F63.9

— Он мне не нравится. Совершенно не нравится. — Ты уже говорил. — Я знаю. Он видел его. Пару раз вообще-то, где-то в школе. Что он там делал, было совершенно непонятно, но эта отвратная улыбка, которую парень получал в свою сторону, заставляла подавлять рвотные позывы. Ходит тут, машет своей светлой челкой, что-то вынюхивает. Вечно везде лезет. Его любопытный нос побывал в каждом уголке школы, в каждом шкафчике, в каждой сумке. Стайлз был не против. Ну, в начале. Это была его территория. Его место. Но он был готов позволить этому самовлюбленному кретину обыскать тут все. Каждый этаж прочесать. Что он искал — парень не имел ни малейшего понятия. И даже не был уверен, хотел ли это знать. Все было нормально. Ну, некоторое время. Стайлз не злился, потому что Скотт запрещал. Стайлз не злился, потому что не находил веской причины для агрессии. Стайлз не доверял этому странному пареньку, но Скотт сказал, что от него нормально пахнет, никаких смертей, никакой чужой крови, и уж тем более, волчьего аконита. Ничего подозрительного, нет отсылок на что-то, что может их убить. Но этот взгляд, эта гребаная ненормально-мягкая улыбка. Стайлзу не нужны были никакие волчьи штучки, которыми мог похвастаться его друг, нет. Он считал, ему достаточно одного взгляда на этого блондина, чтобы сказать «виновен». Знал ли этот парень об оборотнях? Черт возьми, Стайлз был готов поспорить на что угодно, чтобы доказать это, но Скотт был готов цапаться день за днем без малейшего перерыва, чтобы только доказать невиновность незнакомого им паренька. Стайлз не высовывался, потому что Скотт сказал, что так он точно выдаст всю их стаю. Отвратно, но приходилось терпеть и пихать свои подозрения куда подальше. И он терпел. Терпел эти взгляды на себе, терпел эти глупые улыбки, терпел чужой взгляд, на который натыкался в коридорах все чаще и чаще. Посещал ли этот подозрительный утырок занятия, он не знал, но шевелиться, лезть в какую-то дичь, выяснять что-то Стайлз пока даже не пытался. Скотт запрещал. Не давал рыпаться. Даже тыкать пальцем в сторону незнакомца. Стайлз терпел. Действительно терпел. Сжимал зубы так, что они скрипели. Пепелил взглядом спину блондина, когда тот проходил мимо. Показывал средний палец и закатывал глаза, когда Скотт подшучивал над ним по поводу излишнего волнения. Что? Нет. Он не волновался. Нет. Совсем нет. Глупости. Если только чуть-чуть. Да и то, в целях безопасности. Так можно, это точно нормально. Стайлз терпел. Ну, ровно до того момента, пока не увидел этого больного вынюхивальщика великого чего-то там в участке рядом со своим отцом. Они о чем-то разговаривали, а о чем — отец так и не рассказал. Вот тогда Стайлз начал рыпаться, и как раз тогда лучший друг уже не смог его остановить. И все поплыло. Улетело к черту. Личное дело, он искал его. Пытался стащить сумку. Пытался следить. Шатался по школе, пересмотрел с десяток шпионских фильмов, перечитал парочку детективных книжек, чтобы настроить себя на долгий и тяжелый труд по поимке преступника. Стайлз бегал за ним, как собачка, таскал за собой Скотта, потому что ужасно хотел как раз под его пристальным взглядом навесить на незнакомца бирку «Виновен. Точно не знаю, но может он оборотень? Кицуне? Койот? Друид? Пикачу? Какая-то непонятная сверхъестественная хрень, которая шатается по школе и хочет нас убить?». Да, бирка получалась длинноватая, просто Стайлз пока не ловил особого успеха в своем деле, и из списка вычеркивать было нечего. На первой же неделе расследований он решил остаться дома, потому что понял, что невозможно следить за тем, кто следит за тобой. Шпионская игра зашла в тупик, раскалившись до предела. Ньют. Его зовут Ньют. Это все, что удалось узнать Стайлзу за неделю. Одно только гребаное имя, которое дает не больше, чем эта дрянная улыбка, которую он все еще ловит в коридорах. Этот Ньют продолжает улыбаться ему. Стайлз только дергается и резко разворачивается, меняя курс с «непозволительно близко к подозрительному парню» на «мне не сюда, но я пойду к другой лестнице». Одно только имя. Стайлз не понимал, какого черта творится, но помочь ему никто не мог. Все, что он знал — четыре буквы. Ему же казалось, что о нем знают уже все, вплоть до того, что он ест на завтрак, и что читает перед сном. Хотя такие вещи не знает даже Скотт. Может быть. Стайлз пришел через три дня. Ньюта уже не было. Можно было вздохнуть спокойно, что парень тут же и сделал, проходив целый день по школе, и не встретив эту чертовски подозрительную улыбку. Стайлз выронил учебники, когда зашел в класс. Прямо за ним, на следующей парте после него сидел этот самый блондин в черной кожаной куртке, как всегда с идеальной светлой челкой и долбанутой улыбкой, от которой Стайлза выворачивало наизнанку. Скотт бешено переводил взгляд с Ньюта на Стайлза, пока тот сидел, как на гвоздях, на своем месте. У него просто все чесалось от большого, раздирающего изнутри желания развернуться и начать задавать вопросы. Нет, нет, совсем не как сосед по парте, который хочет узнать побольше о новом знакомом. Нет. Скорее, как самый настоящий детектив. Стайлз прокручивал в голове снова и снова этот момент, когда он яростно хлопает по столу, добиваясь ответа. Он прямо мечтал треснуть по этой долбанной парте как раз перед носом этого блондина. Никто больше не будет рыскать на его территории. А тем более, никто не будет больше шпионить за ним. Стайлз был готов исправить свою ошибку. Он готов был устранить любого, в ком он видит угрозу. А значит, это около шестидесяти пяти целых, восьмидесяти девяти сотых их окружения. И это еще не считая мистера дрянная улыбочка. Стайлз готовил дело. Он лепил красные нитки, тихо чертыхался, когда фотографии слетали со стенки. Вот он у лестницы, вот он у шкафчиков. Вот эта гребаная ухмылочка около столовой, вот он в библиотеке. Яркая фотография, где Ньют сидит с книжкой за столом и смотрит точно в объектив, была самой ценной в коллекции Стайлза. Быть может, потому что именно тогда он и спалился первый раз. А может и не первый. В любом случае, парень налажал, забыв выключить вспышку. Тогда Ньют пялился на него целый день. Может хотел прибить, а может просто поговорить. Выяснять Стайлз не собирался, поэтому каждый раз, когда только замечал светлую макушку на горизонте, утаскивал Скотта за собой и поспешно сваливал. — Я совсем не волнуюсь. Глупости. Все будет доказано, ты будешь удивлен, узнав, что именно этот парень стоит за всеми злодеяниями, которые свалятся нам на голову в течение следующей недели. — От тебя пахнет страхом. — Скотт… — Стайлз. — Завались, ради всего святого. — Хорошо. Стайлз был ищейкой. Он был тем детективом, каким и хотел стать. Пускай, ладно, хорошо, Скотт не будет ему помогать, но кто сказал, что Стилински не справится с чем-то в одиночку? Он был готов торжествовать, когда его стена начала заполняться неожиданными фактами. Его уже не тошнило от этой улыбочки. Около четырех различных её вариаций было зарисовано черным маркером на доске Стайлза. Он пока не знал, что означает каждая из них, но с радостью был готов выяснить. Факты, факты. Они вдруг начали сыпаться градом. И Ньют становился ближе. Куда ближе, и куда понятнее. Но подозрительности это почему-то ему только прибавляло. И Стайлз продолжал работать. — Ты сошел с ума? — Нет. — Ты серьезно записал все возможные варианты того, как он оденется на следующей неделе? — Он делает это точно по расписанию. Смотри, это повторяется. Здесь полная закономерность. Периодичность, мать её! Понедельник, прошлая неделя, рубашка и… Ньют берет салат по вторникам. Покупает сок в четверг и тащится в библиотеку. Кажется, во вторник у него всегда много домашки. По субботам он не высыпается. Значит, чем-то занимается в пятницу? Онлайн игры? Нет. Спорт? Отсекаем на корню, это тощее тельце явно не выдержит больших нагрузок. Вечеринки? Нет. Стайлз связывался со всеми, кто может их устраивать. Ноль информации. Ньют? Кто такой Ньют? Домашка? Стилински полностью изучил расписание этого паренька, нет ничего, над чем он может засидеться допоздна. Пятница. Пятница. Пятница. Что он делает по пятницам? Стайлз вернулся в команду после нескольких недель напряженных расследований. Зашел в раздевалку, бросая сумку и тяжело вздыхая. Встретился взглядами со Скоттом, а потом заглянул ему за спину. — Ты только не паникуй, Стайлз… Черт его дери. Все-таки спорт. Красная футболка, довольный вид, взлохмаченная челка. С пробежки. Коленки все еще подрагивают? Нет. Нервничает? Стайлз не отрывал взгляда. Ни в раздевалке. Ни на тренировке. Ни в душе. Никаких подозрительных шрамов? Нет? Спина бледная, без футболки его вообще прямо не узнать. Ну, без одежды может быть, Стайлз был уверен, что узнает эти тощие ноги везде, даже если на них не будет черных обтягивающих штанов. Он смотрит, смотрит, смотрит. Жадно впитывает информацию. Ньют намыливает волосы. За тридцать секунд успевает коснуться загривка три раза. У него подтянутая задница. Ямочки на пояснице. Стайлз жалеет, что у него нет блокнота, чтобы записывать данные. Ох, что это? Это, ох, да ладно? Какой это размер? Стайлз поджимает губы, едва успев отвернуться, когда Ньют начинает чувствовать чужой взгляд на себе и подозрительно оглядывается. Стайлз ловит на себе удивленный взгляд Скотта. Ох, а это что? Что за гребаная ехидная ухмылочка? Он что, слямзил эту фишечку у Ньюта? Шею бы свернуть за такое. Стайлз идет домой. Он идет домой. Идет домой. Какого хрена Ньюту нужно идти в ту же самую сторону? Почему именно его задница в черных обтягивающих брюках сейчас мелькает перед глазами? Спасибо, что не остановился. Спасибо, что не заговорил. Спасибо, что не напугал еще больше. — Ты сходишь с ума, Стайлз. — Я уже сходил с ума, это совсем не то. — Тогда что это? — Я не знаю, ясно? Тут что-то другое. — Ты меня пугаешь. — А меня пугает он. Стайлз снова не спит ночами. Он приходит в школу с большими синяками под глазами. Не смотрит в зеркала, потому что прекрасно знает, как выглядит, и в очередной раз доказывать себе очевидное ему не надо. Только показатель того, что он попросту застрял на деталях. Он сидел в столовой и буравил взглядом одну точку. Может, заболел? Нет, это вряд ли. Температура в норме. Сердцебиение? Ах, черт, вот же подстава. Что там у нас с сердцем? Стайлз планирует взять несколько книг из библиотеки. Что-нибудь о сердце. Что-нибудь о чувствах. Ему не понравилось, что когда блондин начал приближаться к его столу, сердцебиение резко начало ускоряться. Стайлз проглотил свой страх, когда блондин сел напротив. Так, ладно, если он какая-нибудь сумасшедшая сверхъестественная ерунда, тогда он точно почувствует, что Стайлз боится. Скотт же это чувствует. Стайлз не пытался бороться, он пытался это спрятать. Он понял, что его лучший друг, возможно, был прав, когда сказал, что Стайлз сходит с ума. Да, он, возможно, сошел с ума. Тронулся. Поехал от этого мира. — Привет. Тебя зовут Стайлз, я прав? Стилински давится соком. Шариков в голове не хватает. Выжил из ума. Рехнулся. — С тобой все нормально? Какой-то ты бледный… Стайлз сжимает в руках упаковку сока. Костяшки белеют. Все капает на стол. Он вдруг подскакивает с места и с подрагивающими губами смывается прочь, чувствуя на спине шокированный взгляд. Долбанутый. Сумасшедший. Поехавший. Сбрендивший. Он срывает со стен фотографии. Закрывается в комнате и утыкается носом в подушку. Может быть пытается собрать все мысли в кучу. А может быть, просто задохнуться. Стайлз закрывает глаза. Открывает их. Нет, не может быть. Хуже издевательства точно невозможно придумать. Совершенная большая глупость. Огромное недоразумение. Больная фантазия. Улыбка. Эта улыбка въелась в его голову в ту ночь. Этот голос заставил его забиться в угол. — Алло, Стайлз? — Скотт? — Что случилось? — Мне страшно. Мне невообразимо страшно. — Что? Подожди, ты… Стайлз летел к черту. Срывался. Он вернулся через день или два. Скотт пытался перехватить его в коридорах, но все его попытки заканчивались тем, что паренек просто успевал вовремя сменить курс, или же попросту вырваться из чужих цепких рук. Он прятался. Ньют больше не подсаживался к нему в столовой. Скотт переживал. Стайлз боялся. Он не мог заснуть ночами. Торчал в ванной. Он убрал все фотографии. Эта задница появлялась перед его глазами каждый раз, когда он закрывал глаза. Этот голос разъедал мозги каждый раз, когда он закрывал уши. Стайлз не знал, как это лучше называть. Сумасшествие или полная обреченность. И то, и другое вполне подходило. Парень готов был назвать этим свой диагноз. — Поговори с ним. — Нет. — Поговори. — Иди к черту. Ньют неплохо играет в лакросс. Он хорошо справляется с любой задачей, которую только ему могут предложить. Только вот с биологией у него проблемы. Этот предмет ему попросту неинтересен. Как раз поэтому он постоянно приходит с невыполненной домашней работой. На каждый чертов урок. Учитель сердится. Ньют поджимает губы. Стайлз устало вздыхает. Он не спал эту ночь. Ньют убивает его своей подозрительностью. Он разрушает его своей ухмылкой. Одни только случайные встречи взглядами разбирали Стайлза на кусочки. Фантазии рвали его на куски. Стайлз боялся, что от него ничего не останется. И он устал. Он чертовски устал бояться. Ему надоело убегать. Прятаться больше некуда. Тень рассеивается. Он спал только четыре часа. Решил пропустить тренировку. Это все не просто так. Перед уроком биологии он прошел к своему месту, небрежно положив на стол Ньюта папку с выполненным домашним заданием. Тот проводил его испуганным, шокированным взглядом. Открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Стайлз вскинул ладонь, потерев глаза. Нет. Это будет лишним. У Ньюта «отлично». Он сдал все долги. У Стайлза мешки под мешками. Ньют шепчет «спасибо». Стайлз роняет голову на парту и прикрывает глаза. Стилински бухнулся на кровать дома и его вырубило на несколько сладких часов. Когда парень проснулся, телефон был набит пропущенными звонками. Пять от Скотта и один незнакомый номер. Стайлз долго вглядывался в сообщения от лучшего друга. Отец постучался, спросил, все ли в порядке. Его сын притворился спящим, потому что понимал, что нового наплыва вопросов он попросту не выдержит, от кого бы они не были. И он пришел на следующий день, как ни в чем не бывало. Выспавшийся, довольный, вроде даже как отвлекшийся от бесконечного расследования. Свежий, чистый, и совершенно не подготовленный. Сидел в столовой с каменным лицом, и думал, какого черта он вообще сегодня приперся в школу. Это как тот случай, когда можно избежать проблем, немного сжульничав, но ты их не избегаешь, а только лезешь в большую кашу. И Стайлз уже тонул в ней. Ньют сел напротив него с подносом. Салат. — Сегодня что, вторник? — Ну да. — Ты всегда берешь салат по вторникам. Ньют пялится на Стайлза с открытым ртом. Вилка замерла в десяти сантиметрах от его лица. Стилински не отрывает взгляда. — А еще по четвергам берешь сок и засиживаешься в библиотеке. Берешь что-то из школьной литературы, чаще всего, — парень решается опустить взгляд и уставиться в тарелку. — Ну, я видел у тебя что-то из жанра фантастики. Прочел ту книжку, что ты брал на прошлой неделе, так и не понял ни черта… Он поднял взгляд. Ньюта и след простыл. Черт. Стайлз утыкается в свою тарелку и тяжело вздыхает. Скотт сидит рядом и провожает удивленным взглядом светлую макушку, которая через пару мгновений скрылась за дверьми столовой. Стилински прячется за учебниками. Он прятался за ними весь день. Вполне получалось, учителя не видели его лица, может поэтому и не спрашивали. Нужно было только притворяться обычным, совершенно подготовленным учеником, у которого, естественно, есть домашка. Перед биологией Стайлз подскочил на месте. Его учебник бухнулся на стол. Ньют прошел мимо, сел за соседнюю парту. Стилински долго пялился на папку, после чего перевел взгляд на блондина. Тот совершенно спокойно читал параграф, как-будто не он положил выполненное домашнее задание на чужую парту. Стайлз открыл папку. Ровный почерк тут же бросился в глаза, и парень выпятил глаза, рассматривая исписанные листы с зарисовками. У Стайлза «отлично». А у Ньюта, как обычно, шикарная улыбка. Стайлз послал все свои придирки далеко и надолго. Ньют начал с ним здороваться каждый день. — Ты с ним поговорил? — Все в порядке. — Стайлз? — Все в полном порядке. Стайлз выглядит рассеянным. Вещи выпадают у него из шкафчика. Он не может сосредоточиться на игре. Забывает, как писать. Замечает, что все чаще приходится контролировать свое дыхание. — Привет. Он спотыкается на ровном месте и растягивается прямо на полу школьного коридора, вызывая бурный смех окружающих. Ударяется боком об перила лестницы. Врезается в открытые двери. — Привет, Стилински. Роняет ручку. Давится едой. Промазывает, и плюхается на пол рядом со стулом. Разучивается считать в уме. — Привет, Стайлз. Он сходит с ума. Определенно точно сходит с ума. Стайлз сидит за домашкой Ньюта по биологии часами. В доме на соседней улице блондин кусает ручку, склонившись над заданиями Стилински. — Привет, Ньют. Блондин давится салатом. Стайлз закашлял, потому что не смог сдержать смех, и еда попала не в то горло. На тренировке Ньют машет Стайлзу. Тот чудом пробегает еще один круг под удивленный взгляд тренера. Скотт сидит на скамейке, пьет воду из бутылки лучшего друга, и внимательно приглядывается к Стилински, когда тот бьет все свои рекорды. Стайлз чувствует чужой взгляд, когда стоит в общей душевой. Поворачивает голову, упираясь ладонями в стену, и сзади видит Ньюта. Встречается с ним взглядом. И не может отвернуться. Нутро сводит от этого пристального и откровенного разглядывания. Его бросает в краску, когда Ньют опускает взгляд ниже. Уши горят, когда блондин снова заглядывает ему в глаза. Ньют всегда подсаживается к нему в столовой. Ловит его в библиотеке. — Может поговорим? — О чем? — Стайлз чувствует, как сердце стучит по ребрам. Ломится наружу, чтобы посмотреть на лицо идиота, который заставляет гонять кровь быстрее. — Ты в библиотеке на меня пялишься. Я подумал, что ты хочешь поговорить. — Я смотрел в книгу. — Ты не читаешь фэнтези. — Откуда ты знаешь? Ньют только улыбается. Стайлз вздрагивает, когда у него начинает вибрировать телефон в кармане. Достает мобильник. Тот самый незнакомый номер, который он видел тогда. Парень поднимает взгляд на блондина. Тот пожимает плечами. — Звони, если все-таки захочешь поговорить. Стайлз провожает взглядом Ньюта, который вышел из библиотеки, забросив на одно плечо лямку рюкзака. Парень тяжело вздохнул и пошел к полке. Давно уже нужно было взять эту книгу. Давно нужно было засесть за неё на несколько долгих часов. Сейчас Стайлз был вполне готов это сделать. В его портфель полетела та самая, которая давно привлекала его, стоя на полке. «Психические заболевания». Покруче дешевых романов. Вот оно, чтиво на ночь. Стайлз кусает карандаш. Стайлз листает страницы. Стайлз вчитывается. Ставит галочки. — завышенное чувство собственного достоинства; Галочка. Он не собирался мириться с мыслью, что его планы — полный отстой, все его обвинения фальшивее его эмоций, которые он демонстрирует лучшему другу на протяжении которого там уже месяца?.. — резкие перепады настроения; Галочка. Скотт сказал ему об этом пару дней назад. Стайлз попросил больше не вынюхивать его эмоции и просто пойти к черту. — необдуманные, импульсивные поступки; Галочка. Стайлз накричал на тренера, за что был отправлен на скамейку запасных на несколько недель. Но это все не просто так. Он отомстил за очередное унижение и получил новую ухмылочку Ньюта в свою сторону. — жалость к себе; Галочка. Стайлз чувствовал, что все против него. Отец, который постоянно спрашивает, что с ним не так. Лидия, которая буравит его мешки под глазами взглядом. Лучший друг, который наконец начал приглядываться к светлой макушке с некоторым подозрением. Стайлз устал. Он не хотел ничего объяснять. Даже самому себе. — бессонница, прерывистый сон; Галочка. Стилински щупал мешки под глазами. На его тумбочке около кровати стояло снотворное. В его комнате двадцать один час в сутки был включен свет. — синдром навязчивой идеи. Галочка. Стайлз все еще вынюхивал, что может связывать Ньюта со сверхъестественным миром. Бирка «виновен» отказывалась отклеиваться, хотя он и пытался содрать её. — навязчивые мысли о другом. Галочка. Галочка. Галочка. Стайлз роняет голову на стол. Утыкается носом в мобильник. Судорожно печатает сообщения. — Что делаешь? — Твою домашку. — Издеваешься? Время второй час ночи, а ты сидишь за моей домашкой? — Ну да. Ты же мою уже сделал. Стайлз бросает взгляд на стопку бумаг рядом и тяжело вздыхает. Они начали переписываться. Общаться в школе. Новые и новые детали о Ньюте всплывали с каждым днем, и Стайлзу уже не нужно было их записывать. Он почему-то легко запомнил, что парень не терпит сыр, предпочитает жару холоду, фанател в детстве от парочки комиксов, а сейчас обожает фильмы ужасов. У него есть собака. И младшая сестра. А еще у него дома серое покрывало на кровати. На рубашке всегда расстегнута верхняя пуговица. Его любимый галстук — черный. В рюкзаке всегда есть заначка из нескольких шоколадных батончиков, а еще у него аллергия на цитрусы, Стайлз подумал, что как раз поэтому Ньют берет яблочный или виноградный сок. У него светлые волосы, потрясающие глаза и рост метр восемьдесят. Почти. Стилински учит его наизусть. Ньют снова берет салат. Он не успевает рта открыть, как вдруг на него обрушивается целый поток слов. — Тебе можно довериться? — Да. Конечно, ты… — Я схожу с ума, — Стайлз поджимает губы. Уголок его глаза подергивается, и Ньют вжимается в стул. — Лечу к чертовой матери. Я не знаю, как это контролировать, не знаю, как от этого избавиться. — Что конкретно тебя беспокоит? — Ты. — Мы переписывались с тобой две недели, — Ньют пожимает плечами. — Тебя что-то не устраивает? — Ох, да! Меня, вообще-то, много что не устраивает, — вдруг шипит брюнет. — Во-первых, хватит говорить так, как будто ты ничего не знаешь, и совершенно ничего не происходит. Во-вторых, хватит пошлить в сообщениях. В-третьих. Прекрати. Мне. Сниться. Стайлз вскакивает с места и хватает поднос. Ньют удивленно вскидывает брови. Скотт давится едой в другом конце столовой. Стайлз берет дополнительную индивидуальную тренировку, надеясь хоть как-то отвлечься, и позволяет делать с собой все, что угодно. Пинать под зад, заставляя прибавить скорости на тринадцатом круге, щекотать его живот, когда он пытается сделать еще одно подтягивание. Ньют только улыбается, смотря, как тренер принимает извинения Стайлза. Ах, да, этот ненормальный тоже взял дополнительную тренировку. Таких больше нет. Сумасшедших. Только Стайлз, который уже точно определился с диагнозом. И Ньют. Стилински чувствует, как у него дрожат коленки, когда он стоит под потоком воды, и он отчаянно пытается понять, что конкретно с ним в этот раз опять не так. Дело либо в трех сотках приседаний, выполненных в несколько мучительных заходов, либо в пятнадцати кругах, которые он пробежал, либо в Ньюте, который стоит прямо за его спиной, когда вокруг больше никого нет. Стайлз шумно выдыхает, когда чужой нос утыкается в его плечо. — Это нормально. Я все понимаю. — Ты… Стайлз хватает ртом воздух, прежде чем чужие руки поворачивают его в сторону. Теплые губы касаются шеи. Поднимаются выше. К губам. Стилински ловит поцелуй и хватается за плечи напротив, чтобы просто не сползти по стенке. Чужие пальцы где-то на пояснице. Стайлз разрывается на части. Он мысленно кричит. Не что-то определенное, а какую-то кошмарную смесь из «Что происходит?!», «Я сейчас помру прямо на месте, если это правда происходит», «Нет-нет-нет-нет, Ньют, нет» и самое громкое «Ох, да. Ньют…» Кажется, это было настолько громко, что Ньют услышал. Или нет. Стайлз шепчет чужое имя прямо в поцелуй, зарываясь пальцами в светлую макушку. Этажом выше Скотт давится воздухом в кабинете английского. Стайлз улыбается, как идиот. Ньют улыбается, как идиот. Скотт сидит с ними за одним столом в столовой и недоуменно переводит взгляд с одного на другого. Собирается задать вопрос, который повис в воздухе, но так и не решается. Стайлз болен. Но здоров. Ньют сказал, это нормально. Потому что он тоже бесповоротно чокнутый. Бирка «виновен» смята и безжалостно выброшена куда-то. Стилински уже не помнил куда. Симптомы, симптомы. Он уже все понял. Успел признаться. Раз десять. Ньют сказал, что это нормально, когда сам повторял одну и ту же крышесносящую комбинацию из трех слов по нескольку раз. — От тебя пахнет. — Чем на этот раз? — Им. Стайлз улыбнулся. Скотт довольно присвистнул, хлопнув друг-друга по плечу. Ньют помахал им с другого конца коридора. Может, он был болен. Может, это можно описать. Может быть, это можно вылечить. Но Стилински не хотел. И поэтому продолжал добровольно сходить с ума по чужой коронной ухмылочке окончательно и бесповоротно.