я находилась в соседних комнатах. Но ела я мало, так что нет, как убойный поросенок я, к счастью, не разжирела. Далее. Люцифер таки обустроил «детскую мечты». Прекрасная колыбель, пеленальный столик, куча развивающих книжек и игрушек, бутылочки, соски, столик для кормления, пеленки, одежда и так далее до бесконечности. Не то что бы он сам таскался по магазинам за моей одеждой, угощениями и детскими принадлежностями. В основной мальчиком на побегушках был Айнарис, которого Сатана тем самым наказывал за ненадлежащее обращение со мной. Руководил же Айнарисом Гавриил, который больше шарил в теме вкусностей, красивой одежды и детских принадлежностей, нежели Дьявол. Ну и кроме того, Сатана притащил мне полный набор всяких разностей для живописи, гитару, ноутбук, книги и еще кучу всего, что могло бы составить мой досуг. Честно говоря, мне было даже немножко не по себе от такой сверхопеки, но… Черт, это же все-таки последние дни моей жизни! Могу я шикануть в коем-то веке? Да, знаю, такое жалкое и ноющее существо, как я, всего этого не заслужила, я понимаю это… Да мне особо и не нужно всей этой мишуры, потому что мое главное и единственное удовольствие состояло в нахождении рядом с любимым. Мне не нужны были пирожные и платья. Все, к чему было приковано мое внимание, был Люцифер. Мы с ним подолгу сидели обнявшись у камина, вместе смотрели мои любимые фильмы, я наконец включала ему свои любимые песни в оригинальном исполнении. Нам никогда не было скучно вместе. Правда, когда он порой покидал меня ради неотложных дел в Аду, я пыталась как раз всеми силами отвлечься рисованием и музыкой, лишь бы не думать о времени и приближении смерти. Моя жизнь напоминала сказку, но тем страшнее было ее терять. Однажды, когда Люцифер был вновь вынужден ненадолго улететь в Преисподнюю, он прислал ко мне в компанию Гавриила. Мы с Трикстером неплохо проводили время, когда он строил на кухне замок из вафель с куполами из сливок, дверями из шоколадных плиток и окнами из белой глазури. Архангел поднял мне настроение, много шутил, угощал разными вкусняшками и вообще сделал мой день очень насыщенным. Но вечером, когда мы оба устали от веселья и сели пить, поедая тот самый вафельный замок и смотря фильм «1+1», я решилась поговорить с Гавриилом на серьезную тему, не зная, выдастся ли мне еще такой случай. — Знаешь, честно говоря, я давно собиралась с тобой обсудить кое-что важное, — начала я, посмотрев на своего товарища спокойно, но вполне серьезно. — Что именно? Я всегда к твоим услугам, — заявил архангел, прожевав хрустящую вафельку. — Да, как раз об этом. Об услугах. Я хотела тебя попросить кое о чем. — Я слушаю, — Гавриил сделал серьезное выражение лица и поставил фильм на паузу. — Я, конечно, в курсе, что вынашивание и рождение нефилима дарит мне бессмертие. Но я все же знаю, что никто ни от чего не защищен на все сто. И поэтому я хотела попросить тебя… Конечно, я не имею права обременять тебя этим, но… — Да нет, что ты! Обязательно расскажи, чем я могу помочь! — тут же воскликнул отзывчивый архангел. — Если когда-нибудь со мной что-нибудь случится… Обещай, что позаботишься о ребенке и присмотришь за Люцифером. — Конечно! Естественно! Как же иначе? Я же поклялся защищать вас с ребенком, я его ни за что не брошу! И за Дьяволом присмотреть могу, если ему вдруг крышу снесет, это все и так понятно, — без секунды сомнений пообещал Гавриил и озабоченно спросил, — а почему ты об этом вдруг подумала? Что-то случилось? — Нет, ничего. Да и что, в принципе, со мной может случиться? Ангельский клинок меня не возьмет, Кольт не взял, ну так и хрен знает, что вообще может меня убить. Нет, это я так, просто… Всегда приятно иметь опору, уверенность, некий план Б… Просто наш мир очень переменчив, судьба извращается, как может, поэтому мне, как жене и матери хотелось бы знать, что, в случае несчастья, будет кому присмотреть за моей семьей. — Это естественно, я всегда готов помочь вам! Ведь ты — часть моей семьи, а ребенок — мой племянник. Я сделаю все, чтобы защитить вас обоих, впрочем, как и Люцифер. Он тоже не даст сына в обиду. — Знаю, что не даст… Просто, когда я задумываюсь: «А что, если меня не станет?», — то меня тревожит кое-что… Люцифер сам по себе замкнутая личность, он не часто проявляет чувства, а когда он теряет кого-то, как в случае с изгнанием в Ад, он замыкается в себе и надевает маску из сарказма и жестокости. И если с ним произойдет подобная метаморфоза, я боюсь, что он плохо повлияет на ребенка. А ты… Ты такой оптимистичный и добросердечный, в хорошем смысле… Ты смог бы воспитать ребенка достойным представителем ангельского рода. — Я тебя понял. Да, в твоей гипотезе много печального… Люцифер… Да… Он действительно может закрыться в себе… Если бы он потерял тебя, поверь, он действительно был бы очень травмирован. Может, он не показывает этого, но он безумно тебя любит. Уж я-то вижу. — Я боюсь, что в подобной гипотетической ситуации, он снова съедет с катушек и устроит конец Света. Думаю, только ты мог бы его образумить. Потому что ты… Ну, знаешь… Эта гипотетическая ситуация с тобой происходила. Ты, как никто другой, способен понять его, и ты же можешь открыть ему глаза, показать, что его самая большая ценность в данных условиях — ребенок, потерять которого он не имеет права. — Да, — Гавриил печально вздохнул, — да, я пережил это. И я знаю, о чем ты говоришь. И я клянусь тебе, что всегда буду ограждать Дьявола от сумасшедших поступков, что позабочусь о ребенке и не дам Люциферу навредить малышу. Ради тебя. Ради него. Ради вашего ребенка. — Спасибо огромное, — я крепко обняла Гавриила, — я знала, что могу положиться на тебя. — Конечно можешь. Только и я тебя попрошу: не думай о плохом. Тебе не о чем волноваться, так что не загоняйся в депрессию. Радуйся жизни, люби, будь любима и цени каждое мгновение, проведенное рядом со своей семьей. Именно ради этого стоит жить. «O Death» Jen Titus После разговора с Гавриилом прошло три дня. Все по-прежнему было замечательно кроме моих постоянных терзаний мыслями о будущем. Если же не брать в расчет эти нравственные страдания, жизнь могла показаться сказкой. Сладкие рассветы в постели с любимым, вкусные завтраки, обеды и ужины, веселые беседы, поцелуи, хобби, прослушивание любимых групп, просмотр любимых фильмов… Это время было действительно волшебным. На третий день мы с Люцифером вместе готовили блинчики на завтрак, в веселом запале испачкав друг друга мукой, потом играли в шахматы, смотря «Ходячих мертвецов», и слушали музыку. Все было замечательно, пока Дьяволу не пришлось отлучиться по делам. Что ж, я привыкла к его периодическому отсутствию, так что спокойно занялась рисованием. Спустя час после ухода Сатаны, когда я все еще выводила ручкой витиеватые узоры на бумаге, у меня начало расфркусироваться зрение. То есть я смотрела на лист, а изображение то прояснялось, то размывалось. Я тряхнула головой, но все было так же. Тогда я решила встать и сходить умыться, но, когда я бойко поднялась со стула, мне пришлось резко упереться руками в стол, потому что голова пошла кругом. Реально, я ощущала, что уже не различаю верх и низ, все вокруг медленно и противно вертелось и меняло формы. Галлюцинации. Предметы перед моим взволнованным и растерянным взором то сужались, то расширялись, иногда исчезая малюсенькими каплями, а порой возрастая надо мной огромными и пугающими очертаниями. Когда что-то серое впереди меня, предположительно, холодильник, таким же образом вдруг превратилось в гигантскую и устрашающую скалу, грозившую на меня свалиться, я стала поднимать голову выше, чтобы разобрать, где скала заканчивается, но ее пик все не показывался, я все выше поднимала голову и… Затылок затрещал от боли, резко пробившей каждый уголок моего черепа. Боль вспыхнула и в спине, и в локтях, и в пояснице, зато мягкая пятая точка давала мне понять, что она столкнулась с чем-то твердым. Осознание пришло не сразу, потому что разум стал вязким и липким, как во сне, но сложив два и два — поднятие головы и боль в задней части организма — я поняла, что упала. Несколько секунд, показавшихся мне вечностью, я была в этом одурманенном состоянии, как вдруг резкий рывок и боль внизу живота мгновенно отрезвили меня, словно человека, захлебывающегося под водой, резко вытянули на поверхность. Я судорожно и глубоко вздохнула, широко распахнув глаза, которые ясно и четко увидели интерьер кухни из самой нижней ее точки — с пола. Голова у меня была, как чугунная, я с трудом подняла ее от пола. В ушах стоял звон. Кое-как сев на полу, я с ужасом увидела на своих джинсах и на полу кровь. Испугавшись, что что-то с ребенком пошло не так, я хотела что-то предпринять, но из-за паники вообще не могла думать членораздельно. Самая гениальная идея, пришедшая мне на ум, была: добраться до постели. Я кое-как перевернулась в коленно-локтевую позицию и попыталась было встать, но тут глаза снова вспыхнули галлюцинациями, пол и потолок смешались, разум стал резиновым, как жвачка. Когда спустя пару секунд я отрезвленно очнулась от сильнейшей боли внизу живота и сфокусировала взгляд, выяснилось, что я выдержала этот припадок в коленно-локтевой и не рухнула на пол. Уже хорошо. Боясь, что эта херня опять повторится, я не стала подниматься на ноги, а кое-как двинулась на коленях и ладонях в сторону спальни. Потом снова отключилась. Очнувшись, крича от боли, доползла таки до дивана в гостиной, но не осилила подъем на него. Отключилась, сидя на полу, положив руки с локтями и голову на сидушку дивана. Потом кто-то крепко взял меня под руки и поднял, куда-то перенес. Мне на миг даже показалось, что мне это приснилось. Но нет. Когда я снова вынырнула из бреда, я увидела взволнованное знакомое лицо, которое что-то мне говорило. — Эмма! Эмма, держись! Эмма! Все будет хорошо, слышишь? Все будет хорошо! Это был Дьявол. А то, что происходило со мной, вероятно, были роды… Какие-то неправильные… Все-то у нас, не как у людей… Сколько это длилось? Вечность. Боль. Дикая, изувечивающая БОЛЬ. Причем иногда именно внизу живота, а иногда — вообще везде. В голове, в позвоночнике, в каждом кончике пальцев, мертвенно сжимающих какие-то простыни. Крик. Мой ли? Ну уж наверное… Только одна догадка, что кричать-то больше некому, и помогала мне осознать, что это я кричу. Иначе, не разобрала бы. Иногда я выныривала из бреда. Видела Люцифера, который стоял, держа руки на моем животе и что-то говоря на латыни, видела стены и потолок спальни… Иногда я снова погружалась в туман, где словно отделялась от кричащего и корчащегося тела. Словно смотрела на это изнутри организма, но со стороны. Это было очень странно. И больно. Словами не передать. И мне реально казалось, что это не закончится никогда. Я злилась на боль, раздражалась, что все это так долго, ныла от отчаяния и просто-напросто сходила от мучений с ума. В какой-то момент меня в последний раз выдернуло в реальность. Я услышала крик. Но более тонкий, не такой, как у меня. Я сначала даже не поверила, но почувствовала, что мой рот закрыт. Тонкий, раздражающий крик, дюже знакомый… Перед глазами все в крови… Сатана… На руках держит что-то маленькое… Переводит взгляд на меня… И все, я отключилась окончательно. «Новые люди» — Сплин Придя в себя, я сперва вообще не поняла, где я и что происходит. Первая вещь, которая до меня дошла, была тем, что в комнате было по-утреннему светло, эдак в районе часов одиннадцати. Птички за окном весело щебетали, что было прекрасно слышно сквозь приоткрытую форточку. В остальном было тихо. Я повернула голову вправо, но Люцифера рядом на постели не оказалось. Едва я собиралась подумать, куда бы он мог подеваться, как вдруг до меня дошло… Роды. Блять, и как можно было вообще забыть об этом?! Ебаать, походу Альцгеймер, вызывайте скорую… Я прислушалась. Тихо. «Где ребенок?» — первый вопрос, который меня заинтересовал. Отсутствие Люцифера теперь восхитительно объяснялось тем, что за малышом кто-то должен присматривать. Допустим. Теперь я прислушалась к своим ощущениям. Не-а, никакой боли. Вообще. По нулям. Нигде. Я осторожно ощупала свою голову, которой вчера ударилась о плиточный пол кухни. Ничего. Ни раны, ни боли. Странно. Я села, свесив ноги с постели, что далось мне с удивительной легкостью. Откинув одеяло с простыней, я увидела, что простыни настолько белые, как будто их Лаской стирали. Ни пятнышка крови. Странно… Но допустим. Я встала, подошла к зеркалу и… нет, вот этого я допустить точно не могу! В зеркале отражалась я. Да, растрепанная, да, заспанная… Но это еще нормально! А вот то, что у меня ни с того, ни с сего вдруг — раз! — и исчез живот, это блять очень странно! Срок у меня был небольшой. Месяцев шесть максимум, но для нефилима это, должно быть, норма. Глюки и помутнение разума — тоже побочные эффекты. Но блин, полное восстановление дородной фигуры за десять часов сна — это перебор! Чувствую себя гребаной Беллой Каллен после родов! Ебать, прям точь в точь, только не хватает красных глаз да убийства оленя на завтрак! Я подняла футболку. Нет, серьезно! Живот беременной женщины исчез, а взамен вернулся мой плоский животик с легкими очертаниями пресса. Это чудо, надо за это выпить! Опустив футболку и удивленно покачав головой, я таки решила больше не отвлекаться и тихо вышла из спальни. В гостиной я никого не встретила, зато в детской я увидела Дьявола, стоящего спиной к двери возле колыбели. Он обернулся, и его глаза просияли при виде меня. Я молча, слегка улыбнувшись, подошла и посмотрела в колыбель, а тем временем Дьявол нежно прижал меня к себе. В кроватке лежал маленький, совсем крошечный малыш. Милый, посапывающий, с розовой кожей, светлым пушком волос на голове и очень нежным личиком. Внешне такой же, как сотни новорожденных грудничков, но при этом — ни на кого не похожий. Я смотрела на него и видела — он мой. Он наш. Он прекрасен. — Как мы его назовем? — шепотом спросил Люцифер. — Он такой светлый… словно ангел… — не отвечая, восхищенно проговорила я. — Отчасти так и есть, — улыбнулся Дьявол, — в нем очень много сил. Я чувствую их. И они все — чистейший свет. В этом ребенке нет никакой тьмы. Он и правда прекрасен. — Маленький мамин защитник… — умиленно прошептала я, — этот малыш много раз спасал мне жизнь, как ангел-хранитель. Даже не верится, что ему все это было по силам… — Так что же? Как мы назовем его? — Оливер. Мы назовем его Оливером. Люцифер подумал и проговорил, словно пробуя имя на вкус: — Оливер… Мне нравится. А почему ты так решила? — Это имя переводится как «защитник света», «сияющий», «хранитель»… Это буквально его имя. И никак иначе. — Что ж, да будет так. Я согласен. Но пока он спит, пойдем, не будем его будить. Мы вышли из спальни и Дьявол тихонько закрыл за нами дверь. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он меня, сопровождая меня на кухню, подальше от детской. — Прекрасно. И, кстати об этом. Как… — я хотела было спросить насчет своего экспресс-восстановления, но Сатана вовремя меня перебил: — Я залечил тебя. Полностью восстановил организм. — Нервную систему тоже? — усмехнулась я, чувствуя блаженное спокойствие в эти прекрасные утренние минуты. — Насколько это было возможно, — пожал плечами Дьявол и сменил тему, — ты хочешь есть? — Нет, — призадумавшись на минутку, чуть удивленно ответила я. — А знаешь почему? — довольно ухмыльнулся Падший. Я только вопросительно подняла бровь, и тогда он пояснил: — Потому что ты в еде больше не нуждаешься. Теперь ты бессмертна. — Но я все еще человек? — уточнила я, — этому вообще есть название? — Не думаю. Твое бессмертие уникально по своей природе. Так что ты человек, который никогда не умрет. Прозвучало классно, но вы-то знаете, о чем я подумала в тот момент. И это было совсем не воодушевляюще, особенно после того, как я воочию увидела Оливера. Но Дьявол не дал мне надолго впасть в задумчивость. — А еще, — полушепотом сказал он, чуть улыбаясь, вплотную подойдя ко мне и положив свои руки на мою талию, — ты — самая прекрасная девушка на свете. Люцифер осторожно поцеловал меня в губы, нежно и не торопясь. Я ответила на поцелуй, выливая в него всю свою любовь и переполняющие мое сердце чувства. Но далеко наши невинные поцелуи не зашли. Я услышала плач из детской. Выскользнув из объятий любимого, я быстро вернулась в детскую и подошла к кроватке. Малыш Оливер заливался пронзительным детским плачем, хотя на его розовых щечках и маленьких глазах с длинными светлыми ресницами не было видно слез. В памяти всплыло, что я где-то слышала, будто у детей слезы появляются только спустя месяц отроду. Я осторожно нагнулась к ребенку и подняла его на руки. Он был настоящим малюткой, очень милым и умилительным, и даже его плач не казался мне раздражающим. Мне нравилось в этом ребенке все. Удивительно, но как только я взяла малыша на руки, он успокоился и посмотрел на меня сонным, серьезным взглядом больших глаз, удивительно похожих на отцовские. В его чудесных, ярких радужках словно отражалось безоблачное июльское небо, ярко-синее и лучезарное. Маленькие розовые губки то открывались, то закрывались. Мне показалось, это знак, что ребенок хочет есть. — А он нуждается в еде? — спросила я у Дьявола. — Нет, он же полуангел, — ответил Люцифер, — он нуждается лишь в любви. Плюс, ты могла бы заметить, что у тебя в груди нет молока. Иначе она болела бы, нужно было бы сцеживать его. — Извини, мне сегодня было не до самоощупывания, как-то пока руки не дошли, — с легкой иронией, усмехнувшись, ответила я, качая на руках малыша. — Твои руки не дошли, а мои скоро дойдут, — без тени двойного смысла легко ответил Падший, но в его глазах я как раз таки на подтекст и наткнулась. И еще на какой! В очах Люцифера, в отличие от глаз его сына, ангельская невинность отсутствовала. Пусть Сатана не хотел пошлить при ребенке, я-то все прекрасно поняла. Но мне в тот момент не было дела и интереса до секса. Куда там! На моих руках лежало маленькое, прекрасное создание, от которого, к моему удивлению, все же нежно пахло грудным молоком. Этот аромат хотелось вдыхать постоянно, он словно бы был олицетворением запаха самой нежности и любви. Я наклонилась и впервые поцеловала своего ребенка, улыбаясь уголками губ от явного удовольствия. Это было волшебно. Целый день я не отходила от малыша. Часы пролетели, словно секунды. Уровень нежностей и ласки в нашем доме в те сутки просто зашкаливал. Я зацеловывала ребенка, гладила его, не могла им налюбоваться. Малыш, как выяснилось, был довольно спокойным, поэтому мы с Люцифером, смотря за ребенком, попутно говорили. Я ностальгией вспоминала свое детство, Люцифер же строил планы на будущее. И то, и другое, заставляло меня в душе грустить, но я изо всех сил не показывала этого. Я старалась взять от этого дня все, набыться с ребенком, наверстать за пару часов все то время, которое Билли у меня отберет. Хотя это, увы, было заведомо невозможно… И как бы мне ни хотелось продлить эти часы навечно, они подошли к концу. Ребенок устал, да и мы тоже. Пришлось пойти укладывать его спать. Уже стемнело, но я не стала включать в комнате свет. Я осторожно вернула малыша в постель. Он захныкал, потому что не хотел расставаться с мамой, но я начала качать колыбель и тихонько успокаивать его, шепотом говоря ему всякие милые и ласковые слова. Люцифер бесшумно зашел в комнату и сел рядом со мной на диван. — А ты спой ему что-нибудь. Думаю, он заснет. — Да я колыбельных-то особо не знаю, — смущенно ответила я. — Спой что-нибудь из любимых песен. Ему понравится. Сперва я подумывала спеть ребенку в качестве колыбельных какую-нибудь балладу группы «Мельница», но тут вдруг я вспомнила одну песню группы «Сплин»… которая подходила ну как нельзя лучше… Я запела: «Замер троллейбус в троллейбусном парке Перепутал механик провода по запарке Выключив лампочки в сорок электросвечей Люди ночами делают новых людей Такие тонкие стены из цветного картона В светло серых дворцах из стекла и бетона Доверяя всему, что плетут из дневных новостей Люди ночами делают новых людей» Начиная петь третий куплет, я украдкой посмотрела на Дьявола, зная, что тут будут строки в его адрес. И пусть в полумраке спальни я едва различала очертания его лица, а на его глаза падала тень, я чувствовала, что он внимательно меня слушает, что он смотрит на меня и что он, может быть, даже слегка улыбается моему выбору. «Люди кричат, задыхаясь от счастья И стонут так сладко, и дышат так часто, Что хочется двигаться с каждой секундой быстрей Делая, делая, делая новых людей» Когда же я дошла до четвертого четверостишия, то сердце сжалось от душераздирающей грусти, потому что это были очень жизненные строки, как нельзя описывающие мою главную нынешнюю проблему. Слезы подступили к глазам, но я уверенно пела дальше, радуясь, что Люцифер при всем желании не мог бы заметить моих слез в темноте. «Думают люди в Ленинграде и Риме, Что смерть-это то, что бывает с другими, Что жизнь так и будет крутить и крутить колесо Слышишь, на кухне замерли стрелки часов Но ничего, ничего-погрустит и забудет Через время появятся новые люди Едут троллейбусы без габаритных огней Люди ночами делают новых людей Люди кричат, задыхаясь от счастья И стонут так сладко, и дышат так часто, Что хочется двигаться с каждой секундой быстрей Делая, делая, делая новых людей Людям так нравится делать новых людей…" Пела я размеренно, не торопясь, но ребенка пришлось еще долго укачивать. Я пела ему и другие песни, но именно выбор первой из них особенно въелся мне в память. Было ужасно грустно осознавать, что мне осталось жить всего два дня. Что еще сорок восемь часов — и я больше никогда не увижу любимого и ребенка. Было очень больно. «Was It a Dream» — 30 Seconds to Mars Когда Оливер сладко засопел, укачиваемый мной в теплой и мягкой постели, я осторожно убрала руку от кроватки и устало откинулась на спинку дивана, глубоко вздыхая. Я закрыла глаза и расслабилась. Тут на своей руке я почувствовала прикосновение Люцифера. — Устала? — шепотом спросил он, поглаживая мою тыльную сторону ладони. — Немного. Просто пока не привыкла. — Ничего, у тебя еще целая вечность впереди, — «приободрил» меня Дьявол, что естественно эффекта не возымело, а только насыпало соли на рану. Тем временем Люцифер бесшумно поднялся с места и помог встать мне. Мы тихо покинули детскую. Выйдя из темной комнаты в гостиную, уютно и романтично освещенную светом настольной лампы, я прищурилась. Голова уже не очень бойко соображала, мне хотелось пойти лечь спать и отдохнуть. Но я понимала, что отдыхать придется на том свете уже через два дня, а пока что было необходимо урвать каждую секунду времени в свое удовольствие. — Я сейчас приду, — сообщил Дьявол и скрылся за дверью ванной, откуда тут же послышался звук набирающейся воды. Падший тут же вышел, прикрыв за собой дверь, но воду не выключил. «Решил в ванной, значит…» — догадалась я, присаживаясь на диван. Конечно, было очевидно, к чему все движется. Спустя минуту я услышала легкий хлопок на кухне, и Люцифер вернулся ко мне с двумя бокалами красного вина в руках. Неплохо, очень неплохо. Кажется, что я не пила целую вечность. А с моими мыслями это сейчас как раз то, что нужно. Я взяла бокал и сделала пару медленных глотков, чтобы в полной мере ощутить вкусовой букет напитка. Люцифер позвал меня за собой в ванную, где большая ванна уже успела набраться горячей воды, которой не было видно за завесой пышной и легкой мыльной пены. Мы остановились возле ванны, закрыли дверь, поставили бокалы на длинную столешницу раковины. Зеркало затуманилось, перестав отражать нас двоих. Сатана неспешно приблизился ко мне и поцеловал в губы, поглаживая мою талию и спину. Медленно, не торопясь, будто пробуя каждую секунду близости на вкус. Постепенно его поцелуй стал страстным, таким горячим, что у меня все затрепетало в груди. Дьявол крепко прижал меня к себе. Я положила руки ему на шею, запуская пальцы в его волосы. Сладкий, дурманящий поцелуй прервался не скоро. Наконец, еле сдерживая пылающее желание, Люцифер выключил воду. Нам обоим хотелось продолжения, оба с нетерпением жаждали снова впиться друг другу в губы. Я начала расстегивать рубашку Падшего, после чего стащила ее. Дьявол стянул с меня футболку, я не замешкалась повторить это действие над ним. Мои руки соприкоснулись с горячей и сильной грудью мужчины, скользнули по его широким плечам вверх, потом вниз, к прессу. Люцифер целовал меня в губы, затем переключился на шею. Решив компенсировать мой низкий рост, Дьявол легким движением подхватил меня и посадил на столешницу раковины. Чуть разведя мои колени, чтобы приблизиться ко мне вплотную, Сатана скользнул руками вверх по моих бедрам к короткой линии шорт. Нежные, но в то же время полные страсти, касания губ покрыли мою шею, спустились к ключицам и далее к груди. Дьявол легко стянул с меня лифчик, обнажая меня сверху полностью. Стеснения у меня это не вызывало. Наоборот, возбуждение возрастало от предвкушения страстного, долгожданного секса. Мы оба безумно изголодались друг по другу, но, тем не менее, не спешили овладеть желаемым, с томлением оттягивая минуту единения. Сущим удовольствием было видеть друг друга во всей нашей обнаженности, замечать каждую знакомую родинку, каждый мускул, каждый изгиб любимого тела. Мои руки легли на ремень джинсов мужчины, не спеша расстегивая их. Дьявол продолжая целовать меня, прикусывая кожу на моей шее. Это он любит, любит оставлять на моей коже следы своего господства. Я не сопротивлялась, а только улыбалась от счастья быть рядом с Дьяволом и принадлежать ему. Я скучала по этой боли. Я так скучала по нему… Сатана приподнял меня и лишил меня последних атрибутов одежды, после чего медленно провел рукой от моего колена до самого-самого укромного места… Не желая возиться со своими джинсами, Падший щелкнул пальцами, и они испарились. Прекрасно, теперь мы были на равных. Ничего лишнего. Огненные, жадные поцелуи, неугомонные руки, изучающие тело партнера, горячая кожа, твердые, сексуальные мышцы и изгибы тел, руки, запущенные в волосы… Мы достигли пика терпения и больше не могли сдерживаться, но титаническими усилиями пока не набрасывались друг на друга. Дьявол отстранился от меня и первый погрузился в горячее лоно ванной. Пена полностью скрыла его торс и все, что было ниже, в то время как я, голая и горящая желанием, была видна, как на ладони. Так не честно. Я уравняла наши позиции, погрузившись в горячую воду следом за Сатаной, прямо в его объятья. Сердце екнуло, когда мое тело со всех сторон соприкоснулось с горячей водой, но, казалось, тело любимого было еще горячее. Белая воздушная пена приятно пахла чем-то цветочным, а сильные руки тут же притянули меня ближе к себе. Правая рука Люцифера спустилась к самым чувствительным участкам моего тела, тогда как левой он трогал мою грудь и иногда сильно сжимал, заставляя меня издавать тихий горловой стон, который я усиленно сдерживала. Губы Дьявола касались моей шеи, оставляя на ней следы прикусывания, а иногда ловили мои губы в жарком, страстном поцелуе, когда я полуоборачивалась. Наконец, он приподнял меня и плавно вошел. Я приглушенно застонала, откинувшись назад, на плечо Дьявола. Движения постепенно ускорялись. Сначала было просто нежно и приятно, по всему телу разливался жар, но потом… Зрачки расширялись от электрических импульсов, резко возникающих где-то внизу живота. Казалось, артерии сужались до толщины волоса, температура повысилась до точки кипения крови, сердце колотилось, как отбойный молоток. Дыхание стало частым и прерывистым, мозг атаковали электрические импульсы. Мускулы всего тела были напряжены так, словно я поднимала вес в три раза больше собственного. Пошло. Грубо. Безнравственно. Но как же мне плевать. В голове ни мысли. Я чувствовала себя просто зверем, который действует инстинктивно, в порыве страсти и желания, не имея никаких моральных и нравственных устоев. Развратил девочку. А я и рада. Сильные руки сжимали грудь, крепко прижимали меня к нему… — Да… да… да… — бессвязно шептала я, закрыв от удовольствия глаза и сосредоточившись на безумных ощущениях. Я хотела еще, хотела быстрее добраться до пика блаженства, но Искуситель на то и Искуситель, чтобы сладострастно пытать, оттягивая момент развязки… Наконец голова озарилась яркой вспышкой сладкого импульса, все тело задрожало в кульминации нашей любви, а сердце так колотилось в груди, словно отчаянно вырывалось наружу. Но этим в тот вечер все не закончилось. После ванной Дьявол легким движением поднял меня, завернутую в полотенце, на руки и отнес в постель, где до самого рассвета не позволял мне уснуть, нежно и страстно вжимая в кровать, целуя меня везде, где только было возможно… Наутро все мышцы приятно побаливали. И знаете, сказать ничего нового про мой предпоследний день жизни я не могу. Он был в точности похож на предыдущий. Весь день я в нежностях и ласках провела с малышом, а ночью ублажала и ласкала уже по-взрослому его папочку. Сутки пролетели, как пара минут. А на третий день осознание собственной обреченности просто выбило меня из колеи. В мое последнее утро я проснулась, с ужасом осознав, что мне осталось жить часов десять-пятнадцать. Страх сковал грудь, а от ужаса холод прошелся по коже. Нет, черт, нет… Я не хочу умирать! Только не сейчас! Я резко села в постели. — Что случилось? — поинтересовался Дьявол, вальяжно лежавший на другой половине постели. — Я… — я запнулась, будучи не в силах ответить честно, и тряхнула головой, — ничего. Все нормально. — Тогда не сбегай от меня, — Сатана протянул руки ко мне и притянул меня к себе. Я постаралась расслабиться, сделать спокойный, радостный вид. Но скрыть волнения мне не удалось. И после длительного, глубокого поцелуя Сатана отстранился и обеспокоенно окинул меня взглядом. — Что случилось, — повторно спросил он, — ты нервничаешь. — Все нормально, не обращай внимания. — Ну да, еще чего, — хмыкнул Падший, — рассказывай. — Люцифер, все хорошо. — Вот когда вы, женщины, так говорите, значит миру скоро конец и грядет Апокалипсис. — Глупости, все и правда хорошо. Просто… какое-то предчувствие, не более того. — Предчувствие? Давно ты у нас подалась в экстрасенсы? — попытался вырулить все на веселый лад Дьявол. Я слабо усмехнулась, не зная, что и ответить. «Поверил? Отстанет?» — думала я, посматривая на Сатану в промежутках между поцелуями, к которым мы оба опять перешли. От ребенка я не отходила весь день ни на шаг, крепко обнимая его, прижимая с любовью и лаской к самому сердцу. Маленький, сладкий малыш Оливер был просто воплощением ангела, самым желанным и замечательным существом на свете. Мне хотелось дарить ему тепло и ласку каждую секунду своей жизни, держать его на руках, смотреть на крошечные ручки с малюсенькими пальчиками, на носик горошенкой, на эти розовые щечки, полураскрытый ротик… Смотреть в эти по-отцовски голубые, волшебные, невинные глаза… Люцифер, определенно, заметил, что со мной явно что-то не так. Я была рассеянна и задумчива, определенно обеспокоена чем-то ему непонятным. Но допытываться он не стал, решив понаблюдать за этим таинственным перепадом настроения. С каждым новым взглядом на часы, отчаяние в моей груди возрастало все сильнее. Я обреченно понимала, что время ускользает, как песок в песочных часах, стремительно и неумолимо, и что я оглянуться не успею, как настанет мгновение моей гибели. Нужно было попрощаться. Весь день я пыталась одарить Оливера максимальным количеством любви и материнской ласки, потому что знала — ему будет очень этого не хватать. Прощание с Люцифером я отложила на вечер. И вечер наступил, быстрее, чем можно было представить. Я с диким ужасом наблюдала, как закат сменился черным покрывалом ночи. Было девять часов вечера. У меня оставалось три часа. Укладывая ребенка спать в последний раз, я еле сдерживала свои чувства. Мои глаза наполнялись слезами, я не могла выпустить Оливера из рук, так и укачивая его на руках, а не в колыбели. Дьявол тем временем был на кухне и разговаривал по телефону с Айнарисом. Я же, оставшись наедине с ребенком, в последний раз целовала его, обнимала и шептала ему все, что должна была говорить на протяжении всей его грядущей жизни: — Оливер, малыш… Мама очень сильно тебя любит! Всегда помни это! Знай, что я не хочу оставлять тебя, не хочу оставлять твоего отца… Но я вынуждена. Я не хочу расставаться с вами!.. — мой тихий голос дрогнул, а горькие слезы заструились по щекам, — я бы все отдала, чтобы быть с вами… Я так вас люблю… Малыш ничего мне, естественно, не ответил, потому что уже забылся сладким, беззаботным детским сном. Он тихо посапывал у меня на руках, не ведая, что мать держит его в последний раз. Я понимала, что если сейчас же не уложу ребенка в постель, у меня не останется времени попрощаться с Дьяволом. Поэтому, превозмогая себя, я опустила спящего малютку в колыбель и, утерев слезы, вышла из комнаты. Мы с Люцифером столкнулись в дверях на кухню. — Что с тобой? — обеспокоенно спросил он, увидев мои чуть покрасневшие от слез глаза. — Ничего. Все в порядке. Просто послеродовая депрессия. — Да? — недоверчиво уточнил Дьявол, — и что же так тебя угнетает? — Ничего. Сатана подошел ко мне вплотную, положил руку на мою талию, другой рукой приподнял мой подбородок. Падший внимательно посмотрел в мои глаза, склонив голову чуть на бок. Я отчетливо видела, что он не верит ни единому моему слову. — Меня называют Отцом Лжи, в то время как я говорю исключительно правду, — начал Дьявол и, помолчав, продолжил, — тем не менее, я хорошо разбираюсь в людях и вижу, когда они врут. Чувствую, как колотятся их испуганные сердца, как они отводят взгляды от честных глаз, как нервничают и пытаются сменить тему. Я все это видел тысячи раз. Так неужели ты думаешь, что я поведусь на твои отмазки? Не замечу слез и отчаянного взгляда? После стольких лет совместной жизни, за которые я узнал тебя лучше, чем ты сама себя знаешь? Я опустила взгляд. Да, он прав. Надеяться все скрыть было глупо. Но у меня все же почти получилось. — Эмма. Что я такого сделал, что ты начала мне врать? Я думал, между нами… — Да, — я подняла взгляд и честно посмотрела ему в глаза, — у меня есть повод для переживаний. Есть. Но я не хотела портить нашего счастья, не хотела омрачать долгожданные минуты воссоединения и покоя. Я не хотела врать, но… Я решила, что так для тебя будет лучше. — Не тебе это решать. И за меня, и за тебя Я несу ответственность. Я, а не ты. Рассказывай, — серьезно и сухо сказал Дьявол, не сводивший с меня изучающего и укоризненного взгляда. Я помолчала. Потом решила — сначала прощание, потом признание. — Я расскажу тебе все. Но сначала дай мне кое-что сделать… — Я приподнялась на носочках к лицу Сатаны, трепетно положив руки ему на плечи, и нерешительно, не зная, как он отреагирует на ласки в такой напряженный момент, поцеловала его в губы. Дьявол был напряжен, я чувствовала это. Но спустя пару секунд поцелуя, он все же устало вздохнул и ответил на мои движения. Эмоции, скопившиеся во мне океанами яда, отравляющего мою душу болью и горечью, начали выплескиваться наружу, в мой поцелуй. Отчаяние, знание, что я целую любимого последний раз, и в то же время лавина страсти и любви, захлестнули меня с головой. Я впилась в губы Сатаны с таким откровенным желанием, что он даже немного опешил. Никогда еще, пожалуй, я не была столь инициативна. Я запустила руки в его волосы и слегка притянула голову Сатаны еще ближе ко мне. Моя страсть передалась и ему. Он хотел и овладеть мной, и наказать за ложь, и выпытать правду. Он хотел взять меня силой так, чтобы я навсегда это запомнила. — Ты что творишь? — чуть хрипло и удивленно спросил Дьявол, разорвал долгий и страстный поцелуй. Я видела, что теперь к его серьезности и строгости примешивалось бурлящее желание, ураган похоти и жажды доминирования. — Я раскаиваюсь. И прежде, чем что-либо говорить… Я хочу, чтобы ты сделал со мной все, что обещал. Все, что хочешь, — я говорила это взволнованно и возбужденно, понимая — сейчас или никогда. Я чуть отстранилась и, посмотрев прямо в глаза Дьяволу, откровенно и бесстыдно попросила, — возьми меня… Дважды повторять не пришлось. В глазах Люцифера вспыхнул такой безграничный дьявольский огонь, что мое сердце замерло от волнующего предвкушения. Он резко подхватил меня под бедрами, подняв на руки, и прижал спиной к стене. Я крепко обхватила ногами его талию, обняв руками его за шею. Сатана поддерживал меня под ягодицами, вжимая меня в стену и нагло проникая языком в мой рот. Его запах, мужественный, дурманящий. Мой любимый. Мне хотелось утонуть в этом аромате желанного тела. В голове все мысли ушли на задний план. Только он. Только я. Только сейчас. Дьявол разорвал этот жадный поцелуй, и стал целовать, кусать мою шею, тогда как я с трудом переводила дыхание. Моя грудь быстро вздымалась, руки дрожали от нарастающего возбуждения. Я очень хотела, хотела здесь и сейчас… Дьявол решительным движением оторвал меня от стены, поддержав одной рукой за спину, и перенес в спальню. Он бросил меня на постель, а сам помедлил, обводя мою разгоряченную фигуру оценивающим взглядом. Да, он снова доминирует. Но сегодня все будет не так, как это бывало раньше. Сатана медленно начал расстегивать свою рубашку. Я, прикусив губу, одурманенно следила за каждым его движением. Дьявол неспешно стащил этот предмет одежды со своих плеч, обнажая сильные руки и плечи, которые футболка была не в силах прикрыть. Но в этой черной футболке, плотно и таинственно облегающей его сексуальный торс, Падший выглядел просто умопомрачительно. Если и запоминать его в последние мгновения жизни, то именно таким. Горячим, властным и невероятно привлекательным. Сатана одним движением высвободил ремень из своих джинсов. О да, я знала зачем. И я хотела этого. Я встала на колени на краю постели, приблизившись к Дьяволу, не сводя с него глаз. Сатана ухмыльнулся и сказал: — Повернись. Я послушно развернулась к нему спиной, сев на колени. Я спиной чувствовала его взгляд, прожигающий и жаждущий владеть мной. Всецело и безраздельно. Сначала он ничего не делал, оттягивая момент. Наблюдал за моей покорностью, заставлял сердце трепетать и выпрыгивать из груди от дикого, неудержимого желания. Затем Сатана, стоя за моей спиной, стянул с меня майку. Расстегнул лифчик. Отбросил в сторону. Сжав в кулак мою светлую копну распущенных волос, он приподнял их, оголяя мою прямую, бледную спину и шею, тонкие очертания лопаток и позвонков. От его изучающего взгляда по моему телу пробежал холодок. На руках появились злосчастные мурашки. Как всегда, где секс, там и они. Холодная и грубая кожа ремня легким и медленным движением прошлась по моей спине от копчика до шеи, Дьявол проводил ремнем плавно, заставляя меня предвкушать более тесное знакомство с этим элементом одежды. Люцифер резко потянул за мои волосы, прижав мою голову к своей груди так, что у меня заболела каждая луковичка белокурых локонов. Я издала легкий стон. — Ты хочешь секса? — тихо, словно удивляясь, спросил Падший, делая акцент на последнем слове, — хочешь чтобы я тебя наказал, как обещал, да? — Дьявол сделал паузу, — нет, зайка, так не пойдет. Парой часов вечером ты не отделаешься. Ты за последнее время так накосячила, малышка, что для наказания потребуется… скажем… неделя. Минимум. Так что мы это дело отложим. Вот как Оливеру будет, скажем, месяц, мы оставим его с Гавриилом, улетим куда-нибудь в Амстердам… — Сатана приблизился к моему уху и издевательски прошептал, — вот тогда я тебя ТАК накажу, что ты месяц ходить не сможешь. И ко всем твоим многочисленным провинностям прибавлю сегодняшние. — Какие? — удивилась я. — Ты мне врешь — это раз. Ты сейчас пыталась мной манипулировать и уйти от моего вопроса — это два. А когда ты расскажешь мне, о чем ты там умалчиваешь, это будет три. И поверь, чем дольше ты молчишь, тем больнее будет. — Так ты сейчас меня динамишь? — с оттенком разочарования в голосе, усмехнулась я. — Нет, — все так же издевательски ответил Падший, — я предупреждаю. — Ладно. А как тебе такое предложение, — я высвободила свои волосы из руки Дьявола, ослабившего хватку, и повернулась лицом к нему, все так же на постели поднявшись на колени, доставая ему носом не выше уровня груди. Моя оголенная грудь едва касалась торса мужчины, тогда как я лукаво смотрела Падшему в глаза, — Ты сейчас заткнешься и возьмешь меня так, что б я на всю жизнь запомнила. А потом я готова жить в Амстердаме хоть целый месяц. — Не находишь, что это похоже на суицидальные наклонности? — хмыкнул Падший, удивляясь моему раскованному поведению. — Да мне плевать… — Ну, — пожал плечами Падший, — сама напросилась. Он положил руку на мою шею и, сжав мое горло, притянул меня к себе для поцелуя. Обжигающие губы, в груди трепет, руки трясутся… А тут еще, как назло, воздух в легких закончился. Голова слегка пошла кругом. Разорвав поцелуй, Дьявол сказал: — Развернись. Я покорно снова села к нему спиной. — Руки назад. Я подчинилась. Дьявол крепко-накрепко стянул ремнем мои запястья за моей спиной, так что я осталась беззащитна. Падший вплотную подошел и прижал меня к себе, изучая сильными руками мою грудь. У меня замерло дыхание от возбуждения. Спиной я чувствовала, что и Падшего это чувство не миновало. Его пальцы то легко прикасались к моей оголенной коже, то скользили вверх по ключицам и шее. Вдруг Дьявол резким движением развернул меня к себе лицом и опрокинул на спину. Мои связанные руки оказались под моей талией. Сатана плавно стащил с меня остатки одежды и остановился, смотря на меня, беззащитную и полностью ему отдавшуюся, с чуть пугающим, но не менее возбуждающим, взглядом, в котором бушевали целые штормы, взвивались ураганы и тонули корабли. Падший стащил с себя футболку и навис над моим лицом. Я учащенно и взволнованно дышала, мои губы были чуть приоткрыты и желали вновь почувствовать, что их любят, целуют, ласкают… Давай же, не тяни… Сатана стал снова издеваться над моей кожей, кусая за шею, оставляя засосы, проводя горячим языком по моей груди, спускаясь по животу все ниже и ниже. В его руках я была словно скрипка в руках профессионального скрипача. Своими умелыми, страстными, властными движениями он вынуждал меня изнывать от желания, вздрагивать от раскатов тепла внизу живота, от электрических импульсов, заставляющих напряженные мышцы сжиматься. — Развяжи мне руки… — сбивчиво прошептала я. — Неа… — Месяц в Амстердаме и я согласна на все что угодно, любые действия с твоей стороны, без возражений… — Ты сегодня решила оторваться, как в последний день, что ли? — не подозревая, насколько он близок к истине, пошутил Дьявол и расстегнул ремень. Мои руки тут же скользнули к его груди. Я нежно прижималась к нему, страстно впивалась в губы, целовала его щеки, шею, плечи, торс. Причем так же активно, как и он, даже прикусывая кожу. Я перехватила инициативу и повалила его на спину. Я затыкала его поцелуями, не давая удивиться моему внезапному доминированию. Проворно избавив его от остатков одежды, я села в позу «наездницы», плавно начав движение бедрами. Сатана крепко держал меня за талию… Кайф… Внизу живота горячим комом нарастало блаженство… Целую тебя последний раз… Последний раз запускаю руки в твои волосы… Это нужно запомнить, и плевать, что уже спустя пару часов я навсегда перестану существовать, мыслить, вспоминать, думать… Моя страсть под напором чувств и нужды прощаться переросла в такую откровенную нежность, словно в моем сердце расцвели дикие, ароматные белые розы… Как же я люблю тебя… Прости меня за все… Эта страсть, эта нежность, эти поцелуи и ласки были моей лебединой песней. Я знала, что ничто не ослабит горя Падшего, когда я умру… Но я пыталась дать ему максимум счастья здесь и сейчас, подарить всю себя, чтобы он держался и имел мужество пережить свою утрату. Когда блаженные минуты совместной эйфории прошли, я опустилась на подушку рядом с ним и нежно прижалась к Дьяволу всем телом. Он обнял меня. Некоторое время мы лежали молча. Потом Падший, усмехнувшись, спросил: — Это что сейчас было? — Это… Я просто хотела показать тебе, как сильно я тебя люблю. — Да я и так знаю… — начал было Дьявол, но я тихо перебила его: — Просто… — Что? — Я должна была показать тебе это, потому что… если не сейчас, то уже никогда. — - В смысле? — напрягся Падший, не понимающий моих упаднических настроений. — В прямом. Это, собственно, то, что я не хотела тебе говорить. Смерть была согласна помочь тебя вызволить только в обмен на мою жизнь. И время у меня закончилось… — я и сама не поверила, что смогла в этом признаться. Дьявол навис надо мной, взволнованно глядя в мои глаза и надеясь увидеть по выражению моего лица, что я шучу. Но я не шутила. — Ты с ума сошла?! — Прости… — серьезно и твердо сказала я, — у меня не было другого выхода. Дьявол смотрел на меня, не веря в правдивость и реальность моих слов. — Ты не имела права так поступать со мной. С сыном. Что будет с Оливером, если ты… — словно обвиняя меня в предательстве, с глубокой обидой и болью в голосе сказал Сатана. — Люцифер… — я провела рукой по его щеке, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться, — прости меня… Я не хотела, чтобы все так вышло… Ведь я очень, ОЧЕНЬ хочу жить! Я не хочу расставаться с тобой снова, не хочу покидать ребенка, я не хочу! Я умоляла Билли не ставить мне такой ультиматум, но она… Я ничего не могла сделать… Дьявол молча встал с постели, оделся и вышел из спальни. Я вскочила вслед за ним. Одевшись, я обнаружила любимого сидящим на крыльце дома и опустившим голову на руки. Прохладный ночной ветер коснулся моей кожи, заставив меня поежиться. Я опустилась на ступени рядом с Сатаной. — Послушай меня. Полночь через десять минут, тогда истечет мой срок. Я… — мой голос дрогнул, — я многое должна тебе сказать. Хочешь ты или нет, но… настало время прощаться. Мне… Так больно говорить это… — мои глаза заволокла пелена слез, — но я должна сказать. Ты сильный и ты обязан справиться с этим. Пожалуйста, я тебя умоляю, не закрывайся от ребенка. Не возводи стену между вами. Оливер — это частичка меня. Не бросай его, слышишь? Будь для него самым лучшим отцом на свете! Я тебя очень прошу, не начинай Апокалипсис или что-то в этом роде. Тебе не будет от этого легче… Не подвергай ребенка опасности, но защищай и оберегай его. Не допусти, чтобы он вырос жестоким и плохим, научи его использовать силы во благо. И пожалуйста, передай ему, что я очень-очень его люблю… — на этих моих словах я не смогла сдержать безмолвных рыданий. Я закрыла лицо руками, тело затрясло, плечи тихо вздрагивали. Спустя секунду я почувствовала, как Дьявол очень крепко прижал меня к себе. Чувства нахлынули еще сильнее, и рыдания усилились. — Прости меня, Люцифер, прости… прости… прости… — будучи едва в силах сказать что-то, шептала я, — Я так тебя люблю, так люблю… прости… — Я тебя ей не отдам, — наконец, твердо сказал Падший, — слышишь?! Ты не умрешь! Я не допущу этого! Перестань, не плачь, я не отдам тебя. — Ты не можешь… Я согласилась на ее условия, я обязана… Я не хочу, но я должна!.. Ты не сможешь помешать ей… — Вот и посмотрим, — угрюмо заявил Падший, — Ну все, тише, пойдем в дом. Но только мы с Люцифером встали и повернулись лицом к двери, как за нашими спинами послышались чьи-то шаги… «Je t'aime» — Lara Fabian — Далеко собрались-то? Раздавшийся голос заставил меня вздрогнуть. Сердце замерло. Это она. Это Смерть. Здесь и сейчас. Время вышло. Мы обернулись. Билли стояла шагах в десяти от крыльца, все так же одетая в черный балахон и держащая свою острую косу. — Уходи, — твердо сказал ей Дьявол, вставая между нами, чтобы меня защитить. — Я уйду, не волнуйся. Как только возьму то, что принадлежит мне, — спокойно, нисколько не боясь Сатаны, ответила Смерть. -Ты не заберешь ее душу. Ты не имеешь права! — А вот и нет. Мы заключили сделку. Ее душа — мои услуги. А так как я помогла ей, я имею полное право забрать свое вознаграждение. Все честно и законно. — Может и так, но это все равно подло! Ты наживаешься на несчастье других людей! Она была в отчаянии, а ты… — Это бизнес, ничего личного. Наступило минутное молчание. Дьявол и Билли смотрели друг на друга, не мигая. Каждый твердо стоял на своем. Было страшно. — Так что? Эмма, мы с тобой договорились. Ты обязана сдержать слово, — поторопила меня Смерть. — Нет. Она никуда не пойдет. Она не умрет, ясно? — возразил Дьявол. — На каком основании? — подняв бровь, поинтересовалась Билли. — А какие были условия сделки? — ответил вопросом на вопрос Сатана. — Я спасаю тебя, а взамен получаю ее душу. — Душу? — Дьявол на мгновение задумался, а потом воскликнул, — да ваша сделка недействительна! — Это еще почему? — хмыкнула Билли, уверенная в собственной правоте. — Потому что ее душа принадлежит мне. Она подарила мне ее и больше не может ею распоряжаться. Эмма физически не способна дать тебе желаемое. Ты можешь попытаться ее убить, но душа в любом случае останется у меня. Билли, осмыслив его слова, пришла в бешенство. — Ну уж нет! Я потратила слишком много сил на твое спасение. Эмма должна мне! — И что ты с нее хочешь взять? — Раз, как ты говоришь, я не могу забрать ее душу, то я хотя бы отомщу за обман. Я никому не позволю играться с моим доверием! Смерть взялась за древко косы обеими руками и сделала несколько уверенных шагов в нашу сторону, просверливая меня ненавидящим взглядом. Похоже, она решила убить меня просто так, лишь бы насолить, пусть лично для нее это не несло никакой выгоды. — Эмма, иди в дом, — железным тоном приказал Дьявол, но я, стоя за его спиной, словно окаменела. Я испугалась, что Смерть в попытке прикончить меня убьет Люцифера. Этого я совершенно никак не могла допустить. — Только попробуй! Зайдешь в дом, и я и до твоего ребенка доберусь, — прошипела Билли, преодолевая еще несколько шагов. В руке Люцифера внезапно что-то блеснуло. Из-за его плеча я увидела… Меч архангела. Его меч, оставшийся у Дьявола еще со времен жизни в Раю. То самое лезвие, которым я некогда резала свою руку ради подписания кровью договора о дарении души. Появление меча могло означать только одно — Дьявол будет биться с Билли. Биться до последнего. От осознания этого ужас вспыхнул в моих глазах. — Люцифер… — попыталась я отговорить его, но Падший отрезал: — Отойди и не мешайся. — Решил в героя поиграть? — подняв бровь, хмыкнула Смерть, — не жалко ребенка-то сиротой оставлять? Мне было бы жалко. Впрочем, может быть я действительно сжалюсь над ним и после убийства вас обоих прикончу малютку за компанию. По-моему отличная мысль, а? Тем более, — она усмехнулась, — тебе не убить меня своим суперсверкающим клинком. — О, я знаю, — спокойно ответил Падший, держа меч наготове и спускаясь с крыльца. Он ударил первый, но Билли взмахнула косой, и две лезвия пересеклись с характерным звоном. Начался бой, от которого зависела не просто моя жизнь, а жизнь всей моей семьи. Удар. Удар. Удар. Клинок Сатаны и коса Смерти мелькали у меня перед глазами с невообразимой скоростью. Выпад за выпадом они оба прекрасно отбивались. Пресекая активную атаку противника и отстраняясь друг от друга, они несколько раз замирали, пытаясь отдышаться и продумывая дальнейшие действия, выглядя иллюзорно расслабленными, словно бой был не более чем игрой. На самом же деле в такие секунды каждая мышца их тел была напряжена, будучи в готовности резко сократиться, приводя в исполнение заготовленный удар по противнику. Никакой защиты, брони, щитов. Одно неверное движение, сдвиг лезвия на сантиметр в сторону и… Чья-то жизнь навсегда оборвется. Вопрос только в том, как Дьявол собирался победить, если его клинок в принципе не способен убить Смерть? Это оставалось для меня полной загадкой. Выпад косой… Дьявол молниеносно рефлекторно отбил этот удар, так что звон металла разнесся на всю округу. Удар. Удар. Удар. Смерть оступилась, но ничего серьезного это не изменило. Увернувшись от выпада Дьявола, Билли проворно скользнула лезвием косы по клинку Сатаны и едва не выбила меч из его рук. Он напал в ответ. Дьявол наступал так быстро и решительно, защищая свою семью, что Смерть не успевала должны образом следить за положением клинка противника. Она поспешно попыталась уйти на дальнюю дистанцию, с трудом отбивая выпад Падшего, но тут же стремительно подалась вперед и широко замахнулась косой. Дьяволу удалось парировать удар и перейти в наступление, не сразу рубя с плеча, а делая несколько обманных финтов для рассеивания внимания Смерти. Он буквально танком пошел на женщину, обрушивая на нее серию ударов. Ей не оставалось ничего, кроме слепой обороны. Дзынь. Звон металла. От этого звука холод волнами прокатывался по моей коже. Меня всю трясло от страха и напряжения. Черт! Билли поймала удачный момент. Секунда — и она пошла в контратаку. Дьяволу удалось уйти на сверхдальнее расстояние, чтобы отдышаться. С ужасом я увидела, как по его правой оголенной руке ниже локтя проступает кровь. Слава Фортуне — лишь царапина. Дьявол, не обращая внимания на небольшое увечье, сделал пару шагов вперед и ударил. Выпад, удар, выпад… Мое сердце колотилось, как бешенное, а ноги подкашивались от ужаса. Мне было очень страшно. Особенно потому что я ничем не могла помочь. Падший закрылся, отбил атаку, вдруг резко перекинул меч в другую руку и ударил с противоположной стороны, где Билли и не ожидала встретить его удар. Лезвие молниеносно встретилось с плечом женщины, проходя по телу насквозь, отрубая ее руку до половины. Конечность осталась висеть на обрывках мышц и связок, но нервно-мышечные соединения были непоправимо нарушены. Ладонь женщины, крепко держащая древко косы, резко разжалась, рука резко расслабилась и неподвижно повисла на плече, а коса, ведомая силой притяжения, полетела на Землю. Все это произошло в мгновение ока, так что в ту секунду, как Смерть вскрикнула от дикой боли и замешкалась, Люцифер рванулся вниз и поднял косу, тут же размашистым ударом… Перерубив тело противницы пополам. Я рухнула на колени от облегчения. Легкие, до этого словно сжатые в стальные тиски, вдруг свободно вкусили холодный ночной воздух с успокаивающим ароматом хвои. Мертвая тишина сменила звуки ударов клинков. Только шелест листьев под прикосновением ветра, только уханье совы. Тихий звук шагов. Дьявол. — Ты… ты убил ее… это насовсем? — с неверием и надеждой прошептала я, когда Падший устало опустился на ступени рядом со мной. — Насовсем. Смерть только так убить и можно, — вздохнул Сатана и протер лицо руками. Он выбился из сил. Мы оба были опустошены морально. Мы только что были оба на грани смерти. Мне хотелось разрыдаться от облегчения и счастья, но… В голове было пусто. Душу словно выпили до дна. Хотелось просто упасть и забыться глубоким сном. А еще я чувствовала себя очень виноватой. — Почему ты не сказала мне заранее? — опустошенно спросил Дьявол спустя пять минут молчания. Он вперил бесчувственный взгляд куда-то перед собой, в черные дебри леса, — а если бы меня не оказалось дома? Ты… у меня уже сил нет никаких. Сколько можно? Ты обещала больше не рисковать собой. Обещала! Я не знаю, как у тебя язык повернулся на такое подписаться… Я молчала. Я не знала, что сказать. Мне было больно и стыдно. Но я знала, что моей вины нет. — Если ты думаешь, что это я из-за суицидальных наклонностей специально поперлась к Смерти, чтобы вручить ей свою жизнь, то ты глубоко заблуждаешься. Да чего мне стоило столько дней держать все это в себе?! Чего мне стоило выслушивать твои разговоры о «будущем» и о грядущей совместной вечности, зная, что умру через пару недель?! Ты хоть представляешь себе?! — Так чего ты молчала-то?! — взорвался Дьявол, резко повернувшись ко мне, — ты обязана была рассказать мне! Я несу за тебя ответственность! Ты не имела права так поступать со мной! Ты умерла бы — а что я делал бы, а?! Как ты себе это представляла, дура?! Погрустит и забудет?! В край ебанулась, что ли?! — Дьявол схватил обеими руками меня за плечи и в порыве ярости встряхнул, — Ты идиотка! Это невозможно пережить! Я люблю тебя до безумия, я нуждаюсь в тебе! Я без тебя дышать не могу, слышишь?! Как бы я это пережил?! Я тебя спрашиваю! Как блять?! — Я не знаю! Не знаю, слышишь?! — вскрикнула я, испугавшись, — но у меня выбора не было! Если бы не Смерть, мы не смогли бы тебя спасти! Кроули мог убить тебя в любую минуту, мы… — Да плевать я на себя хотел! Неужели тебе не ясно, что ради меня ты должна была спасать СЕБЯ, Эмма?! Я сделал буквально ВСЕ, чтобы оставить тебя в живых! Я дал тебе вечную жизнь, дал тебе смысл жизни на тот случай, если ты как раз таки потеряешь меня! Я дал тебе охрану и защиту, но ТЫ упорно плюешь на все, что я для тебя делаю! Ты сбежала от Айнариса, убила Дагон, ты стреляла в себя из Кольта! Такое ощущение, что ты специально, целенаправленно рвешься СДОХНУТЬ, как будто это блять главная цель твоей жизни! Ты — гребаная эгоистка! — выкрикнул Дьявол и с силой отпихнул меня от себя. Я упала на пол террасы и разрыдалась. Я была не в силах подняться, морально я была убита и уничтожена. Но все же спустя пару минут, когда прошли самые первые и сильные порывы рыданий, я через силу поднялась и голосом, переполненным обидой и болью, ответила: -Единственный эгоист здесь — это ты! Я тебе еще тогда, в библиотеке сказала: «Я НЕ ХОЧУ ЖИТЬ БЕЗ ТЕБЯ». Я тебе прямым текстом говорила, что я сломлена, что мне нахер не нужно дворцов, развлечений и вообще жизни, если я потеряю тебя! И так было бы проще! А ты, ТЫ, весь эдакий Всемогущий Сатана решил поставить меня перед фактом! Я просила тебя делать мне ребенка и обрекать на бессмертие?! Я ПРОСИЛА ТЕБЯ?! Ты считаешь это подарком, а для меня это было проклятием! Ты знал, что можешь погибнуть в ЛЮБОЙ МОМЕНТ, но ты все равно плюнул на мои чувства, на мою БОЛЬ, и сделал так, как ТЕБЕ удобно! Это ТЫ хотел для меня бессмертия, ТЫ хотел ребенка, так что ты не имеешь права обвинять меня в эгоизме! Если я для тебя игрушка, которой можно приказывать, которой можно играть, то не пошел бы ты НАХЕР?! — на этих словах, буквально прожженых ядом обиды, я просто сорвалась с крыльца и быстрым шагом направилась к телу Билли. Когда я подняла с земли окровавленную косу Смерти, Дьявол с ужасом вскочил со ступеней: — НЕ ВЗДУМАЙ! Сатана испугался, что я на эмоциях покончу с собой. У меня же были такие мысли, но в целом косу я подняла на всякий случай. Не знаю, что вообще я на эмоциях реально собиралась сделать. Уйти пешком хрен знает куда? Тогда мне нужна коса для защиты. Держать Дьявола на расстоянии во время ссоры? Возможно… Покончить с собой… С одной стороны, меня все так ЗАЕБАЛО, что руки чесались, но с другой… Конечно, у меня не хватило бы сил поступить с любимым и ребенком ТАК бессердечно… — Не подходи! — в слезах и с обидой на грани ненависти выкрикнула я, когда Дьявол рванулся в мою сторону. В его глазах я видела дикий страх потерять меня. Он остановился. На его лице было столько эмоций… Он был растерян, не знал, что сделать и что сказать, хотя нужно было срочно что-то предпринять. — Эмма… — попытался успокоить меня Падший, но я перебила его: — Что?! Что: «Эмма»?! Ты хочешь, чтобы я всегда была послушной и никогда не совершала ошибок?! Я не робот! Все совершают ошибки, слышишь?! И да, я признаю, что во многом виновата! Но здесь тебе не в чем меня упрекнуть! Я отдала всю себя, ПОЖЕРТВОВАЛА СВОЮ ЖИЗНЬ для твоего спасения! И если бы у меня был шанс выбрать еще раз между мной и тобой, я бы снова, не задумываясь, отдала все, что имею, ради тебя! Да, я знаю, что я долбанутая истеричка, но уж извини, с этим ничего не поделаешь! С такой жизнью нужно быть сильным, иметь мужество и стойкость, чтобы не свихнуться! А я не такая, я СЛАБАЯ, слышишь?! Я готова была сдаться сотни раз, я не хотела жить, я была и остаюсь сломлена! Ты, может, хочешь, чтобы я всегда была радостная и веселая, но знаешь что?! ТАК НЕ БЫВАЕТ! — я с трудом перевела дух, разгоряченно дыша и крепко, до боли в пальцах, сжимая косу Смерти обеими руками, — ты говоришь, что столько для меня сделал! А ЧТО ты сделал?! После того, как мы выбрались из Клетки, все пошло под откос! Да в самые первые дни я была уверена, что Ровена запихнула тебя обратно в Клетку! Я с ума сходила, а ты был на свободе, и ни знака, ни весточки, как будто тебе плевать на мои чувства! Ты прикидывался другим ангелом прямо в доме Винчестеров, прямо передо мной, но ты НИ СЛОВА мне не сказал, чтобы я была спокойна, чтобы я не страдала! Ты молчал и игнорировал мою боль, потому что тебе это было выгодно! Подумаешь, она с ума сходит, переживет как-нибудь, да?! А потом?! Нахуя ты домогался меня на глазах у Кроули и у демонов? Я тебе что — проститутка?! Наложница?! ВЕЩЬ?! — с ненавистью и отчаянием выкрикнула я, в порыве рыданий и истерики, — я была на грани! Я говорила тебе, что мои силы на исходе, а ТЫ добавил мне новых проблем, заделав ребенка. Зачем ты его сделал во время войны и грядущего конца света? Ты подверг его юную душу смертельной опасности из собственного эгоизма! Ребенок тебе был не нужен, он — лишь инструмент для того, чтобы навеки запереть меня в этой проклятой жизни! Ты использовал нас обоих, чтобы устроить все так, как ТЕБЕ нравится! А из-за того, что я ХОТЬ ЧТО-ТО пыталась сделать по-своему, ты мне угрожаешь наказаниями! Здорово, не въебаться просто, как здорово! Амстердам, БДСМ, «ответишь за все проступки»! Да не пошел бы ты НАХУЙ со своим доминированием! Ты мне не хозяин! Я к тебе со всей душой, я буквально подарила тебе душу, а ты просто плюешь в меня, ебешь и манипулируешь! Закрыл меня в «золотой клетке», завалил шмотками и всякой херней, и думаешь, что я буду счастлива?! А ты хоть раз подумал, реально подумал, о том, чего Я хочу?! Ты хоть раз МЕНЯ спросил?! Нет! Потому что я для тебя не более, чем игрушка! Взял, сломал, использовал и выбросил! Ну так вперед! Мне уже похер, мне терять нечего! Делай что хочешь! Убей, затрахай до смерти, выгони на все четыре, мне ПЛЕВАТЬ! Потому что блять я УСТАЛА, и я НЕНАВИЖУ эту жизнь! — выкрикнула я и, бессильно рухнув на колени, тихо и отчаянно повторяла, рыдая, — Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу… — Мысли мешались. Было больно. Грудь словно прожигало каленым железом изнутри. Я кричала так, что срывался голос, слезы катились за шиворот, все тело пробивала крупная дрожь. Мне хотелось сдохнуть, просто взять и СДОХНУТЬ здесь и сейчас. Я не видела ничего перед собой, только слезы, слезы, слезы. Грудь полыхала огнем, я задыхалась в этих отчаянных рыданиях искалеченного в душе человека. В голове хаос. В ушах эхом звенит собственный голос. Трудно дышать. Все тело бьется в этих злосчастных, душераздирающих рыданиях. Плевать, что на ночной траве холодно и мокро от росы, плевать на все, плевать на то, что будет дальше. Дьявол, воспользовавшись моим эмоциональным состоянием, резко и с силой выдернул древко косы из моих рук. «Хоть бы убил меня, и уже б не мучилась…» Но нет, вопреки моей страшной, безумной мысли я услышала, как Падший с силой зашвырнул косу куда подальше в лес, где та врезалась, судя по звукам, в дерево и упала на землю. Тут же Дьявол упал передо мной на колени, крепко притягивая к себе и горячо, отчаянно целуя меня в щеки, лоб, глаза и губы, с дикой нежностью и сочувствием ловя губами мои горячие, горькие слезы. Я попыталась вырваться из его рук, билась в его объятьях, отворачивала лицо, обессиленно, с надрывом умоляла: — Нет, нет! Не трогай меня! Не надо! Не трогай, я не хочу, не надо… Но когда я отворачивала лицо, он так же нежно и горячо целовал мою шею, волосы, и все так же крепко, невзирая на мои протесты, прижимал меня к себе. — Нет, пожалуйста, не трогай меня, не надо, не надо… А он не слушал. Было еще больнее от этого. Было душераздирающе больно чувствовать себя использованной, сломанной и измученной им, ненавидеть его, и в то же время ощущать его нежные, горячие поцелуи на замерзшей коже, прикосновения крепких рук на моей спине и шее, то, как он снова проявлял ко мне силу и свою власть. Я задыхалась от бурлящих в голове эмоций, и со стонами отчаяния пыталась вырваться из его хватки, увернуться от поцелуев, он его горячих прикосновений… Мне было больно его любить. Я ненавидела его. И я ненавидела себя. За то, что даже несмотря на дикую обиду, на все факты, говорящие о его чисто хозяйском отношении, о его эгоизме и пренебрежении, мое тело, вопреки моему желанию, трепетало от его прикосновений. Я ненавидела себя за то, что в руках мучителя получаю удовольствие, что не имею стойкости и сил, чтобы противостоять его приставаниям. Было больно и отвратительно ощущать собственную слабость… Горячо… Это искушающие, дьявольские губы на моей оголенной шее, на моих ключицах… Ловящие мои слезы, затыкающие рыдания поцелуями… Он целовал меня, кусая мои губы в кровь, прижимая к себе так, что я не могла пошевелиться и воспротивиться… Удовольствие и желание ответить ему, зарыться руками в его волосы, так же в ответ целовать его были просто неизмеримы… Но я до последнего сопротивлялась, я не хотела, не могла вот так просто отдаться его вновь, после всей той боли, которую он только что вытащил из меня наружу… — Я ненавижу тебя… — с отчаяньем прорыдала я, проклиная себя за глупость и бесхарактерность и… перестала сопротивляться. Буря страсти и боли захлестнула меня с головой. Я отдалась в его власть, в его безграничную дьявольскую власть, позволяя ему делать все, чего он хочет. Я даже не успела понять, как он перенес нас в спальню одним щелчком пальцем… Но только вот я была уже под ним, вжатая в постель, бессильная и ничего не соображающая. А он резким рывком сильных рук с треском разорвал мою футболку, стащил шорты… Он натуральным образом меня изнасиловал. Но так, что мне хотелось еще. Больно, крепко держа мои руки, затыкая мои отчаянные стоны своими грубыми, страстными поцелуями. Сильно вжимая в постель, беззащитную и эмоционально растерзанную, он ловил с моих губ отчаянные стоны сопротивления, гладил мою разгоряченную, охваченную трепетом кожу, до мурашек вызывал во мне электрические раскаты эйфории. Я не хотела этого разумом, но желала всем телом и душой, хотела быть ЕГО, быть с ним одним целым. Было горько, но сладко, словно в груди под жаром наших тел плавился черный шоколад. Против моей воли с моих губ срывались стоны наслаждения. Я не хотела показывать ему, что простила его, что люблю его без памяти, что готова вновь отдать всю себя на его суд и волю. Я ненавидела быть зависимой, но в то же время тонула во взгляде его глаз и готова была подчиниться его совершенно не ангельской любви… Кипящей, порочной, дьявольской… Больно, жестко, грубо… Эмоции не передать словами… Но все это было пропитано такой страстью и желанием, что у меня просто снесло крышу. В какой-то момент я просто плюнула на свою боль и обиду, растворилась в них, вообще во всех эмоциях, дала волю чувствам, жадно отвечая на поцелуи, царапая от удовольствия спину Падшего, нежно целуя его лицо и шею. Он понял, что я простила. Наутро я проснулась, лежа у него на груди в крепких объятьях. Он-то не спал, сразу почувствовал мое пробуждение. — Доброе утро. — Доброе… — ответила я, первым делом осознав, что я… ЖИВА. Вот только сейчас, когда я смогла мыслить здраво, я поняла, что вчера… Мой контракт со Смертью был разорван. Теперь я буду жить вечно. Всегда буду с любимым и с сыном. Теперь у меня есть шанс дарить им свою любовь постоянно. И есть возможность, наконец, по-настоящему стать счастливой, оставить все горести позади… Я подняла голову с груди Падшего и посмотрела на него. В спокойных, мирных голубых глазах не было ни тени грусти или обиды. — Ты вчера… — начала было я, но смущенно отвела взгляд. — Я вчера… — утвердительно повторил мне на ухо Дьявол, не считая нужным продолжать предложение. — Это было грубо… И я просила тебя не трогать меня… — заключила я, но тут же, отводя взгляд еще дальше, чувствуя, как розовеют щеки, призналась, — но мне понравилось… Сатана по-доброму усмехнулся моему стеснению, а потом более серьезно сказал: — Прости меня. Я… Вчера я понял, как много боли тебе причинил. Я не хотел, но… Что было, того не вернешь. Единственное, что я хочу и должен тебе сказать… Ты никогда не была для меня куклой. Я… знаешь, я никогда не говорил тебе, вообще не распространялся особо о том, что у меня на душе, но… еще тогда, в Клетке… я был поражен красотой твоей души. Я хотел заполучить ее, потому что от нее исходили такие свет и тепло… каких я давно не видел и не чувствовал. Я видел, что в тебе находится океан нерастраченной любви и ласки, что твое сердце искренне и открыто. Видел, что ты увядала от одиночества, тебя это убивало. И мне очень хотелось спасти тебя от бездны, в которую скатился я сам. Но я выбрал неправильный путь. Я хотел закалить тебя, сделать сильнее, а мои усилия оказались пытками для тебя, надломили… Это терзает меня до сих пор. Я не хотел причинять тебе боль, просто… Я был тогда так долго один, что разучился дарить, а не забирать. Я признаю, все это время я был эгоистом. Я не видел, что ты на грани. Вернее, предпочитал не видеть. И это… Я не могу себе этого простить. Потому что я действительно искренне люблю тебя. Не как развлечение или игрушку. Ты для меня — все. Ты и ребенок — все, что у меня есть. Я вновь легла на грудь Падшего, медленно поглаживая рукой его оголенный пресс. Я думала, что ответить. — Я простила тебя еще вчера. Так что… давай просто забудем? Начнем сегодня все с чистого листа? Пусть теперь у нас впереди вечность, время разлуки научило меня ценить каждое мгновение жизни. Я считаю, она слишком коротка, чтобы тратить ее на боль, рефлексию и обиды. Я учусь на своих ошибках. Дьявол помолчал, а потом вздохнул и сказал: — Хорошо. Начнем все сначала. Больше никаких отношений хозяина и подчиненной. Будем на равных. Я больше не буду контролировать тебя, буду слушать твое мнение. Твои чувства. — Договорились, — я поцеловала его в губы, а потом, чуть сдерживая довольную улыбку, спустилась к его уху и горячо прошептала: — Но тебе ведь все равно нужно где-то выплескивать свою жажду доминирования. Так что, может быть, в постели оставим наши старые роли? Дьявол, усмехнувшись, ловко перевернул меня на спину, нависая сверху и, улыбнувшись, сказал: — Договорились, — после чего он нежно прикоснулся губами к моим губам, — я люблю тебя. — Я тебя тоже.