В моей комнате как-то холодно, Не согреться, ведь выбьет пробки…
Тик-так, тик-так. Монотонное движение часов сводит меня с ума. Ещё раз затягиваюсь сигаретой, параллельно проверяя телефон на входящие сообщения и вызовы. Тишина. Пугающее чувство пустоты и одиночества одолевает. Волна безумного волнения, вдруг, как контрастный душ окатила меня. Снова поглядываю на часы. Время уже давно за 12 ночи. В трубке все тот же ответ «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Черт! Наступил тот момент, когда все, что было раньше уже не имеет значения сейчас. Послышался шум в коридоре, а после лёгкая волна весеннего ветерка пронеслась вихрем по моим ногам. — Женя, это ты?Вода из крана холодней холода, Чай без сахара, пустые коробки.
— Скажи что-нибудь? — уже в который раз прошу его. Он лишь смотрит на меня своими кофейными глазами и улыбается. Улыбка безумца. Черты боли и разочарования читаются в этом лице. Женя направляется на кухню, садится у окна. Я сажусь напротив. Тишина. Лишь изредка капли воды, капающие из крана, нарушают это мертвое молчание. — И что ты сделал? — пытаюсь снова выдавить из него хоть слово. — Все в порядке, это не конец света, — чуть хриплым голосом отвечает Женя и снимает олимпийку. На руке больше нет Их знака отличия, потому что Их больше нет. Вместо татуировки «family» чёрный рисунок. Чёрная дыра. Не на руке, в душе солиста. Он все так же улыбается. Я чувствую его боль, моральную боль…Очень сладок дым последней сигареты, Пообедаю, видимо, утром.
— Что дальше, Жень? -аккуратно спрашиваю я, пытаясь не взбудоражить воспоминания парня. — Дальше жизнь, Машунь. Передай мне, пожалуйста, пепельницу, — сорванный голос парня не даёт покоя. Глаза, полные отчаяния и мнимого блеска, да, наверно, это подступающие к глазам слезы. Я передаю Мильковскому пепельницу, тот ловко достаёт из кармана сигарету. — Последняя…, — констатирует он факт, усмехаясь, — что на счёт ночной прогулки? — невзначай спрашивает он. Меня поражало то, как он держится. Дыхание его было тяжелым, как будто каждый глоток воздуха давался ему тяжело. — Может лучше дома останемся? Тут теплее, — отвечаю я, кладя свою руку, поверх его. ***И если больше ничего в этом нету, То я лягу спать счастливый как будто
Ранним утром я проснулась от звука гитары. Песня доносилась с кухни. Тихий, но пронзительный голос парня не давал мне покоя. Каждое его слово, как удар ниже пояса для меня. Я не верю, что всему, во что он верил, да и тем, кому он верил, пришёл конец. Мои рассуждения прервал крик, точнее мне показалось, что это был крик. На самом же деле, Мильковский лишь перешёл к припеву, где эмоции просто взяли верх. Сердце сжималось с каждым словом, звуком. Уже который раз я пытаюсь перейти порог кухни, но что-то меня останавливает. Мне больно видеть его таким, а ещё больнее знать, что я не могу ничем помочь ему. Вскоре голос начинает затихать, после чего Женя замолчал. — Ты ложился? — Уже иду, — произносит он сорванным голосом, — утро, самое время для того, что бы…, а впрочем неважно, — отвечает он и уходит прочь с кухни, оставляя за собой лишь лёгкий аромат утреннего кофе.И мне снится, тёплый-тёплый дождь, И мне снится, что мама больше не плачет И мне снится, что это все не сон, И мне снится, что завтра будет иначе…
-Женя, Женя, Евгений, Мильковский, твою мать! Простись, слышишь, проснись! — тереблю я парня по руке. Тело музыканта извивается в кровати, а глаза остаются закрыты. Он сново кричит и завет кого-то, кожа его полыхает жаром. Тяжело разобрать его слова. Я обливаю его холодной водой, Женя вскакивает и пялиться в стену. По его лбу стекает вода вперемешку с потом. Дыхание потихоньку восстанавливается, а зрачки приобретают нормальную форму. — Кошмар? — спрашиваю его я. Он лишь вскакивает и направляется на балкон, попутно увлекая меня за собой. Женя протягивает мне сигарету и достаёт себе. Минуту мы стоим в молчании, выпуская клубы дыма. В эту минуту начинаешь осознавать, что дым лечит и убивает одновременно. Так же и родные люди. Все слишком прозаично. — Что это было, Мильковский? Кошмар? — спрашиваю его во второй раз. Парень поворачивается ко мне и кладёт голову мне на плечо. После чего тяжёлый выдох парня обжигает мою кожу. — Нет, это был хороший сон, даже слишком хороший для правды, — отвечает он. — Тогда почему ты кричал, да и что с тобой происходило? — спрашиваю, вдыхая запах его волос, вперемешку с табаком. — Мой сон — чреда воспоминаний, связанный с группой. Понимаешь, я как будто на мгновение окунулся в то время. Каждый отрывок — толика счастья. Это просто омут эмоций. Первая песня, первый раз, когда меня узнали на улице, встреча с Тошиком и Владом, а затем скорый приход и Мауса, первый концерт, клип, радиоэфир. Знакомство с Ромычем. Да все те моменты, которые повлияли на меня и мою жизнь. На жизнь сем…, — осекся он. Я понимала, что он хотел назвать группу -«семьёй». Он всегда их так называл. За 6 лет они стали братьями друг другу, они стали родными людьми. — С каждым роликом мне становилось все хуже и хуже, каждая улыбка и смех превращались в ультразвуковые волны и резали слух. Каждое упоминание о группе выжигало во мне большую дыру. Я чувствовал, что прибываю в агонии. Но я не хотел что бы это кончалось, понимаешь? Не хотел. — Ты и сейчас этого не хочешь, друг мой. И никогда не хотел что бы все это заканчивалось. Признай это. Вы части одного целого механизм, вам плохо друг без друга, — отвечаю ему, заглядывая в глаза. Снова та же грусть. — Ты не понимаешь, ты ничего не понимаешь. Все слишком сложно. Очень, — тараторит он, хватаясь за голову. — Да, давай, скажи, что я ещё маленькая для всего этого, — усмехаясь говорю ему. Он задел больное. Самолюбие. — Я не хотел, я не хотел тебя обидеть, заяц, я переборщил, — обнимает он меня. Обнимаю его в ответ. — Пойдём завтракать, Жень. Я там блинчики и кофе сделала, — говорю ему, указывая на кухню. — 18:40. Самое время для завтрака, я сейчас подойду, ты иди пока, — отвечает он, доставая из пачки ещё одну сигарету. А вскоре его взгляд уже устремлён куда-то вдаль, и мысли этого музыканта уже не в этой вселенной.Вдоль по улице люди серые Меркантильные мысли рождают, Цены выше телевизионной вышки, мы боремся с ними, Но они побеждают.
Вечером мы решили прогуляться по центру Москвы, немного расслабиться и проветрить мысли, в руках лонги. Следущая остановка — Парк Горького. — Позвонишь маме, предупредишь её, что я с тобой? — спрашиваю его, в очередной раз догоняя его на доске. — Уже сделал, спасибо, что ты рядом, заяц, — отвечает он мне, хватая за руку. Через час катания мы купили кофе и устроились на лавочке на набережной. Солнце уже давно ушло за горизонт, а ночные огни города с каждой минутой начинали гореть все ярче. Мильковский напевал одну из песен из нового альбома, а точнее одну лишь строчку «мы не враги». Это было своего рода мантрой для него. — Не кисни, дружище. Верь в то, во что верил всегда. В музыку. Вы же делали её, а не рекламировали свои милые мордашки и твой огромный нос, — говорю ему я, отпивая очередной глоток. — Хотел бы и я вернуть свои 17 лет, — бормочет солист, всматриваясь в темноту Москвы-реки. — Он тебя не будет искать и устраивать тебе сцены? — интересуется парень, беря меня за руку. Я сжимаю её сильнее. — Думаю, что сейчас это не так важно. Вокруг него сейчас слишком много нового и ненужного. Как и у каждого из нас. Все мы подвластны чертовым изъянам, не правда ли? — спрашиваю его я, улыбаясь. Солист улыбается в ответ. — Ты как всегда прав, ребёнок. Особенно плохо, когда у людей появляются деньги и власть. Тут то они и показывают свою натуру, — отвечает он. Опять все сводиться к одному и тому же. Отвлечься не получается, в голове лишь группа и взаимоотношения с парнями. — Я уверен лишь в одном…, — вдруг, после долгого молчания говорит Мильковский. — в том, что все, что мы делали вместе с ребятами было не зря. Я не потерял ни минуты времени и не жалею ни секунды, которую я провёл в нашей компании, — отвечает он, смеясь. С каждым «мы» ему все тяжелее и тяжелее было говорить. — Запомни одно, Машунь, популярность и деньги никогда не сделаю твою жизнь счастливой, а главное настоящей, — завершающая его фраза. После чего мы снова мчим по пустынным улочкам столицы.Как сказал один русский поэт: Выборы есть, но выбора нет. И вот опять отключили свет и я наугад пишу 3 куплет…
Два безумца на крыше жилой 20 этажке, закутанные в плед, наблюдающие за ночным городом. Вся суть человека раскрывается только ночью и только наедине. Тут не нужно что-то выдумывать, тут надо быть самим собой. — Мильковский, ты нагло меня спаиваешь, я же несовершеннолетняя, — смеюсь я, а тот лишь подливает в бокал вина. — Никто не говорил, что я во всем правильный и святой, — отвечает он, чокаясь. Снова смеёмся. И атмосфера вроде бы не плохая, а даже весёлая, но в глазах гитариста остаётся вся та же грусть и обида, к нему так и не пришло осознание ситуации. Этот смех вперемешку с тоской, его тяжело скрыть. Женя начинает рассказывать какую-то забавную историю, а я не слушаю, я не хочу что бы он врал сам себе. -…Вот, и я начинаю подходить к этому желому кварталу, который напис, — Женя. — Мильковский, перестань! Перестань фальшивить. Тебе ни капли не смешно и не весело. Тебя изнутри съедает чувство потери и незнания будущего. Перестань, прошу тебя, не уподабливайся! Хочешь — плачь. Слезы — это не слабость. Хочешь — кричи. Крик — освобождает боль из клетки. Только не будь таким, как все они, — кричу я, вскакивая и показывая вниз, где копашаться люди. На глаза наворачиваются слезы. Мильковский подлетает и заключает меня в объятиях. Я всхлипываю раз за разом, а он гладит меня по голове. — У тебя всегда есть выбор, Жень, ничего не поздно вернуть. Жизнь одна, бери то, что можно взять! Не теряй тех, кто тебе дорог, не отталкивай их, — пытаясь восстановить дыхание шепчу ему. — Мне было приятно быть и находиться с ними. Время покажет, Машунь, время покажет все, — говорит он, прижимая сильнее? — Как ты думаешь, у группы «Нервы» есть шанс на будущее? — Я хочу в это верить, — шепчет Женя, а его слова эхом откликаются в сердцах слушателей. Так же как и в моем… С 2010 и по сей день _________________ Читатели, если вам интересно узнать историю о том, кто такая Маша, как она познакомилась с солистом любимой группы, то напишите, пожалуйста это в комментариях. Всем добра, любви и надежды на лучшее завтра.