Прятки

— И последний наболевший вопрос… — Не начинай, — огрызается Саске. Он устал, и сейчас тесная ванная и узкая постель в стандартной квартирке в общежитии, которую Наруто держит пустой специально для него, кажутся прекрасным миражом в пустыне. — Что-то надо решить, Саске. Ты появляешься раз в год, а то и меньше, — Наруто словно не слышит его слов. Его стрижка непривычно короткая, глаза серьезнее, а белый плащ Хокаге, наконец-то, не режет глаз. Год назад было иначе. — Нечего решать. — У меня защитный барьер имеет ограниченный радиус, и держать целый квартал пустым нерационально. — Чьи слова? — Саске с любопытством склоняет голову набок. Наруто хмурится и нехотя признает: — Шики. — Естественно. Сам бы ты до «рационально» не додумался. — Эй! На что это ты намекаешь?! — тут же заводится Наруто. Саске слишком устал, чтобы вступать в перепалку. Устал даже не в дороге, не в паре глупых стычек с нукенинами и разным отребьем, встретившимся по пути. Он просто устал. — Скажи Шикамару, чтобы не лез в дела клана Учиха. Это моя земля, и я решу, что с ней делать, когда сам сочту нужным. Или Коноха уже не ценит помощь, оказанную Учиха? — едко бросает он. Наруто резко мрачнеет. — Саске, не начинай. — Вот и я о том же. На следующий день Саске делает то же, что делает каждый раз, появляясь в Конохе на мимолетные несколько дней. Он идет по улице, не глядя на прохожих, заворачивает в нехоженый, заросший сорняками переулок и проходит мимо закусочной. Раньше тут была широкая улица, но потом какой-то ушлый предприниматель выстроил здание, занявшее почти всю дорогу. В квартал Учиха все равно никто, кроме отчаянных подростков, носа не совал, так чего же зазря пропадать площади. Саске подходит к закрытым, заколоченным воротам. Доски ссохлись и подгнили, от веса глубоко вросли в землю и раскрасились зелеными пятнами плесени и вьюнка. Саске помнит их распахнутыми, с фиолетовыми лентами шелка, расшитыми монами на каждой стороне. За забором виднеются крыши, щербатые, поеденные временем, словно иссохшие старцы, пригнувшиеся к земле. Открывать эти ворота Саске давно не трудится. Он, словно такой же нарушитель, как та малышня, что раньше пробиралась сюда на спор или чтобы всласть побить стекла да поломать чего-нибудь, на что упадет глаз, просто запрыгивает на забор и спрыгивает с другой стороны. Трава доходит почти до колена, под ногами хрустят камни, обсыпавшиеся с верха разваливающейся каменной стены. Квартал Учиха, словно памятник оставленный без присмотра, медленно крошится под действием неумолимого времени. Саске идет дальше, оглядывая открывшуюся картину. Веранда одного из домов подгнила и рухнула. Год назад еще стояла. А вот деревья все так же неудержимо растут, тянутся вверх, залезают бесцеремонными ветками в разбитые окна домов. Под ногами шуршит мусор и битое стекло, дома смотрят на него угрюмыми темными провалами выбитых дверей. Саске оборачивается. Череда монов на заборе все еще видна, но дожди потихоньку добивают краску. Где-то моны уже остались лишь высеченными в камне бесцветными знаками, где-то красная краска, словно кровавые слезы, медленно стекла ручьями на белую да так и застыла. Саске медленно вдыхает, отчего-то надеясь, что здешний воздух покажется ему знакомым, родным, привычным. Но нет. Тут давно не пахнет ничем особенным. Из детства Саске помнит запах хлеба из булочной, что держали его дородные тетка и дядя, запах чистоты своего дома и тонкий аромат огня от частых тренировок во владении стихией. Еще он помнит, или надеется, что помнит, запах волос Итачи и фартука матери… Потом несколько лет его дом пах кровью, смертью и болью. Саске помнил это слишком хорошо, не способен был забыть. Но когда он вернулся в Коноху в семнадцать лет, дожди вымыли запах крови, стерли следы, припорошили воспоминания. Из кровавого места убийства квартал медленно превращался в склеп. Теперь за воротами с моном Учиха пахнет запустением. Сыростью, плесенью, разрухой. Саске идет дальше по улице, отмечая, что еще изменилось — обрушилось, рухнуло, сломалось. Он всегда доходит до своего дома, но никогда не заходит внутрь. Стоит и смотрит, не решаясь шагнуть. Из деревни слышатся голоса, но словно остановленные невидимой завесой не тревожат покоя покинутых домов. Жизнь осталась где-то там, за каменным забором, а здесь застыла. Саске стоит и смотрит на дом своих родителей, обернувшись, обводит глазами улицу. Через дорогу на веранде дома седзи, разрезанные катаной, сгнившие и заплесневевшие от сырости, тихо шевелятся под дуновением ветерка. Наруто умоляет его не первый год сделать что-то с этим местом — продать, снести, обжить заново, но Саске не решается. Это все, что осталось от его великого клана, которым он, несмотря ни на что, продолжает гордиться, о котором не дает забыть целому миру. И снести вот эти дома, этот забор, эти ворота — словно снести имя Учиха с лица земли. Саске слышит отчетливый шорох и раньше, чем успевает себя остановить, прячется за угол дома. Это не страх и не паранойя, это просто рефлексы, и он действует раньше, чем успевает осознать. Кто-то спрыгивает с забора так же как и он, Саске прислушивается. Под чьим-то легким шагом так же шуршат камни в траве. Вот нарушитель выходит на каменную дорожку, вздувшуюся из-за буйства древесных корней, и Саске слышит отчетливый звук каблука. Женщина? Саске бесшумно запрыгивает в окно дома, пробирается, пригнувшись, в другую комнату, стараясь не смотреть по сторонам и не видеть потрескавшийся пол, покосившуюся мебель, разбросанные вещи. Он прижимается спиной к стене у разбитого окна и осторожно выглядывает наружу. Отсюда прекрасно видно улицу, а женщина уже прошла вперед, и Саске смотрит как раз ей в спину. Темные волосы уложены в сложный пучок, сиреневое кимоно расписано журавлями, а на спине мон: лепесток огня на желтом фоне. Хьюга. Саске прищуривается. Он ожидал увидеть малолетнего хулигана, который пришел побить стекла камнями, или какого-нибудь стервятника, что хотел поискать оружие или еще что ценное, что можно продать — правда, это уже давно все разворовали. Но увидеть здесь Хинату Хьюга, кажется, уже главу клана… Она смотрит по сторонам. Вокруг тишина и пустота покинутого квартала. Рядом с Хинатой на заросшей клумбе растет несколько красных маков. Саске усмехается. Он чувствует себя чудовищем, в логово которого забрела прекрасная принцесса. Сейчас она сорвет алый цветок, и он заставит ее остаться здесь с ним, навсегда в этой тишине и холоде. Она останавливается, и Саске понимает — она его видит. Саске ждет, что она повернется или позовет его, но она молчит. Словно дает ему шанс уйти незамеченным, если ему этого хочется. Именно поэтому Саске не таясь выпрыгивает из окна и идет к ней. Это ведь территория Учиха, так разве не должен он показать себя радушным хозяином? На мгновение Саске представляет, как ломает веранду на доски и зажигает костер, как Хината сидит на шатающемся стуле, вытащенном из одного из домов и пьет дождевую воду из треснувшей фарфоровой чашки, потемневшей от времени. Бред. — Саске-сан, — Хината поворачивается и приветствует его изящным, но отстраненно вежливым поклоном. — Прошу прощения за вторжение. И едкий вопрос Саске о том, что она тут делает, застывает на языке. — Я подыскиваю место для игры в прятки, — отвечает Хината на незаданный вопрос, и Саске от этого еще сложнее начать разговор. — В прятки? — переспрашивает он. — Не поздновато ли для таких забав? — Играть буду не я, — улыбается Хината чуть снисходительно. — Это прятки Хьюга, мы играем по своим правилам. Из-за бьякугана нам нужно больше места, и лучше бы среда была насыщенной, со множеством домов и комнат. Это очень хорошая тренировка для глаз, а соревновательный момент подстегивает… — Саске угрюмо молчит, и Хината на мгновение запинается. Но, вдохнув, снова продолжает: — У нас все лучшие места уже исхожены, и я подумала… — Хината говорит не заикаясь, не мямлит и не смотрит вниз. И все же Саске знает — она немного нервничает. — Я не думала, что тут кто-то будет, — наконец признается она. — Я, разумеется, согласовала бы это с Хокаге, но раз вы тут… Полагаю, мне нужно спросить разрешения у вас? Саске стоит и смотрит на нее. Он не помнит, когда в последний раз разговаривал с кем-то тут, в квартале Учиха. Здесь он привык молчать, горестно, скорбно и обреченно. А Хината говорит и говорит, словно окружение совсем не давит на нее. Да еще и собирается играть здесь в прятки! Саске не хочет признаваться сам себе, но она сумела его здорово удивить. — Ладно, но я хочу на это посмотреть, — говорит он. — То есть проконтролировать, — быстро поправляется Саске. — Я не хочу, чтобы тут все разнесли. — Это не наш профиль, — улыбается Хината. На следующий день Саске снова в квартале Учиха. Это само по себе странно, ведь он никогда не приходит сюда дважды за одно посещение Конохи. За забором слышатся голоса, и Саске нервно откидывает с глаз отросшие волосы и одергивает рубашку. Черт, он нервничает?! Из-за чего? Из-за того, что его брошенные дома наводнят детишки? Да, из-за этого. — Перелезаем через забор! — раздается голос Хинаты, и в нем скользят нежные материнские нотки. За каменным забором кто-то сопит, ворчит, переругивается. На забор вскакивают несколько мальчишек постарше, лет восьми, и начинают помогать младшим перебираться. — Поосторожнее! — ворчит мальчуган поменьше, когда старший Хьюга резко дергает его вверх. — Потерпишь, давай быстрее! Некоторые самостоятельно спрыгивают на землю. Забор в три-четыре их роста, но они Хьюга, а значит, будущие шиноби. Даже в таком возрасте они уже могут многое. Младших передают из рук в руки, самые маленькие едва на ногах-то держатся от волнения. Они смотрят на Саске и неосознанно жмутся поближе к старшим, словно напуганные щенята. — Ух ты! — восклицает девочка, которую только что поставили на забор. Обводит взглядом улицу и вдруг видит Саске: — Ой! — испуг, неловкий шаг, и вот она уже почти летит вниз. Ее хватает за руку старший мальчуган, не нежно и не заботливо, а с недовольной гримасой. — Неловкая! — ворчит он и спускает девочку вниз. — Спасибо, Хидеки-нии-сан! — улыбается девочка. — Не называй меня так! — ворчит мальчик и уже подает руку кому-то по ту сторону забора. — Все? — слышит Саске голос Хинаты. — Хината-сама, хватайтесь! — с готовностью тянет руку мальчуган. Но другой, тот что стоял рядом, быстро пихает его в бок и перехватывает протянутую ладонь. — Хиро! — Не-не-не! — дразнится второй мальчишка, а на заборе в кимоно, аккуратно причесанная, со связкой каких-то веревочек в руке, появляется Хината. Саске понимает — она могла бы и сама перепрыгнуть этот забор, но предпочла позволить мальчишкам проявить заботу. Кто-то, например, он, счел бы это проявлением слабости, но Хината мастерски пользуется своим положением девушки и принцессы. Сильна ли она? — думает Саске. — Вряд ли. Но в любом случае сильнее, чем показывает. — Отлично! — улыбается Хината и спрыгивает вниз. Дети возбужденно шевелятся, всплескивают руками и пихают друг друга. Целая стайка, Саске насчитал пятнадцать. — Это Учиха Саске-сан, он любезно разрешил нам поиграть в его квартале. Поблагодарим. Дети как по команде, даже самая крохотная девочка, что пришла с куклой, кланяются. Кланяется и Хината. — Хм, — отзывается Саске и вдруг понимает, что близок к тому, чтобы улыбнуться. — Разбираем, — Хината начинает раздавать вязочки, которые на деле оказываются маленькими кулончиками, вырезанными из картона. Девочка с куклой не больше четырех лет от роду дергает Хинату за кимоно. — А мне? Я тоже играю! Хината растеряно и умиленно смотрит на нее сверху вниз: — О, Хитоми, я думала… Сейчас. Хината ныряет руками за ворот кимоно и снимает цепочку с кулоном в виде птицы. Надевает на девочку через голову. — Вот. Теперь ты тоже в игре. Дети посмеиваются, и Саске понимает, что никто из них не сорвет эту цепочку с шеи девочки. — Начинаем! Кто первый? — девочка, что чуть не упала с забора, поднимает руку и принимает позу, словно готовится бежать. — Вперед! — командует Хината. Она срывается с места и уносится вглубь улицы. Все стоят и ждут чего-то, Саске приподнимает бровь. — Мы прячемся с интервалом в минуту, — поясняет Хината. — Иначе прятаться нет смысла. Через минуту среди мрачных зданий скрывается еще один ребенок. Кучка пустеет, дети один за другим убегают и пропадают в тишине мертвой улицы. Саске смотрит на это, и странная дрожь пробегает по коже. Ему кажется, что зияющие темные двери домов, словно алчные чудовища, стоят и ждут, когда свежая кровь попадет в их пасти. Он никогда не отличался впечатлительностью, но квартал Учиха действует на него по-особому. Когда остается только малышка с куклой, Хината зажигает в глазах бъякуган. Что она видит? Куда она смотрит? Загадка. Саске глядит на Хинату, и на мгновение любопытство мешается с отчетливым интересом. Она другая теперь. Не заикающаяся скромная малышка. Гордая глава клана. Ему это нравится. — А я? — снова обращает на себя внимание малышка с куклой. Глаза Хинаты расслабляются. — Ты? Беги скорее прячься! — подзуживает она девочку. Та бросается вперед по дорожке, отбегает не больше десяти шагов и, оглянувшись вокруг, прячется совершенно бесхитростно — за дерево. — И что теперь? — интересуется Саске. Они с Хинатой стоят одни около заколоченных клановых ворот. — Еще минута, и начинаем играть, — отвечает она. Выжидает немного и, сложив руки рупором, кричит. — Начали! Ничего не происходит. Дома стоят такие же тихие и безжизненные. Саске где-то под сердцем чувствует отвратительный укол холодного ужаса. Еще через минуту где-то слева в глубине квартала раздается треск и вопль. И улица словно взрывается. Отовсюду несутся крики, но не ужаса, а радостные детские визги восторга. Что-то падает с оглушительным треском, кто-то из старших детей пробегается по козырьку крыши и темной молнией ныряет вниз. — Нашел! — кричит мальчишеский голос с азартом. — Поймай! — вторят ему. — Они должны не просто найти, но и отобрать кулон, — поясняет Хината. Она стоит рядом, но смотрит куда-то бьякуганом — наблюдает за схватками и погонями. — Ты же глава клана. Почему играешь с малышней? — задает Саске вопрос. — Именно поэтому и играю, — улыбается Хината, все так же вглядываясь бьякуганом куда-то в гущу баталий, и вдруг мрачнеет. — Хидеки… — качает она головой. Саске кто-то дергает за штанину. Он опускает взгляд. На него снизу вверх взирает девочка с куклой. Она такая крохотная, что Саске, должно быть, кажется ей огромным, как скала. — Хочешь мою куклу? — спрашивает она. Саске замирает, не зная, что делать. — Эм… — На, держи, — маленькие ручки протягивают игрушку, и Саске с некоторой долей опасливости наклоняется и берет куклу. Она видала лучшие времена, один глаз потерян где-то на дороге жизни. — Спасибо, — благодарит Саске, брезгливо держа игрушку двумя пальцами. И понимает, что Хината отвлеклась от игры, смотрит на него и усмехается. — Теперь ты будешь меня защищать, и я выиграю! — заявляет девочка, и Саске, не сдержавшись, смеется. Хината прикрыв рот ладонью тоже хихикает. — А Хьюга ничего не делают просто так, — замечает Саске. — Мы просто стараемся использовать то, что у нас есть, лучшим образом, — находится Хината. — Ну ладно, — говорит Саске малышке. — Если кто-то попытается отобрать твой кулон, я вмиг с ним расправлюсь. Девочка довольная кивает и встает рядом, с воинственным видом скрестив руки на груди. Но уже через мгновение ее нижняя губа начинает подрагивать, она опасливо и невыразимо грустно смотрит на куклу в руках Саске. Он, усмехнувшись, возвращает ей игрушку, и девочка тут же обнимает подружку и счастливо улыбается. — Здесь жили Учиха, — важно сообщает она Саске. Тот неопределенно хмыкает. — У Учиха был шаринган, — продолжают просвещать Саске. — А у нас — бъякуган. Он лучше, чем шаринган. — Неужели? — Саске поворачивается и смотрит на Хинату. Она чуть прикусывает губу, давя улыбку. — Правда-правда! Хината-сама, скажите! — требует девочка. Саске возвращает Хинате насмешливый взгляд . — Ну… в некоторых вопросах определенно лучше, — не моргнув глазом отвечает глава клана Хьюга. Саске медленно приподнимает одну бровь. Видимо, делает он это настолько выразительно, что Хината смеется и едва заметно розовеет. От этого Саске чувствует странное волнение. Смутить Хинату оказывается весьма приятным делом. Игра продолжается где-то полчаса. Дети, лишившиеся кулонов, медленно подтягиваются к точке старта, азартно обсуждая места, где удалось скрыться от взгляда бъякугана, короткие выигранные и проигранные сражения. Хината улыбается, но, когда возвращается мальчик, что помогал ей перебраться через забор, она вмиг холодеет. Дети чувствуют перемену в ней, как чувствует и Саске, и тут же притихают. Наконец, все в сборе. У мальчишки, что ловил на заборе сестру, восемь кулонов. У хмурого пацаненка, что отвоевал у него ладонь Хинаты, семь. — Победил Хидеки, — провозглашает Хината. — Однако… Она идет вперед, и дети расступаются перед ней, но тут же обступают со всех сторон. — Хидеки, ты ничего не хочешь сказать? — Нет, — он отводит взгляд и хмурится. Хината приседает на корточки, становясь одного роста с малышней. Обводит детвору взглядом, и Саске чувствует себя лишним, чужаком на семейных разборках. — Хидеки использовал против Хиро джукен, — говорит Хината, и дети испуганно ахают. — Хидеки, джукен — это наше сильнейшее оружие, оно дано нам, чтобы защищаться от врагов. Используя его против своих, ты словно бьешь всех нас. Меня, — Хината прикладывает руку к груди, — свою сестру, каждого Хьюга. Ты понимаешь? Мальчишка стоит, повесив голову, красный как рак, и чуть не плачет от стыда. — Ты ведь больше не будешь так делать? — спрашивает Хината. Он яростно отрицательно качает головой. — Никогда-никогда? — улыбается Хината. — Никогда! — уверенно поддакивает мальчик, вскидывает голову и наконец смотрит на товарищей. Снова краснеет и хмурится. — Вот и хорошо. — Братик! — девочка с куклой вдруг кидается к мальчишке с семью кулонами. Путаясь в цепочке, снимает с шеи кулон Хинаты. — Вот! Возьми! Возьми! — Отстань от меня, мелкотня! — ворчит мальчишка, уличенный в заботе младшей сестры. Старшие дети глумливо хихикают. Девочка стоит, протягивая цепочку, и вдруг ее губы дрожат, и она громко ревет. — Уууааа!!! — вопит девчонка, размазывая слезы кулачками, и Саске на секунду вспоминает себя и вечное итачино «В другой раз, Саске…». Как ему иногда хотелось сделать вот так же — громко зареветь на всю округу, чтобы Итачи был вынужден его заметить. Но он не мог. Он был маленький Учиха и должен был быть сильным. Мальчишка вырывает цепочку из рук ревущей сестры. — Ну ладно! Хорошо! Не реви! И девочка — Саске прямо-таки изумлен ее откровенной для такого возраста сообразительностью — мигом вытирает слезы и улыбается, довольная собой. — Значит, у нас ничья, — подводит итог Хината. — Нужен реванш! — кричит Хидеки. — Точно! — вторит Хиро и остальные дети. — Только давайте еще тут! Тут столько места! — Только если Учиха-сан нам позволит, — осторожно косится на него Хината. — Посмотрим, — неопределенно отвечает Саске. Дети почему-то понимают это как неявное согласие. Они перебираются через забор по старой схеме. Однако, когда приходит очередь Хинаты, Саске сам берет ее под руку и, приобняв за талию, запрыгивает с ней вверх. — Спасибо, — благодарит Хината. Саске смотрит на нее с интересом, но, выпустив ее руку, видит то, что его разом осаждает. Обручальное кольцо из белого золота. Он криво усмехается собственной глупости. Саске помогает ей спуститься, но сам снова спрыгивает на потрескавшуюся мостовую за забором. Неумолчные дети галдят за стеной, но проходит минута, и они уходят. Снова наползает тишина. Саске смотрит на вмиг потускневшие дома, притихшие дворы, уныло поникшие деревья. Клан Учиха мертв — наконец понимает он то, с чем не мог смириться много лет. Даже несмотря на то, что он все еще здесь, дышит и несет в глазах шаринган, он всего лишь осколок, песчинка, залетевшая сюда в капризном потоке воздуха. И как бы он ни пытался, он не в силах этого изменить. Клан Учиха мертв. Всю свою жизнь он гнался за силой, чтобы обратить ее против единственного родного человека. Он стал сильным, Итачи позаботился об этом ценой своей жизни. Но теперь что? Зачем сила, если ею некого защищать? Саске закрывает глаза и на миг представляет. Представляет маленьких черноволосых остроносых мальчишек, красивых светлокожих девчонок, что носятся между домами, играют в шиноби и ждут пробуждения своего шарингана… Этого не будет. Никогда. Его клан мертв, и он должен прекратить это. Перестать искать в его могиле отголоски былого. Это больно. Больно настолько, что у него, великого Учиха Саске, щиплет от слез глаза. Он сглатывает и хмурится. Разворачивается кругом и, перемахнув через забор, покидает квартал. — Держи, — Саске кидает на заваленный бумагами стол папку. — Это чего? — мычит Наруто, поглощая рамен. — Бумаги. Я решил, что делать с землей. — Серьезно, что ли? — Наруто небрежно вытирает руки об оранжевые штаны. Саске брезгливо морщится, но что взять с Наруто? — Та-ак… — Наруто быстро листает папку. Пробегает глазами испещрённый юридическими терминами текст и, сдавшись, закрывает ее. — И что ты решил? — Я отдаю квартал клану Хьюга. Наруто удивленно таращится: — Хьюга? Я думал, ты продашь или… даже не знаю, что сказать, Саске. Почему вдруг? Саске садится в кресло напротив стола хокаге и задумчиво смотрит на скалу за окном. — Мне кажется, они знают какой-то секрет, — говорит он совершенно серьезно. — Ты не задумывался, почему из всех великих кланов — Сенджу, Учиха, Узумаки, Кагуя — сохранить себя смог только клан Хьюга? — Не-а, не задумывался, — ни на секунду не замешкавшись, отвечает Наруто. Саске презрительно кривит губы. — Но Джирайя очень любил Хьюга. — Серьезно? — Ага. Мало того , что он свято верил, что бьякуган — это лучшее додзюцу на планете — онсены, то се — он еще говорил, что они… как же он говорил… — Наруто чешет затылок. — А, да, что они не выиграли ни одной войны. — Разве это похвала? — скептически хмурится Саске. — В том смысле, что они ни одной не начали, — поясняет Наруто. — А… Они сидят еще какое-то время в тишине, каждый думая о своем. — За кем замужем Хината? — спрашивает Саске. — Ни за кем, — удивленно отвечает Наруто. — Она носит кольцо. — А… не знаю. Ино, кажется, болтала что-то про них с Неджи, но он… — Да, я помню. И снова молчание. — Саске, — Наруто настороженно смотрит на друга. — Ты снова уйдешь? Саске молчит. — Тебе не обязательно уходить. Оставайся. И Саске какой-то толикой души хочет поддаться этим словам. Остаться в Конохе, и, черт побери, завоевать прекрасную принцессу Хинату Хьюга. — Что мне тут делать? — пожимает плечами Саске. — Защищать Коноху. — Я ее и там защищаю. — Но здесь еще и рамен есть! — приводит Наруто контраргумент века. Саске смотрит на олуха с недоверчивым изумлением. Но в глазах Наруто как всегда необъятная безусловная искренность. В его вселенной никто в здравом уме не может отказаться от лапши со свининой. Саске же думает о том, что из всех девушек, которые ему встречались, пожалуй, только Хината не кокетничала, не флиртовала и не жеманничала. Она даже могла бы соответствовать строгим требованиям клана Учиха к умению держать себя на людях, если бы его клан все еще существовал. А еще Саске думает о том, что румянец делает ее очень соблазнительной… — Может, и задержусь, — неохотно говорит он. — Рамен все-таки…