Перун и Ко. гильдии "Fairy Tail"

В эту ночь бушевал Перун, не давая заснуть ни честному человеку, ни лживому торгашу. Бабы, - старые, молодые ли, - стояли на коленях перед идолами у стены, неустанно взывая к милости разгневанного бога. Мужики, причитая, со страхом поглядывали на двери и ставни, которые, казалось, вот-вот сорвет с петель. Детишки испуганно хватались за мамкины юбки или прятались под скамьи. Неспокойно было в ту ночь в небе над славным городом Киевом, неспокойно и на земле. Если бы кто-нибудь выглянул на улицу этой ночью, ему бы открылся потрясающе красивый вид бушующей стихии. Молнии цепями опускались к земле из свинцовых туч, с востока надвигался монолитной стеной ливень, редкие деревья, еще зеленые, сгибались под шквальными порывами ветра. И этот кто-нибудь обязательно бы заметил в конце главной улицы две маленькие фигурки, упрямо идущие против ветра к площади. Случайного наблюдателя обязательно бы заинтересовало, что же эти люди делают в такую погоду на улице? Подойди интересующийся поближе, он бы обязательно услышал надрывный ор фигурки повыше, которая старалась перекричать свист ветра, попутно не задохнувшись от бьющего в лицо воздуха вперемешку с песком. Дойдя до площади, они резко свернули в ближайший переулок и скрылись бы из глаз случайного наблюдателя, если бы таковой нашелся. Но никому и дела не было до тех, кто ходит по улице в столь ужасное время. Какой дурак решится подставляться под гнев Бога? Тем временем в переулке. - Ну, хоть тут не надо кричать. – Выдохнула фигура повыше и сняла накидку. Ей оказался мальчишка лет шестнадцати, щуплый и длинный для своего возраста, с черными патлами и пронзительными зелеными глазами. Он строго взглянул на спутника и раздраженно добавил: - Да сними ты эту тряпку уже. Фигурка поменьше стянула свою накидку, попутно умудрившись запутаться в завязках. Спутником паренька оказалась девушка, немного младше его. Она была красива, по тем временам, – пухлые красные губки, большие голубые глаза, русые длинные волосы, заплетенные в две аккуратные косички. Однако на мальчишку она глянула не менее строго: - Как думаешь, из-за кого мы не успели до грозы вернуться домой? А, Ждан? – Ехидно спросила девушка, при этом складывая накидку, чтобы та не помялась. Парень в долгу не остался и таким же голосом переспросил: - А за чьими травками-муравками мы за город бегали, не напомнишь, Любочка? От возмущения у девушки дыхание перехватило. Она встала перед парнем, уперев руки в бока, и чуть ли не на весь переулок проорала: - А кому зельеце нужно было, чтоб дочку кузнецову приворожить? Мне что ли?! - И, опомнившись, уже нормальным голосом, со злостью, добавила: - Вот сам теперь и ворожи. Красный от смущения парень, пытавшийся ладонями закрыть громкоголосой девке рот, тут же принялся оправдываться, чуть ли не в слезах умоляя спутницу: - Ну Любушка… Ну сестрица моя родная, добрая, умная… Ну прости меня пожалуйста. – Девушка все в той же позе зло сверлила брата взглядом. – Ну Любомирушка… Услышав свое полное имя, девушка смягчилась. Ну не могла она сердиться, когда ее называли так, как мама в детстве. Но тут же смекнув, что брат знает о такой ее слабости, и, более того, нагло ею пользуется, она решила, что как-нибудь обязательно ему это припомнит. Ждан заметил, что его простили и тут же начал болтать без умолку – все рассказывал сестре последние новости славного города Киева, попутно комкая свой плащ и засовывая его в котомку. Вдруг он замолк и, показав жестами сестре тоже ничего не говорить, прислушался. Все также свистел порывистый ветер, все также гремели раскаты грома, но что-то еще, постороннее, звучало среди этой картины звуков. Парень подошел к выходу из переулка и, прижавшись к стене дома, осторожно выглянул. На площади творилось чёрте что: вокруг пожарного колокола, в центре, закручивался серый вихрь, создавалось ощущение воронки; начавшийся, еще не успевший набрать силу, дождь как бы обходил это место стороной – утоптанная земля оставалась сухой. И тут сверкнула молния, ударив в металлическое крепление колокола. Раздался жуткий звон, от которого у Ждана заложило уши, а вспышка молнии больно ослепила глаза. Что было дальше, он не помнил. В Магнолии был теплый солнечный день – пели птицы, по улицам бегала легко одетая ребятня, лодочники вовсю возили туристов по каналам, при этом громко здороваясь с прохожими на тротуарах. Под любимым вишневым деревом собралась вся дружная гильдия Fairy Tail. Что же они отмечали? Как обычно – ничего. Хотя нет, повод был, но знали о нем только мастер, Люси и те, кому было интересно. Хартфилия наконец дописала свою книгу и теперь живо обсуждала ее с охочей до всего нового и книжного Леви и, собственно, первой читательницей – Миражанной. Щеки молодой авторши покрывал легкий румянец, означавший, что девушку хвалили. Неподалеку от них, за деревянными выносными столами, сидели Нацу и Грей, как обычно о чем-то спорящие. Вокруг вился Гажил, явно искавший предлог, чтобы вклиниться в спор. Эта идиллия продолжалась бы еще не один час, если бы Нацу не увидел подошедшего к мастеру Лексуса. Лексус?! Он вот так просто объявился на их празднике и даже не поздоровался? Этого самолюбие розоволосого пережить не могло. По чистой случайности (или благодаря Грею) не перевернув стол и не свалившись со скамьи вниз головой, Нацу с диким ревом подлетел к Лексусу и задал вопрос, который все ожидали, но никто не хотел услышать: - Смахнемся?! Закатив глаза, Лексус вздохнул, как добрая воспитательница вздыхает, когда ее подопечный опять сходил мимо горшка, и, косо глянув на деда, как бы с сожалением ответил: - Извини малыш, не могу. Хотел бы, все равно новую технику выучил, было бы на ком опробовать, да вот мастер не позволяет. – И, хитро улыбнувшись, состроил тому скорбную гримасу. Как он и предполагал, Драгнил повелся. Раздув от возмущения ноздри, парень выпалил: - Один раз можно! – И мастер, махнув на все это рукой (спорить с Нацу, когда тому что-то взбрело в голову, себе дороже), отошел в сторону. Напоследок сказав пару ласковых любимому внучку, он добавил: - Все что разнесете, сами отстраивать будете. Позднее Люси отметила, что эта фраза стала роковой. Для разогрева Лексус испепелил пару деревьев, накалил шпиль на одном из домов, разнес каменную ограду парка и оставил дырку на любимой жилетке Нацу. Тот в долгу не остался и, после двух снесенных палаток, выгоревшего дотла хозяйственного домика с инвентарем садовника и подкоптившейся приготовленной для барбекю свинины, поджег громовержцу волосы и избавил на ближайшее будущее от ухаживания за бровями, которые теперь напрочь отсутствовали. Наконец Лексус решил, что хватит развлекаться, пора и делами заниматься. Сделав пару сложных пасов руками, он отрывисто проговорил какие-то слова и … Что было дальше никто из присутствовавших на празднике не помнил. Только необыкновенно яркая вспышка молнии отпечаталась в памяти тех, кто следил за поединком.