***
Джон же, отчаянно посмотрев на покрасневшее, причём не обязательно от смущения или возбуждения, лицо тролля, пошёл на самоубийственный шаг. Потянулся, лизнул и стал неловко посасывать рог. Каркат от таких действий, мягко говоря, выпал в осадок. Он тихо проскулил, одеревенел. С ужасом почуял, помимо не прекращающейся пытки удовольствием, сверху ещё и тихое шевеление щупальца внизу. К счастью, он не задохнулся — Джон перестал терзать рога и перешёл к ушам, шее, лицу… Когда Каркат стал мурчать, Джон едва не кинулся к блокноту с записями. Он слушал нарастающее мурлыканье, учащающееся дыхание, ощущал вибрацию в груди тролля от мурлыканья, ощущал, как от его, джоновых, поцелуев нервно дёргаются заострённые уши… Джон опять поцеловал Карката, запустил руки под свитер, проводя рукой по шрамам от лишних конечностей в бытии личинкой, стал медленно задирать свитер, чувствуя, как родные руки поцарапывают когтями спину, бока под футболкой. Каркат ответил на поцелуй, не размениваясь, решив снять футболку с Эгберта самым простым способом — разорвать. Когти троллей легко рвали подобную ткань. Зашипев от царапин, оставшихся от Карката, Джон рывком сдёрнул свитер Карката, тут же приникая с поцелуем. Не рассчитал, и они упали на разложенный диван. Покатавшись по кровати, выигрывая. Сказать, что Каркат был разозлен — ничего не сказать. Он, пусть и был смущён, прожигал Джона взглядом, не предвещавшим ему ничего хорошего. Наверняка, человек даже не понимал, какого хрена сейчас делает. Человек понимал. Этот же самый человек потянулся, и начал лизать, а затем и посасывать рога тролля. Джон отчаянно пытался не пойти на попятную, пошутить, как он любил делать, когда пытался зайти дальше поцелуев. Он не то, что боялся…Ему было приятно, возбуждающе волнительно. От простых, вполне невинных мыслей наливались жаром щёки и учащалось дыхание. Каркат, чувствуя пронзительное, режущее удовольствие, молнией стрельнувшее в пах, заскулил, пытаясь не сорваться на стон. Сейчас он не мог ни говорить, ни сопротивляться — все его мысли и желания испепелила молния ощущения, идущая от рога. Он задыхался. Он дышал полной грудью. Ему хотелось продолжения, ему было чертовски мало простых прикосновений к рогам. Ему было слишком много этих ощущений. Он будто сгорал в них. Зачем природа наделила троллей такими чувствительными, причём чем меньше, тем чувствительнее, рогами. Джон же старался сделать всё, что было в его силах. Не вытерпев, он оставил рога в покое, начав целовать и облизывать шершавую кожу. Шея, уши, ключицы, щёки, руки – всё, что было открыто. Каркат не знал, когда было хуже — когда наслаждение стреляло яркой иглой, не давая даже ощутить своё тело, или когда оно шло со всех сторон, обволакивающим коконом, заставляя чувствовать щупальце всё сильнее. Когда через несколько минут этот чёртов романтик даже не подумал снять свитер с остатками футболки, а щупальце Карката было готово начать расстёгивать его штаны изнутри, не согласовываясь с мыслями хозяина, тролль не выдержал. Он быстро снял этот чёртов свитер и, забросив его куда подальше, завалил Джона на спину. Затем, в виде мести, прижался и с садистким удовольствием стал мягко целовать красные от смущения уши. Джон всем телом ловил мурчанье Карката. Тот, похоже и сам не заметил, как начал мягко вибрировать, как кошка. Он проводил руками по рёбрам тролля, нащупывая и проводя пальцем по шрамам от отпавших после вырастания из личинки конечностей. С трепетом проводил по спине, ощущая даже так разницу между строением тела у тролля и человека. Первым их немое соревнование не выдержал Каркат, опять подорвавшись, стараясь аккуратно кусать тонкую человеческую кожу от шеи до пояса. Оставив несколько кровавых следов, он, наконец, снял штаны вместе с трусами и с себя, и с человека. Оба в шоке уставились на половые органы друг друга. Если Джон, достаточно долго открывавший для себя различия человека и тролля, уже привык к подобным удивлениям, и сориентировался достаточно быстро, то для Карката это было одно из первых действительно шокирующих событий. --Вааау, тентакля! --У вас нет второго полового органа? И, возможно, дело бы и закрылось, как и настрой, но тут тентакля нервно дёрнулась, отчего Джон дёрнулся посмотреть и, не рассчитав, распластался на Каркате. Тентакля забилась в истерике, мысли смущённого тролля тоже. Джон приподнялся и, поняв, что или сейчас, или они просто будут оба слишком смущены, полез проверять, а про какие «вторые половые органы» говорил Каркат. Карката, ещё лежащего смущённой шокированной лужицей, подбросило, когда шальная джонова рука прошлась вдоль его впадины. Когда палец аккуратно вошёл внутрь, то щупальце резко дёрнулось и обвилось вокруг руки Джона, начавшего медленное движение рукой. Со смущённым интересом он смотрел на Карката, на его щупальце, и мучил бедного тролля до тех пор, пока не осознал, насколько болезненным стало возбуждение. Он, уже не способный думать, медленно вошёл в Карката. Первые их движения были дёрганными, до боли неловкими и до безумия приятными. Щупальце Карката извивалось, прижимаясь к коже хозяина, но затем, оставляя бледно-красный след, переместилось к месту соития, скользнув по бедру человека.***
Они лежали, опустошённые, обессиленные, до неприличия довольные. Не убирая ни скомканных пледов и подушек, ни испачканной простыни, они просто лежали, прижимаясь друг к другу, укрытые пледом. Каркат почти сразу заснул, а Джон ещё недолго любовался на спокойное, зацелованное лицо Карката, прежде чем последовать за Каркатом в объятья Морфея.