О необдуманных поступках и тактике избегания

В конце концов, Куроо некого винить, кроме себя самого. Выпускной проходит словно в тумане: сначала директор долго и нудно зачитывает поздравительную речь, церемония вручения дипломов растягивается на добрые полтора часа, большинство выпускников клюёт носом в креслах. После награждения весь волейбольный клуб забивается в ближайшую раменную и сидит там до самого вечера. Ребята обрывают ему все пуговицы на форменном пиджаке, Куроо смеётся взахлёб, принимая поздравления и прощальные объятия. Домой они с Кенмой едут вместе, ещё и идут самым длинным путём: хочется урвать как можно больше времени наедине. Впереди вступительные испытания, сначала общий тест, потом университетский экзамен, и Куроо предчувствует, что свободного времени у него не будет вовсе. Изнутри грызет тоска, пальцы сводит от волнения: Куроо сдерживается изо всех сил, но желание сделать какую-нибудь глупость слишком велико. Они сидят на качелях неподалёку от дома Кенмы, тихо болтают обо всём на свете, вспоминая памятные события года, а у Куроо в мозгу неоновой вывеской мигает одна навязчивая мысль: ночь, яркие звёзды над головой, тишина вокруг и Кенма. Романтика. Момент как нельзя подходящий. Перехватить чужую ладонь, склониться к смолкшему от удивления Кенме, выдохнуть, как перед прыжком в ледяную воду, и совершить самую большую ошибку в своей короткой жизни удивительно легко. Куроо закрывает глаза, полностью отдаваясь моменту, кладёт ладонь на чужой затылок и целует почти целомудренно — просто соприкосновение губ, мягкое и невесомое, никакого языка. Страшно до одури. Внутри всё трепещет от предвкушения и счастья, но спустя два удара сердца эйфорию смывает удушливой волной паники: Кенма под его ладонью, замерев истуканом, не отвечает, но и не отталкивает. Только дышит прерывисто, сотрясаясь крупной дрожью. Куроо отшатывается, рывком вскакивает на ноги. — Поцелуй на удачу, да? — выпаливает, криво ухмыляясь. — Шутка. Голос не дрожит, но Куроо чувствует приливающую к щекам кровь — лицо горит от смущения. Он же не идиот. Понимал, что ничего путного не выйдет, но всё равно не удержался. Ошарашенный вид Кенмы, словно получившего оплеуху со всего размаху, так и стоит перед глазами. Побег становится наилучшим выходом из ситуации. Дома он ворочается на футоне, вперив бессмысленный взгляд в потолок и считая волейбольные мячи. Уснуть удается только под утро, когда за окном уже начинает светать, а мысли, вихрем крутящиеся в отяжелевшей голове, пугливо смолкают. Утром (которое скорее поздний день) на телефоне его ждёт лаконичное сообщение. From: Кенма (・・ ) ? Куроо с час слоняется по квартире, крутит в руках телефон, но ответить ему нечего — вчерашний поступок и так говорит больше, чем необходимо. Он тщетно пытается зубрить, повторяя материал перед тестом, но иероглифы расплываются, каждую строчку приходится пробегать глазами по нескольку раз, чтобы уложить в голове прочитанное. Куроо не привык сбегать от проблем, но в этот раз он наломал знатных дров. Это больное, давно душившее чувство Куроо подавлял несколько лет. Ему всегда хватало успокаивающего присутствия рядом, совместных тренировок, тихих вечеров, проведенных за игрой в приставку или в неспешных прогулках по городу. Влюблённость в друга детства — что может быть отстойнее? Куроо костерит себя на чём свет стоит. Раз терпел столько времени, нужно было сцепить зубы и не отсвечивать дальше. Куроо сомневается, что это чувство пройдёт так просто, но до недавнего времени у него была слабая надежда — после поступления он собирался жить при общежитии. Токио, как-никак, большой город, а расстояние, пусть даже измеряемое не в километрах и милях, убивает любые отношения. Вот только он окончательно запутался сам, а после запутал и Кенму. И всё испортил. To: Кенма Прости. Просто забудь. * * * Удивительно, но он сумел сдать экзамены, несмотря на полный раздрай в душе и мыслях. Новая обстановка, новые лица, клуб, где необходимо вновь доказывать, что ты достоин — это на какое-то время перетягивает внимание, и у Куроо не остается времени ни на что иное. Учёба, тренировка, ужин, душ и жёсткая кровать в общаге — вот всё нехитрое расписание. Он настолько выматывается, что умудряется засыпать даже под громкую музыку и ругань соседа. Куроо периодически всё еще получает расстроенные и недоумевающие каомодзи от Кенмы. Тот даже пытается звонить, но перестаёт после третьего сброса. Куроо упёртый, а возможный разговор пугает, поэтому в искусстве игнорирования и избегания он быстро достигает небывалых высот. Перестаёт ездить домой на выходные, родителям говорит, что слишком занят. И это ложь лишь отчасти. Куроо заваливает себя работой. Грызётся в клубе за место центрального блокирующего в основе (он не питает иллюзий: вряд ли первогодку возьмут в стартовый состав, команда — сильная, у них нет недостатка в игроках), но это дело принципа. Записывается на дополнительные курсы по математике и впрягается в исследовательский проект по истории. Куроо стыдно, но в отношениях он совершенно безвольный человек. Он меняет телефонный номер (за это приходится заплатить нешуточный штраф), но ему всё равно. После этого приходится поговорить с родителями, и Куроо отчаянно врёт что-то о неудавшихся отношениях, попытке начать всё с чистого листа — ему, кажется, верят и оставляют в покое. Через два месяца он привыкает к ритму новой жизни, и сомнения вновь начинают одолевать его. Отчасти он понимает, что отношения можно было бы вернуть в прежнее русло. Конечно, какая-то доля доверия была бы потеряна навсегда, но они могли бы продолжить общение. Как друзья детства. Как-никак, нередко в дружеских отношениях со временем появляется холодок. Всё можно исправить, вернуть к начальной точке и жить, как раньше, беззаботной жизнью. Вот только «как раньше» Куроо не хочет. Он отчаянно скучает. По Кенме, по их постоянной переписке, по бессмысленным спорам, по каждой минуте, проведённой вместе. Оказывается, раньше он не придавал значения тому, сколько места они занимают в жизни друг друга. Ему нужно что-то, за что он сможет зацепиться. Куроо решает, что самое время найти себе подружку. От разбитого сердца лучше всего лечит новая любовь так, кажется, говорят? Череда свиданий занимает свободные вечера. Свидания вслепую, групповые встречи — Куроо знакомится через интернет, пытается общаться ближе с однокурсницами, цепляет девчонок на студенческих вечеринках. Он словно наркоман в поисках дозы. Но всё не то. Жалкий суррогат, в котором он пытается искать знакомые черты, но каждый раз промахивается. В сентябре он случайно пересекается со старшей сестрой Льва — Алисой, когда приходит в ректорат за справкой для клуба. Оказывается, они учатся в одном вузе, она на курс старше и на другом направлении. Алиса смешливая, по-настоящему красивая и яркая. Куроо помнит её. Они начинают общаться, вот только он еще в самом начале просит не давать никому его номер. Когда закономерный вопрос «Почему?» так и не озвучен вслух, Куроо приходит к выводу, что всё у них может получиться. На самом деле, есть ещё одна, совершенно отвратительная и жалкая причина, но про это он старается не думать. Они всё чаще встречаются в библиотеке, вместе выполняя доклады и домашние задания, иногда ходят в кафе, просто чтобы убить время. Алиса учится на экономическом отделении, с ней интересно проводить время — у Куроо внутри словно разжимается какой-то узел, когда она рядом. А еще ей правда нравится волейбол, она ходит на каждый тренировочный матч, болея за их команду. К октябрю они официально встречаются. Он почти счастлив: Алиса замечательная, ему хорошо с ней во всех отношениях. Они идеальная пара, но между ними словно стоит какой-то невидимый заслон. В начале декабря она говорит, что им нужно расстаться. Куроо растерян, но соглашается с этим решением. По тому, как обиженно сощуриваются её глаза, понимает, что только что с треском провалил последнюю возможность наладить отношения. Куроо всегда поражался способности девчонок каким-то шестым чувством улавливать малейшую фальшь. Щека горит от хлёсткой пощечины, а в ушах звенят обидные слова: «Разберись в самом себе». Если бы это было так просто. Чем ближе Новый год, тем сильнее он замечает собственное одиночество. На праздник родители уезжают на Хоккайдо, и он не видит смысла возвращаться в пустой дом. Куроо напивается в каком-то баре с десятком таких же однокурсников-неудачников, и к наступлению первого января совершенно не отвечает за свои действия. Проспавшись, с ужасом читает отправленные ночью сообщения (номер Кенмы он, оказывается, способен воспроизвести в любом состоянии — лучше бы так математические формулы запоминались). Там нет никаких шокирующих признаний (ничего нового, по крайней мере), но на трезвую голову он бы себе подобное не позволил. To: Кенма я дурак. прости меня? To: Кенма надо поговорить. To: Кенма я так тебя люблю To: Кенма кенма To: Кенма хочу быть рядом. скучаю без тебя To: Кенма а ты? To: Кенма всё время вспоминаю тот поцелуй Куроо листает ленту исходящих, вцепившись левой рукой в растрёпанные с утра вихры, и задаётся одним вопросом: как он умудряется каждый раз совершать настолько идиотские поступки? Отправленных сообщений чуть больше тридцати. Все представляют собой различные вариации «люблю», «прости», и просто бессмысленный бред о том, как ему плохо. И два — входящих. From: Кенма ヽ( `д´*)ノ From: Кенма Позвони. А лучше приезжай, нам надо поговорить. Кенма злится — и, честно говоря, имеет на это полное право. Кенма просит приехать, и Куроо срывается раньше, чем успевает осознать, что делает. Понимание того, что Кенма ответил, не удалил сразу сообщения с незнакомого номера, греет сердце — значит, ждал. Всё ещё страшно, совсем как тогда. То ли остатки алкоголя бродят в крови, то ли он просто устал от собственной трусости и неопределённости, — не имеет значения. Куроо одевается, бросает в сумку кошелёк, ключи и телефон и вылетает из общаги. Он отправляет одно-единственное сообщение, и, когда добирается до дома Кенмы, тот уже ждёт его у ворот, нахохлившись и зарывшись в натянутый до носа шарф. Сам Куроо даже без шапки, но он бежал, да и от волнения жарко — сердце пойманной птицей стучит в груди. Кенма молчит, пока они идут в пустующий дом Куроо. Пальцы не слушаются, и ключи вставить в замок удаётся не с первого раза. Кенма молчит, пока они раздеваются, молчит, пока идут на кухню, молчит, пока Куроо ставит чайник на плиту и включает газ. А потом Кенма начинает говорить. И лучше бы он кричал. Куроо сидит, неуклюже примостившись на табуретке, жалко улыбается и смотрит-смотрит-смотрит, глаз отвести не может. И думает: «Какой же я идиот». Разговор выходит долгим и тяжелым. Куроо не привык выворачивать себя наизнанку, но в данном случае понимает, что другого выхода нет. Умалчивать или юлить уже нельзя, улыбочками он тоже больше не отделается — приходится рассказывать всё от и до. Кенма уходит под самый вечер, назвав его придурком, не умеющим использовать рот по назначению. В голове блаженный вакуум, а тело ощущается лёгким-лёгким, словно шарик с гелием. Того и гляди, взлетит и разобьётся о потолок. Куроо, не раздевшись, падает на застеленный футон и мгновенно вырубается. Самое страшное — «Ты мне больше не друг» — так и не прозвучало. На следующий день Кенма с самого утра приходит к нему и утаскивает гулять по снежному Токио. Совершенно случайно они заходят в храм: загадать желание и попросить у богов удачи. Как для Куроо, год уже начался более чем удачно, но он не спорит. Кенма говорит, что не против «попробовать». И выглядит при этом таким перепуганным (и таким отважным), что Куроо решает не торопить события. Оставшиеся два дня они проводят вместе: гуляют, пытаясь наверстать упущенное время. Всё немного неловко и неуклюже, но Куроо изнутри словно согревает горячий ком счастья, и отражение тех же эмоций он видит в глазах напротив. Куроо разворачивает полномасштабное наступление (очень деликатно). Объятия, прикосновения, поцелуи — всё, кроме последнего, вполне привычно для них, но в каждом движении теперь прочитывается иной контекст. Куроо готов пойти дальше, но это он готов. Так что приходится запастись терпением. Уезжая, Куроо обещает забегать, как только будет время. Сразу вспоминается и несколько научных проектов, в которых он занят, и клуб, отнимающий уйму времени — настроение немного портится, но для него нет невыполнимых задач. Кенма первым целует его на прощание. Это становится обещанием. Они начнут сначала, и в этот раз Куроо точно не оплошает. To: Кенма Люблю тебя From: Кенма (*^ω^)