Ты

Память - крошево, И все когда нибудь кончается. Не жалей того, Что, уходя, не возвращается.

Зимний Солдат не знает жалости. Он просто не запрограммирован на подобное. Действительно, какой смысл создавать суперубийцу и наделять его состраданием? Зимний Солдат не знает, кто он. Вернее, он не знает, кем был тогда. Сейчас все намного проще. Зимний Солдат не хочет знать, кем он был. Он просто есть. Зимний Солдат не знает отвращения, брезгливости, гомофобии или же эгоцентризма. Он - не личность. У него нет желаний, надежд или мыслей. Машина. НЕ человек. Он не испытывает сексуального возбуждения самопроизвольно. Только если это - часть задания. Ему все равно где, когда и с кем. Джеймс - не Зимний Солдат. Он все еще помнит, каково им быть. Но, в отличие от Зимнего, у Джеймса стоит на Стива. Барнс привык отделять Солдата от собственной личности. Так велит доктор Беннер. И Джеймсу очень хочется, чтобы его чёртова терапия имела эффект. Но во сне он стабильно видит, как Солдат убивает Стива. И какой смысл думать, что во всем виноват Зимний, если ты знаешь, что у него ТВОЕ лицо? Барнс просыпается от удушья, весь потный, с трясущимися от страха руками. Он думает, что если так будет продолжаться и дальше, то лучше бы Стив никогда его не спасал. Выносить эту пытку ежедневно слишком сложно. Зимний бы сказал, что это подобно миниатюрному обнулению. Джеймс - не Зимний, но он все еще помнит, что значит потерять память. Доктор Беннер говорит: "Ты справишься с этим, Джеймс. Просто пойми, что ты - не Зимний". Но Барнс знает, что это ложь. Он не помнит Стива. Хочет вспомнить, но не может. Иногда Джеймсу кажется, что он и не забывал Стива вовсе. Просто спрятал все воспоминания о нем так глубоко, насколько это вообще возможно, чтобы Зола не смог добраться до них своими потными ручонками. А теперь сам потерял к ним дорогу... Барнс может сидеть, думать о чем-то отвлеченном, а затем внезапно вспомнить, что чай в доме у Стива всегда отдавал медом, имбирем или малиной. И губы у Роджерса на вкус точно такие же. Зато вытащить из глубин бесконечного ничто, в которое Г.И.Д.Р.а превратила память Джеймса, воспоминания о том, ОТКУДА он знает вкус губ Стива - нереально. Роджерс приходит, садится рядом, смотрит воспаленными грустными глазами и молчит. Барнс понимает, что Капитан Америка заботится не столько о его безопасности, сколько о безопасности людей вокруг него. Стива Роджерса же гонит надежда (тупая старая сука, которая, как известно, умирает последней) найти в Джеймсе старого друга. Барнс честно хочет стать им. Но. Баки, кажется, любил Стива до остервенения. Джеймс не понимает, любит ли ОН. У него просто стоит на Роджерса. И это не кажется ему ни правильным, ни неправильным. В этом плане он чем-то похож на Зимнего. Джеймс хочет убедить себя, что ему плевать на Стива от слова совсем. Потому что Стиву плевать на него. Ему хочется защитить людей от Зимнего. Ему хочется защитить Баки от людей. Но Стиву даже в голову не приходит, что защиты от этих двоих просит Джеймс. И Барнс искренне надеется, что когда-нибудь настанет тот день, когда кошмары перестанут истязать его душу. Когда Стив (живой, ни разу не убитый сорвавшимся с цепи Зимним) перестанет ходить и бередить струп своих и Джеймсовых ран. Когда призраки Солдата и Баки станут настолько бесплотными, что Джеймс их не сможет разглядеть, даже если захочет, хотя он и не захочет. Когда получится стать ч е л о в е к о м, а не искалеченным психованным монстром, которого разворотило на миллионы кусочков. Джеймс смотрит на то, как разлетается водопадом сверкающих на солнце осколков стакан, который был зажат в бионической руке. Барнс с отвращением сплевывает и думает, что это когда-нибудь не наступит. Он просто сдохнет раньше. Доктор Беннер говорит: "Все наладится, Джим. Просто держи себя в руках". Смешно это слышать от человека, который в любой момент может превратиться в огромную зелёную херовину. Стив говорит, что Джеймса выпустят сразу же, как только признают социально безопасным. Иногда Барнсу кажется, что его не выпустят никогда. Потому что признать социально безопасным того, в ком живет Солдат - невозможно. И, наверное, в криогенной камере было гораздо лучше. Там он был н и к е м. А здесь он сломанная пародия на человека, которую пытаются склеить канцелярским клеем. Выходит, откровенно говоря, херово. Но Роджерс никак не оставляет попыток вернуть того. Джеймс не любит слово " Баки". Оно не вызывает у мужчины никаких откликов, хотя, казалось бы, должно. Даже имя "Стив" кажется Барнсу более знакомым. Оно постоянно маячит на перефирии сознания, словно играя в ебаные салочки. А вот "Баки" стерто из памяти совсем. Г.И.Д.Р.а хорошо знает свое дело. И Джеймс давно бы плюнул на все это. Беда в том, что "плюнуть" никак не может Стив. Когда он мягко целует Барнса, то ничего особенного тоже не происходит. У Джеймса снова каменный стояк. И только... Хотя, целоваться со Стивом приятно. Определённо приятно. У него мягкие пухлые губы, и они все так же отдают имбирем. Словно и не было этой пропасти в девяносто лет. Как будто Роджерс просто отлучался на какое-то задание, а теперь Джеймс встретил его. Когда Стив уходит, Барнс с остервенением бьет здоровой рукой по стене. Все это должно быть не так. Трудно сказать, почему Джеймса так ранит тот факт, что он не может стать для Роджерса тем Барнсом. Доктор Беннер говорит: "Память восстановится, Джеймс. С каждым днем ты снимаешь очередной блок, поставленный Золой". Он лжет. Наверняка. Потому что Джеймс не чувствует в себе нихрена подобного. Щ.И.Т. хочет, чтобы Барнс стал в строй. Им нужны его таланты. Вернее, им нужно то, чему обучен Солдат. Но в максимально стабилизированный форме. И, при таком-то раскладе, может статься, что Джеймс, а тем более Баки, им вовсе не нужен. Стив не хочет в это верить. А Барнс привык смотреть правде в лицо. Роджерс не приходит почти неделю. И Джеймсу кажется, что он заблуждался. Во всем. Ему не наплевать на Стива, как бы отчаянно он не пытался убедить себя в этом. Потому что отсутствие этого парня ранит больнее, чем должно. Больнее, чем было бы правильно. А затем Стив появляется. Он заходит в комнату ( камеру) Барнса и протягивает ему кружку с чаем. Огромную алюминиевую кружку. Джеймс дико хочет наорать на Роджерса. В чем смысл приносить что-то, что нельзя разбить, если это не помогает почувствовать себя менее ущербным ? А чай вкусный. Английский. С бергамотом. И Джеймс неожиданно вспоминает, что когда они оба были маленькими, отец Стива привозил такой с фронта. И они пили его из огромной походной кружки, обжигая пальцы о раскаленный алюминий. От таких воспоминаний Барнсу хочется взвыть. А Стив смотрит на Джеймса, кажется, совсем не моргая. Маньяк хуев. Доктор Беннер говорит: " Проблема в том, Джим, что ты САМ не пускаешь свои воспоминания наружу". И, наверное, впервые за весь курс терапии этот зеленый человечек оказывается прав. Джеймс, скорее всего, не не может, а не хочет быть Баки. Только Стиву об этом знать совсем не нужно. Стиву лучше вообще бы ничего не знать. Да и самого Роджерса хорошо было бы никогда не повстречать. В свой следующий визит тот притаскивает дурацкий вылинявший свитер, на котором едва виден вышитый крестиком носорог. И Джеймс против воли узнает в нем тот самый свитер, который больше века назад связал ему Стив. Это была лютая зима, и мелкий (а Стив всегда был для него мелким) вынужден был сидеть дома, чтобы не подцепить очередную простуду. Он постоянно жаловался на скуку, и как-то раз от тоски связал это свитер. Баки долго подшучивал над ним, называя "барышней". И тогда, в отместку, Роджерс вышил на свитере носорога. Дескать, будет еще мое время, походишь и ты рогоносцем. Джеймс хватает эту шерстяную тряпку, бессмысленную для него (хорошо бы в это и самому поверить), бионической рукой. Под пальцами трещат нитки. " Баки долго подшучивал над ним, называя "барышней"". Барнс безвольно разжимает руку. И свитер падает на пол, к ногам мужчины. Джеймс смотрит на него, как загипнотизированный. Он впервые назвал себя Баки в воспоминаниях. Но Стиву, кажется, мало того, что он уже разбередил в душе Джеймса то, что лучше было бы и не трогать. Он целует, проводит влажным горячим языком по ключицам, забирается теплыми шершавыми ладонями под футболку, и Барнс плавится от всего этого, как сыр в микроволновке. Он чувственно отзывается на каждое прикосновение, хотя и не понимает, почему реагирует именно так. Роджерс не должен вызывать у него такие чувства. Они пахнут прошлым. Как-будто тот Барнс просыпается всякий раз, когда Стив целует Джеймса. Словно Роджерс исподволь пытается вытащить Баки наружу. И это пугает экс-Зимнего Солдата до чертиков. А потом Роджерс приходит к нему с выражением мучительной окончательной решимости на лице. Он целуется так, словно завтра никогда не наступит. Словно это последняя их встреча. И на сей раз все заходит так далеко, что Джеймс и помыслить бы не мог, что это когда-нибудь случится. Стив в нем, вокруг него, везде. И Барнсу крышу срывает к херам от того, насколько все это наполнено чувствами. Пустота, поглощающая все его естество на протяжении стольких дней, исчезает. Джеймс не знает, хорошо ли это. Но в одном он уверен точно: ему сейчас пиздецки хорошо. А потом Стив клюет его губами в висок, смотрит печально-препечально, отчего у Барнса мурашки по коже и учащенное сердцебиение, и уходит. Совсем. Джеймс не знает, куда пропал Роджерс. Доктор Беннер, против обыкновения, ничего не говорит. Хотя Барнсу пиздец насколько хочется узнать куда же делся этот чертов Стив. Но Капитан Америка хорошо умеет заметать следы. Пожалуй, слишком хорошо для национального героя. Забавно, что именно после исчезновения Стива в Джеймсе проснулся Баки. Просто после того вечера, когда Роджерс бессовестно отобрал у Барнса его привычную и тщательно оберегаемую пустоту, Джеймс вдруг понял, что все. Нет больше психологических барьеров. Добротная стена, выстроенная Г.И.Д.Р.ой (самим Барнсом), рухнула в одночасье. Джеймс внезапно вспомнил абсолютно все. И, учитывая тот факт, что Стив решил пропасть, лучше бы и не вспоминать. Знать о том, ЧТО было между ними и не иметь возможности поговорить с Роджерсом - паршиво. И тогда у Джеймса появляется цель. Доктор Беннер говорит: "Ты молодец, Джим. Я вижу твои старания. Это похвально". И стыдливо отводит глаза. Он знает, в чем причина перемен Джеймса... Через три месяца Джеймса Бьюкенена Барнса официально признают безопасным для социума. На последнем сеансе терапии доктор Беннер смотрит куда-то в сторону, фальшиво улыбается, а перед самым уходом Джеймса, засовывает ему в карман худи измусоленную бумажку с адресом. Она настолько истрепана, что, очевидно, владелец много раз порывался отдать ее, раз мял в руках. Но решился, почему-то только теперь. Барнс стоит перед зеркалом и рассматривает свое отражение. Последним этапом терапии стала стрижка. Модельная стрижка в духе ретро. Совсем как в сороковые. Джеймс ухмыляется, глядя на парня, которого видит в зеркале, и говорит: -Ну, здравствуй. Баки. Когда Джеймс (БакиБакиБаки) появляется на пороге конспиративной квартиры Капитана Америка со спортивной сумкой наперевес, Стив застывает в немом изумлении. Он выглядит шокированным, но счастливым. По крайней мере Джеймсу хочется трактовать эту эмоцию как счастье. Баки оценивающе смотрит на Роджерса и приходит к выводу, что мелкий нисколько не изменился. - Неужели не рад меня видеть, Сопляк? - беззаботно спрашивает он. Как будто бы он не буквально воскресший из мертвых, а просто вернувшийся из отпуска. Стив тяжело вздыхает, проводит ладонью по лицу, точно снимая невидимую паутину, а затем выдыхает, скорее утвердительно: - Ты... И в этом слове все. Вообще все. Это огромно, как сама жизнь. И тогда Баки смеется, потому что теперь он с уверенность может сказать, что наконец-то свободен от Солдата. - Я, - говорит он, прижимаясь к небритой щеке Роджерса. - И я дома.