Тем лучше

- Она меня кинула, - это было первое, что сказал Пилигрим, появившись на пороге дома Уоллеса. Спустя года полтора после того, как свалил с Рамоной к черту на куличики. Уэллс почти не удивлен, так что пропускает бывшего (и, видимо, нового) соседа в квартиру. Скотт, наверное, по наитию находит кровать и падает лицом вниз. – Совсем одного, понимаешь? Чувак, мне так плохо. - А теперь подробнее, кто тебя бросил, почему тебя бросили, когда тебя бросили и почему, собственно, ты приперся ко мне? – Не то чтобы Уоллес привык быть для Скотта психологом. Скорее, он очень отвык от этого, полтора года прошло все же. - Рамона, - бубнит Пилигрим в подушку. – Несколько дней назад. Из-за компьютерных игр. - А еще подробнее? - Мы были с ней в Вашингтоне, снимали квартирку где-то в центре, - начинает Скотт, и Уэллс почти что жалеет, что попросил рассказать. – Маленькую такую, еще меньше этой. Но нам она так нравилась... А потом Рамона собрала мои вещи в сумку, сказала, что я только и делаю, что играю в приставку, и что ей это надоело. Я пытался извиниться, а она... Она... Она меня просто вышвырнула! - Итак, - Уоллес начинает понимать, почему именно он, и ему это не то чтобы нравится, - ты пришел сюда, чтобы жить... здесь? - Да. Уоллес закатывает глаза. Честное слово, полтора года прошло, а Пилигрим не изменился нисколько. Даже к своему соседу пришел все так же жаловаться. Уж если он жил в Вашингтоне, то уж мог бы, наверное, и там остаться. Были же у него там друзья, верно? Зная Скотта – целый десяток знакомых парней, как минимум один гей, еще сотня милых и не очень девушек. И буквально каждый второй мог бы дать временную (нет) крышу над головой. Однако же Скотт какого-то черта приперся сюда, потратив, наверное, все деньги на билет. Ну почему все натуралы такие придурки? - А если у меня кто-то появился и сейчас я живу с ним? – интересуется Уоллес. Ему интересно знать, как Пилигрим на это отреагирует. Пилигрим в принципе весьма хорош на странные эмоции. Скотт молчит с минуту, обдумывая ответ. Уэллс уже почти готов к тому, чтобы сказать, что просто шутит, иначе до него никогда не дойдет. Однако Пилигрим поднимает голову, кажется, плача, и выдает: - А у тебя появился? И, Господи, сколько же отчаянья в этом вопросе. Если Уоллес умел бы раскаиваться, он бы это и сделал, но он не умеет, так что просто треплет Пилигрима по волосам. Они такие мягкие, как какие-то перья, или что-то вроде того. Уэллс бы трогал их постоянно, если бы мог, но он не может. Пилигрим обиженно сопит. Раньше Уоллес сделал бы ему замечание, мол, простыни испортишь, только не сейчас. Скотт и так расстроен. - Это была проверка, - отвечает Уоллес обреченно. Не то чтобы он хочет отделаться от этого брошенки-парня, без него было скучно (чуть-чуть), просто... Это же снова выделять те часы, когда Скотта нет, чтобы переспать с очередным бывшим Стейси, делить еду и быстро мыться в душе. Уоллес не совсем к этому готов, но выбора у него как-то нет. – Можешь остаться, только ненадолго, окей? *** Ненадолго в понятии Пилигрима – почти месяц. Он сидит в кресле, таращится на компьютер или спит. Уэллс прекрасно понимает, что он расстроен, но не настолько же, в конце концов! Из-за Скотта приходится тащить новых любовников в другие места, а из-за этого, соответственно, парней мало. И вот как жить с этим хандрящим нечто под одной крышей? - Тебе нужно найти девушку, Скотт, потому что все это мне уже надоело, - говорит Уоллес. Он почти даже не готовился. – Я, конечно, все понимаю, ты переживаешь, но ты уже месяц не выходишь на улицу! - Выхожу, - отвечает Пилигрим, не отрывая взгляда от компьютера. – Я даже роман заводил, только меня снова кинули. Этот роман длился почти неделю, а потом она сказала, что я слишком странный, и ушла. - И как ее зовут? - Я не помню. Это уже клиника. Уоллес вздыхает еще более обреченно, чем обычно. То есть, вообще очень обреченно. Он все понимает, конечно же, но только не это. Он не хочет этого понимать, потому что это полнейшее сумасшествие. А еще это начинает напоминать одну историю, тоже произошедшую с Пилигримом. И почему всегда Уоллес должен разгребать это все? Почему не какая-нибудь Стейси? Или Ким? Ну почему всегда Уоллес? Ах, ну да, они же соседи, а Уэллс еще и гей, так что по определению знает, как успокоить человека. Ну что за стереотипы. - Так, ладно, смотри сюда, - просит Уоллес, понимая, что время исполнить этот стереотип, иначе Скотт совсем загнется, а это плохо. – Рамона тебя кинула, потому что ты только и делаешь, что сидишь в интернете, так? Я, конечно, ни на что не намекаю, но тебе стоит прекратить это дело! - Я не хочу. Приехали. *** В итоге проходит еще месяц, и Пилигрим даже выходит из дома. Иногда. Кажется, он нашел себе работу в какой-то кофейне, так что периодически пропадает там. Уоллес, у которого уже давным-давно не было парня, должен бы радоваться, но у него не получается. Скотт, он просто такой... потерянный. Когда сидит дома и листает очередной сайт, когда собирает вещи в кофейню, когда возвращается. Уэллсу его откровенно жалко, просто потому, что это Пилигрим, а быть таким печальным – не его стиль. Вообще. Наверное, со Скоттом стоит переговорить, так как переживания заходят слишком далеко, но Уоллес считает это выше самого себя. Так что просто смотрит на то, как Скотт ходит туда-сюда, как почти не общается с людьми и прочее, отчего сердце мерзко сжимается. Уоллес все еще хочет верить в то, что все наладится, но где-то к концу третьего месяца понимает, что само ничего не произойдет. Так вот. Возможно, споить Скотта, чтобы получить информацию – подло, даже очень, но Уоллес не придумал ничего лучше. Пилигрим начнет, как обычно, говорить, что в полном порядке, а потом снова залипнет на красоту стены. Возможно, Уэллс пожалеет об этом, когда парень начнет нести бессознательный бред про Рамону, но других вариантов все так же нет. Поэтому на следующий день Уоллес закрывает дверь, пронося в квартиру несколько банок пива. Обычному человеку ничего не будет, но это же Скотт Пилигрим, в самом же деле. Должно сработать. - Ты же знаешь, что я не пью... – пытается отказаться Скотт, начиная выглядеть еще более расстроенно. Уоллес не сдается, так что в чужих руках оказывается банка с пивом. - Пей, - приказывает Уэллс серьезно. – Тебе нужно расслабиться, видеть не могу твою кислую рожу. Это уже третий месяц! Как тебя еще не уволили с таким лицом, а? - Я не знаю, - бормочет Скотт. Банка у него уже открыта и, кажется, немного отпита. Полдела уже сделано. – Я просто торчу там все время и иногда готовлю кофе для Ким или Найвз... Вот и все, наверное, не знаю... - Ты, видать, ничего не знаешь, - хмыкает Уоллес, спокойно отпивая. Ему-то все равно на алкоголь. – Так, ладно, а теперь серьезно. Почему она тебя бросила? - Из-за игр. - Не ври мне. Я прекрасно знаю, что ты бы забыл про игры на всю свою жизнь, вспомни историю с волосами. Так что давай, говори. - Уоллес пьет снова. Скотт удивленно моргает, словно вспоминая что-то, а потом краснеет. У него такой очаровательный румянец, если честно. Одно загляденье, если честно. Если бы Уоллес мог, он бы только на это и смотрел, да еще и сам бы заставлял краснеть... Так, это уже не туда. - Я не хочу об этом говорить. Идея проваливается с громким треском. Уоллес позволяет Скотту допить банку, а потом закутывает его в одеяло и отправляет спать. Сам он ложится часа через два. В ту ночь Пилигрим прижимается непозволительно близко для натурала. То есть, очень близко, он даже ногу закидывает на своего соседа. Уоллес предпочитает думать о том, что Скотт просто пьян. Плевать, что от одной бутылки даже Пилигрим не опьянеет. *** Уоллес не любит Дни Рождения, особенно собственные. Он не хочет тратить деньги на то, чтобы украсить шариками дом и позвать гостей к себе в дом, потому что они все, буквально все, испоганят. Так всегда бывает, но в этом году все иначе. Уэллс не просыпается от шума, он в кои-то веки просыпается от запаха свежего бекона. Уоллес даже позволяет себе представить на мгновение, что это его парень, а за окном не холодный Торонто, а какой-нибудь Нью-Йорк, и все так хорошо и замечательно... Но на улице все тот же Торонто, а парня нет, только подозрительно сияющий Скотт. - Ты уверен, что оно съедобно? – интересуется Уоллес, сидя перед тарелкой. Края яичницы чуть подгорели, как и бекон внутри. А еще у Пилигрима пальцы в корявых бинтах, и руки он прячет за спину, неловко улыбаясь. – Ладно, не смотри на меня так, я съем. И ведь правда ест. Очень медленно и осторожно, боясь подавиться чем-то не тем, но ест. Хотя бы потому, что Скотт буквально сияет. Его настроение в последнее время находится где-то на отметке «ниже центра Земли», так что такой подъем – хороший знак. Уоллес доедает до конца, вытирает рот салфеткой и внимательно смотрит на соседа. Тот смотрит в ответ. - И зачем? – спрашивает Уоллес в конце концов. Скотт быстро моргает. – Пилигрим, говори, быстро. Иначе можешь собирать вещи и валить отсюда к чертям собачьим, ты мне уже надоел, честно слово. Лучше бы он этого не говорил. Скотт тускнеет, руки в бинтах опускаются вниз. Уоллесу отчаянно хочется взять его руки в свои, осторожно улыбнуться, растрепать эти мягкие волосы и вообще... Поцеловать. Да, именно. В честь дня рождения, наверное. Или по другой причине, о которой Уэллс не хочет думать. Без разницы, все равно поцелуй. - Я расскажу, почему расстался с Рамоной, потому что... – говорит Скотт тихо. – Потому что кинул ее я. - Что? - Ну, понимаешь, я жил с ней, а потом... Ну... – Пилигрим резко выдыхает. А что случается дальше даже Уоллес описать толком не сможет, а он много видел в своей жизни. Скотт перегибается через стол. Скотт облизывает свои сухие губы. Скотт сглатывает. Скотт приближается еще ближе. А потом Скотт целует. Это даже поцелуем не назовешь, они просто соприкасаются губами, но у Уоллеса внутри что-то взрывается. Он даже не закрывает глаза, как делает обычно, а разглядывает Пилигрима. Он такой красный, а волосы растрепались еще сильнее обычного. Уэллс успевает подумать о том, что теперь можно, прежде чем растрепать эти волосы еще сильнее. Скотт шмыгает носом. А потом Уоллес вдруг находит себя лежащим на кровати, медленно целующим чужую шею, а потом мысли куда-то улетают. Тем лучше.