Coming Out под знаком N. Мы лежали и курили

Прощай и люби меня© Цицерон.

      Еду через весь город в знакомую однушку. Хрущевка. Вонючий подъезд, поднимаюсь на четвертый, обшарпанная дверь не заперта. В наушниках Тори Амос разрывается со своей «Crucify». Кто же знал, что это спойлер. «Ты когда-нибудь научишься закрываться? Не волнуюсь, конечно, но банальная осторожность не помешает».       В квартире дым и знакомый нелегальный запах. Играет дурацкая инфернальная музыка. Такое насилие над моим музыкальным слухом.       Оставляю верхнюю одежду в коридоре. В пакете кабачковая икра, «Сникерс», две банки пива, хлеб и макароны. Его любимый набор. Захожу на кухню. Улыбчивый Демон сидит в белой майке за столом. Бело-синяя клетчатая клеенка пропалена сигаретами. Чудная хата. — Двери закрывай хоть иногда. Вдруг в следующий раз это буду не я, а отряд милиции или госнаркоконтроль. — Если они меня качественно трахнут, пусть приходят, — ему весело. — Тебя один хрен — не дождешься. Наклоняюсь к нему, держа двумя пальцами подбородок, и целую в губы. — Будешь? — протягивает косяк. Делаю затяжку. Непривычно. Давно не курил, трава кажется крепкой, горло адски дерёт, кашляю. Никитос ржет: — Совсем испортился, рассказывай, где был? Да на х*й вежливость, мне не интересно, пойдем сразу в койку. Встает, выгоревшие джинсы держатся на одном ремне. Он всё еще улыбается мне и сверлит мутным взглядом. Тянет за руку. — Пошли. — Дай хоть руки вымою, — пытаюсь оттянуть время. — На кой мне твои руки?! Выхожу из ванной, он уже в комнате, лежит на разобранном диване в серых полосатых трусах. Простынь, одеяло, подушка все скомкано и распределено вокруг бледного тельца. Зависаю в дверном проеме, глядя на него. — Да что с тобой? Я бы сказал, что скучал, если б мог скучать. Где тебя носило весь месяц? — Никит, я в Париже был, — честно отвечаю я. — Где?! У меня давно не было такого дивного прихода, — снова затяжка. — London is the capital of Great Britain. Вот и Париж то же самое, только во Франции. — Да я понял, а чё ты там делал? — Гулял. С Димой. Он снова смеется и пытается стянуть с меня брюки. — Подожди… Я к тебе, вообще-то, поговорить пришел, — вырываюсь из цепких тощих ручонок. — Ой, кому ты заливаешь? Я отлично знаю, что ты можешь п*здеть и трахаться одновременно. Гребаный Цезарь. — Дима хочет приехать ко мне жить. — А я тут причем? Пускай приезжает из Питера в наш колхоз «Красная Зорька». Он у тебя, вообще, шибанутый чутка. Знаешь, заметно, — характерный жест в воздухе возле уха. — Кто бы говорил, но он прям серьезно собрался. Часто мне об этом напоминает. Я переживаю. — Ник, мне тебя жалко! Выглядишь очень паршиво. Еще грех на душу взять хочешь — ответственность за другого человека. Зачем он тебе? Живи, трахайся, гуляй, получай удовольствие от жизни. Чего тебе не хватает? У него всегда получается раздражать меня своей надменной заботой. Передает косяк. Длинная затяжка: — Я его люблю очень, — с блаженной улыбкой отвечаю я. «Только бы не заржать в такой трогательный момент! Не поверит». — Я и так знаю, что ты нестабильный идиот! К чему подробности? Ну, блин, зачем опять? Мало в твоей недолгой жизни было говна и грабелек? Так же зае*ется и уедет обратно. Без тебя. Потому как твое место здесь. Мама говорит — где родился, там и пригодился. Давай, раздевайся, утомил. — Он хороший. — Лучше твоего бешеного гнома? — это про Фела. — Угу. — N, я тупой, может, но ответь, зачем питерскому успешному натуралу переться в нашу дырень на Пэ эМ Жо? — Да откуда мне знать, говорит, что хочет быть со мной. — А ты не хочешь. — Хочу… — Это не вопрос был. Ну-ка покажи! — замечает тату на правой руке, щурится, оценивая надпись. — А чего не добил? Ди-бил! Самокритично, зато честно. — Дебил через «е» пишется, — смеюсь я. Как будто ревнует. Хотя вряд ли, Демон лишен всяких чувств. — Ой, простите, мы люди простые, университетов не кончали. Вообще, сегодня не кончали, — пуляет в мою сторону взгляд с укором. — Ты меня трахнешь? — Нет настроения, — отвечаю я и снова смеюсь, меня уже накрыло. — Я тебя сейчас убью! — уверенно сообщает Никита. — Мне снова Плюхину звонить? — Кому хочешь звони, — я действительно не планировал интим. — У тебя же их много. — Не, максимум пятеро, но ты лучше всех трахаешься. — Спасибо, — тяжело вздыхаю, — так что делать-то? Я даже ребятам сказать не могу. Артем начнет вспоминать прошлые Димины провинности, расскажет Фелу. Сладенький у меня впечатлительный, заистерит. Кирюхе пофиг, лишь бы я девок его не трогал. Макс постоянно со своей, а по телефону не поговоришь. А любезная Мирославушка настолько очарована Димой, что, заикнись я, она сразу накатает сценарий нашей свадьбы и придумает имена восемнадцати общим детям. Извини, но остаешься ты, как лицо непредвзятое и вызывающее доверие. Раздраженно отнимает у меня косяк. — А в чем проблема-то? Если у парня отсутствует инстинкт самосохранения, свой не пришьешь. Пусть приезжает. Живите — трахайтесь. Кстати, раздевайся! «Как же порой настойчивы и активны некоторые пассивы». Машинально расстегиваю рубашку, продолжая: — Я боюсь его потерять, он может не выдержать, даже если я стараться буду. — Ты стараться? Ой, прекрати. Не употребляй себя и это слово в одном предложении. А Дима знает, что ты — почти наркоман? — Не гони! Трава — это органика безвредная. Я ж не каждый день курю. Снова ржет. — N, я тебя обожаю! Истинная органика. Давай ложись! Пристраиваюсь в джинсах на краю дивана, Демон подползает ко мне, обнимает, глажу его по коротким волосам. — Что делать-то? Если он приедет, то обязательно случится какая-то лажа, я себя знаю, и все закончится. Если уговорить его остаться в Питере, как жить мне? Сколько я вот так протяну? Здесь и без него? — А чего ты меня об этом спрашиваешь? — А кого еще? Я нехило очкую. А ты в людях шаришь. Демон кусает меня за соски, предварительно вернув косяк. Приятно, но совсем не то, что нужно мне. Не заводит, слишком велико напряжение. Или уже расслабление? Сейчас я не различаю состояния, они сплелись во что-то новое. Поднимаю его голову за подбородок, смотрю в светлые чуть мутноватые серо-зеленые глаза, ожидая ответа. «Да, я иногда трахаюсь с некоторыми своими друзьями. Это же не отменяет их дружеских функций?!» — Шарю! Все мудаки! Особенно ты. Вот зачем ты приперся душу травить, если трахаться не собирался? — Мне сейчас больше посоветоваться нужно. Это, — имею в виду возможный секс между нами, — как-то неправильно, я просто физически ощущаю, что у меня есть отношения. — Запрещает? — Демон поднимает бровь. Мне очень нравится, когда он так делает. Или снова действие травы? — Наоборот, на все согласился. — Я ж говорю — больной на голову. Где ты их только находишь? Садится рядом, потеряв всякую надежду на секс. Обнимаю тощее тело сзади, глажу по черным волосам. — Мне страшно, Никит. В этот раз прям очень. Меня же все постоянно бросают. — Не все, твой бешеный гном до пенсии тебе портки стирать будет и полы пылесосить. Он нездоров и одержим. Демон настолько поражает меня своим абсолютным пофигизмом, что это будоражит и притягивает. — Ты совсем худой стал, — целую бледную щеку. — Давай, извращенец, в меня еще втюрься, убью нах*й сразу. — Не отговаривать? Пусть приезжает? — Ты ему не запретишь. Я тебя предупреждал, чтобы не связывался. Теперь разруливай сам. Посмотри на себя: семейной жизни захотелось? N, опомнись, тебе только двадцать на днях исполнилось. Куда торопишься? Он сам виноват, что спросил, сегодня я красноречив: — Ди — часть меня, лучшая моя половина. Светлый и добрый. Когда улыбается, вокруг становится теплее. Он мне красиво признавался в любви. На коленях. Познакомил с мамой. Она невероятная. Мы с ней в оперу ходили. Димка уговорил Феликса передать мой загранник, чтобы в Париж полететь. Ты можешь себе это представить? Жутко скучаю по его улыбке, ресничкам и глазенкам. Он совсем на подлость не способен, только на глупость. Я безумно боюсь подпускать его слишком близко, ведь тогда потерять гораздо вероятней… — Заткнись, сентиментальное говно! Меня сейчас стошнит. N, мы все помрем. Кто-то раньше, кто-то позже. Хочется тебе свою молодость любовью отравить — дерзай. Создавай семью. Я в этом не участвую. Без меня. — В смысле? — Не буду мешать твоим приторно-прекрасным отношениям. Короче говоря, если он приедет, мы перестанем встречаться. — Чего это? — такого поворота я никак не ожидал. — Совсем? — Да! Забудь дорогу в мой дом. И меня заодно. Будь счастлив и любим, — почти загробным голосом произносит Демон, как обычно, не балуя меня своей эмоциональностью. — Подожди, мы же друзья! Я тебя дольше всех знаю в этом городе, чего так вдруг? Ты тоже меня бросаешь? — Ой, называй, как хочешь. Ты меня или я тебя. Какая разница? Пусть будет — дополнительная мотивация к решению. N, мы перестанем общаться, это факт. — Почему? Ты заставляешь меня выбирать между вами? Ты спятил? — хочется ему врезать сейчас по-настоящему, а не в качестве прелюдии. Сомневаюсь, что в мире что-то может дестабилизировать Демона. Он подчеркнуто спокоен, а я уже готов его разорвать. Ему очень нравится меня дразнить. — Нет, дорогой, ты уже выбрал. Просто не вижу смысла в наших дальнейших встречах. N, если секса между нами не будет, зачем ты мне? — Можем просто дружить. — Не можем! Как ты там говоришь: давай проведем статистическое исследование? Мы знакомы без малого два года. Видимся в среднем раз в неделю, согласен? — И к чему ты клонишь? — А к тому, что за это время, мы встречались не для секса лишь дважды. Представляешь, я даже запомнил это в красках. Первый раз столкнулись на рынке и пошли в тошниловку. Второй — случайно пересеклись на каком-то массовом празднике, ты был с друзьями и вот, сегодня. Третий. Нет, мне подобное общение не интересно. Для «поговорить» я найду кого-нибудь менее трахабельного. — Похоже на шантаж, — успеваю заметить я, — либо секс, либо никак? — Любовная кислота и органика разъели остатки твоего мозга? Идиот, я тебе добра желаю. Никитос садится сверху, обнимает ногами, притягивает к себе, сжимает и мнет мои плечи, гладит по шее. Улыбаюсь. Все движения такие знакомые, привычные и приятные. Сливаемся в поцелуе. Всё иначе, теперь я замечаю разницу. Другой вкус, другие ощущения. Язык Демона всегда казался особенно чувственным, мне будет его не хватать. Наслаждаюсь, вкладывая в процесс благодарность за все, что он сделал для меня. Уже скучаю. Вот сейчас хочу его. Нельзя, чтобы он заметил. Странное щемящее чувство… «Как мы будем жить в одном маленьком городе и не видеться? Невозможно! Нет, он прикалывается». Хотя, если вспомнить и разобраться: это я его считаю своим другом. При любом удобном случае, он всегда озвучивал, что использует меня исключительно для секса: «N, твоя не в меру симпатичная рожа и член — это все, что нужно от тебя людям. Всем насрать, что ты говоришь, думаешь и чувствуешь. Смирись!» Поцелуй затянулся. Никита резко отталкивает меня. — Нет, ну ты нормальный? Когда я тебе предлагал проколоть язык, ты меня послал. Это для него? Вспоминаю странные обстоятельства появления своего пирсинга и ремнем связанного Ди. — Там долгая история… Снова тяну его к себе, целуя в последний раз. Кусаю губы Демона до крови. Тут сложно переборщить. Единственный критерий — что для меня уже слишком, для него в самый раз. «Как забыть наш многократный безумный секс? Лучше бы Феликс так свалил из моей жизни. Добровольно и без лишнего шума». Провожу большим пальцем по его губе, размазывая выступившую каплю крови. Он начинает его посасывать, пристально глядя мне в глаза. Взгляд решительный и серьезный. Сам меня всему научил. До него был только Мистер Ти. Никита нашел меня тогда почти невинного, растоптанного жизнью, мальчишку. Лечил мою душу ощущениями, помогло. Я даже не знаю, сколько ему точно лет. Всегда называет разные года и даты, сошлись на том, что он «на пару-тройку лет старше». Иногда мне кажется, что ему под тридцать, просто хорошо сохранился. Должность агента в ритуальном бюро идеально ему подходит. Я до сих пор очень мало знаю о нем. Только примерный возраст, род занятий и пристрастие к легкому садо-мазо. Чувствую, что хочу заняться с ним сексом на прощание. Вытаскиваю палец изо рта и валю на кровать, вгрызаюсь в шею. Поцелуи закончились, теперь все, как он любит. Демон царапает мою спину, я прохожусь руками по телу, испещренному мелкими шрамами от многочисленных экспериментов. Внешне маленький и субтильный, однако, мощи и жестокости скрывается за этой обманчивой слабостью немало. Расстегивает мои джинсы, готов стащить трусы, я замираю на несколько секунд, будто кожей чувствуя разочарованный взгляд Ди, преисполненный боли. Демон реагирует мгновенно, толкает в живот ногами и железным тоном произносит: — Убирайся! Сейчас же! — Ты же сам хотел, — напоминаю ему, кто первый начал, снова раздражаясь. — Я тебя хотел, а ты думаешь о нем. Ты не меня, N, будешь трахать, а дешевую имитацию того, кого сейчас нет рядом. У меня тоже есть чувство собственного достоинства, я так НЕ хочу. И снова прав. И спорить смысла нет. — Прости, я не хотел, чтобы так все закончилось. — А мне наплевать, — безразлично отвечает он. Ухожу. И к черту летит вся моя сексуальная независимость. «Если я Демона не трахнул, то уже, вероятно, никого не трахну. Буду верность хранить господину Карельскому. Вот так, оказывается, можно похоронить неистребимое бл*дство под лавиной внезапной любви в двадцать лет». Завтра 16-е марта — важная дата. День Рождения братьев и полгода как есть «мы»: я и мой драгоценный Ди. Иногда я обращаюсь к нему мысленно, через километры воздушного пространства, с надеждой, что он почувствует и «услышит». Получается красиво, а когда звоню по телефону, обсуждаем «мирское»: работу, учебу, бытовуху и его вероятный переезд. Еще у нас появилось негласное правило: я не узнаю, занимается ли он сексом с кем-то, Дима не спрашивает обо мне. На улице ливень с мелким снегом, конечно же, я традиционно без зонта. Маршруток нет. Возвращаюсь домой, благодарный Демону. Если бы секс случился, винил бы себя за этот срыв, как за Фела в долбаном январе. Вот и сейчас говорю любимому, приложив правое запястье с тату к области сердца: «Милый, всё так же жду, люблю и только твой! Прости…»